В ночь на 23 декабря команда саперов майора Ли из 325-го полка полковника Чарлза Биллингси взорвала мост под местечком Пти-Ланглир.

На другом участке полк контратаковал краутов.

Был взят в плен адъютант полка СС с приказом 2-й дивизии СС следовать через Вербомонт на Льеж.

Первые дни и ночи были самые трудные. Из леса невозможно было высунуться: все деревни заняты немцами. На дорогах — почти непрерывное движение больших колонн. Шли на запад — значит, наступление продолжалось. Все время стояли туманы. Только на шестой день очистилось небо, выглянуло солнце, и с самого раннего утра в воздухе появились не десятки, а сотни американских самолетов, истребителей, бомбардировщиков, разведчиков. Правда, теперь Виктору и Худу пришлось уйти поглубже в лес — немецкие солдаты во время частых бомбежек лесных дорог разбегались по лесу, спасаясь от бомб. Осторожнее пришлось обращаться и с костром.

В первый же день в лесу кончилась единственная плитка шоколада, которую проглядел в кармане у Эрика СС-унтерштурмфюрер.

В предрассветный час 2-я дивизия СС «Дас Рейх» послала в атаку 4-й танковогренадерский полк, поддержанный батальоном артиллерии, «тиграми» и «пантерами». Американцы с трудом отразили эту атаку, но им не удалось устоять перед второй атакой врага. Их позиции выдавал танкистам-краутам выпавший днем снег.

К вечеру через позиции 82-й дивизии отошли потрепанные части 7-й и 9-й танковых дивизий, отступившие из Сен-Вита.

Американцы продолжали отступать. Отводили свои войска 7-я танковая дивизия, 9-я танковая, 112-й полк 28-й пехотной дивизии, остатки 106-й дивизии.

В 6.25 был снят со своего поста генерал Боб Хасброук, так и не дождавшийся подкрепления. В 18.53 он получил обратно свою дивизию. Вот какой кавардак творился в штабе 1-й армии США у генерала Ходжеса.

Но генерал-майора Джонса, снятого с поста командира 106-й пехотной, никто не думал восстанавливать. Этого кадрового командира ждала позорная отставка за каких-то несколько месяцев до победы.

Генерал Гэйвин считал увольнение Джонса ошибкой. В британской армии, уверял он, за битого двух небитых дают. Этакая нерасчетливость в обращении со старшими командирами грозит деморализовать весь офицерский корпус.

Стремясь поддержать дух своих солдат, Айк направил специальные послания генералам Ходжесу и Симпсону и их армиям.

«Враг предпринял свое наивысшее усилие, чтобы вырваться из того отчаянного положения, в которое вы поставили его своими блестящими победами летом и

осенью. Он яростно дерется, чтобы отобрать все завоеванное вами, и не останавливается ни перед каким предательским маневром, чтобы обмануть и убить вас. Он все поставил на карту, но уже в этом сражении ваша беспримерная доблесть сделала многое, чтобы сорвать его планы. Перед лицом вашего испытанного мужества и стойкости он понесет полное поражение.

Но мы не можем довольствоваться лишь отпором ему.

Вырвавшись из своих долговременных укреплений, враг предоставил нам возможность превратить его азартную авантюру в самое тяжкое его поражение. Поэтому я призываю каждого бойца, каждого союзника подняться к новым высотам мужества, решимости и энергии. Пусть каждый будет одержим одной только мыслью: врага надо уничтожать на земле, в воздухе, повсюду. Убей его!

Объединенные этим стремлением и с нерушимой верой в то дело, за которое мы воюем, мы, с божьей помощью, пойдем вперед к нашей величайшей победе!»

Генерал-фельдмаршала Карла Рудольфа Герда фон Рундштедта нацистская пресса называла «фельдмаршалом, который ни разу не проиграл ни одного сражения». Когда власовская газета «Доброволец» повторила этот титул, Кремлев неосторожно заметил редактору:

— Гитлер снял Рундштедта с поста за то, что он, командуя группой армий вермахта «Юг», сдал Ростов-на-Дону. Это вам, господин редактор, прекрасно известно. Теперь Рундштедт сдал Нормандию англо-американцам. Выходит, его били на двух фронтах. Зачем же мы с вами его расхваливаем?

— Потому что, молодой человек, — строго ответил редактор, — мы с вами призваны заниматься не историей, а пропагандой. Пропагандисту нет дела до истории.

У русского, к счастью, нашелся неполный коробок спичек с имперским орлом на этикетке. Ввели строжайшую экономию спичек — с одной разжигали костер. Подолгу, часами, ходили взад-вперед под соснами, чтобы согреться ночью, когда жечь костер было особенно опасно. Спали в построенном в густом подлеске шалаше, подложив под себя еловый лапник, по очереди: сначала два часа — один, потом — другой. Важно было не обморозиться. Тяжелое обморожение мучительнее всякой раны. Русский научил американца расстегивать ботинки и наполовину приспускать их с ног — так было гораздо теплее да и кровь не застаивалась в ногах. Сам он был в коротких, подбитых гвоздями вермахтовских сапогах.

— Хорошее у вас имя, — сказал американец. — Вы знаете, что оно означает?

— Виктор? А как же! Победитель.

Воды в лесу они не нашли. Жевали снег или пили воду, капавшую в портсигар Виктора с сосулек, висевших на деревьях с южной стороны.

Курево — немецкие сигареты «Юнона» — у Виктора кончилось на второй день.

Часто валил мокрый снег.

— Три фута! — удивленно проговорил Эрик, измерив глубину снега в лесу. — У нас в Бедфорде, штат Пенсильвания, это редкость, но бывает и побольше.

Эрик оптимистически оценивал обстановку:

— Это наступление Гитлера в Арденнах — сплошная авантюра. Еще кайзеровский начальник Генерального штаба Альфред Шлиффен разработал удар по северному флангу французов через Арденны и Бельгию. Потом эту идею успешно использовал в 1940 году нынешний фельдмаршал фон Манштейн, бросив танки через бездорожье Эйфеля и леса Арденн, которые французы считали непроходимыми для танков. Немцы всегда выигрывали сражения, но проигрывали войны. А теперь и силы у Гитлера не те. Вы их порядком перемололи на Востоке.

Они уже многое рассказали друг другу о себе. Эрик поведал все мало-мальски важные события из своей короткой биографии, и Виктор тоже рассказал о себе что мог. Родился он в Одессе двадцать три года тому назад. Жил и учился в Москве. После школы пошел в педагогический институт на факультет иностранных языков…

Слушая рассказы Кремлева о боях-походах, Эрик удивлялся его везучести.

— А ведь ты, Вик, ходячее исключение из теории вероятности. Согласно этой теории, тебе уж давно положено подпирать снизу ромашки, как выражаются крауты.

— Признаться, — отвечал Кремлев, — и я начал удивляться своему военному счастью уже после первого задания в тылу врага. Но после одной серьезной раны уже, увы, не считаю себя завороженным от пули.

Рассказывая о том, что ему пришлось пережить в первые часы неожиданного наступления немцев, Худ сказал Кремлеву:

— Вот когда я понял, как прав был наш армейский капеллан-католик Билли Кюммингс, когда он произнес исторические слова: «В окопах не бывает атеистов». Впервые с детских лет взмолился я господу богу, хотя с детства не ходил в церковь. А ведь мои родители — набожные пресвитерианцы, потомки шотландских пуритан.

— А я — атеист, — сказал Кремлев. — Мои родители раз и навсегда порвали с русской православной религией сразу после революции… И я о боге — есть он или нет — думал очень мало. Только раз мне захотелось призвать его на помощь — а вдруг он все-таки есть. Это было в партизанском лесу, в болоте, где я лежал целые сутки один, тяжело раненный немецкой разрывной пулей в ногу, и истекал кровью. Но, помню, сказал себе: «Не трусь, не будь предателем, не молись!»

— Ты и в самом деле большевик? — спросил Худ. — Наверное, все русские разведчики — большевики?

— Я ж отвечал вам на допросе: комсомолец я.

— А я считаю себя демократом джефферсоновского толка.

Скоро дошло дело и до заветных фотокарточек Эриха. Виктора поразило, что некоторые из них были цветными, — таких фотографий он еще не видел. Вот жена Пегги, или просто Пег, сокращенно от Маргарет…