Виктор вспомнил Париж в годы оккупации.

Париж всегда Париж. Даже во время четырехлетней ночи оккупации он оставался Парижем. Из-за нехватки электроэнергии погасли яркие рекламы магазинов, сияющие витрины, закрылись почти все театры, кинотеатры и кабаре. Остановились лифты на Эйфелевой башне. Парижане вели полуголодное существование, «чрево Парижа» почти пустовало, но «черный рынок» ломился от самых дорогих яств. И все же, как убедился Кремлев, пробегая в бистро глазами объявления в «Пари суар», по-прежнему пела Эдит Пиаф. В «Елисейском клубе» выступал с эрзац-ковбойскими песнями молодой певец Марселя, любимец кабаре Лазурного берега Ив Монтан. На Пляс Пигаль вовсю работали бордели и вертепы, посещаемые офицерами вермахта. Что-что, а «сладкую жизнь» Парижа комендант города генерал фон Хольтиц не прикрыл. Собственными глазами видел Виктор длинную очередь у кинотеатров, где шли такие боевики, как «Еврей Зюсс», цветной «Барон Мюнхгаузен», «Девушка моей мечты» с Марикой Рокк и «Убийца живет в номере 21».

На лезвии бритвы балансировал великий шансонье и замечательный подпольщик Морис Шевалье. Прежние его поклонники отвернулись от него как от коллаборациониста. И напрасно. Потому что Шевалье вел смертельно опасную игру, в ходе которой он мог легко стать жертвой как патриотов-подпольщиков, так и гестапо. У сорокадвухлетнего шансонье были свои давние счеты с бошами. В 1916 году он сумел, подделав документы, бежать из германского лагеря военнопленных, куда он попал раненым. А во время второй мировой он сам поехал в концентрационный лагерь, чтобы поднять дух своих пленных соотечественников. Он жил в вишистской Франции, и немцы, зная о его любви к еврейке, шантажировали его, заставляли его развлекать их. Подполье разрешало ему делать это — он привозил обратно ценные разведданные. Маску свою он носил так хорошо, что Биби-си объявила его предателем своего народа. Маки пытались даже убить его, но все, к счастью, обошлось, и в освобожденном Париже Морис Шевалье под гром оваций выступал вместе с Марлен Дитрих. А в зрительном зале сидел «освободитель отеля «Риц» Эрнест Хемингуэй…

1-я армия наступала по северной Франции, пересекла бельгийскую границу и в начале сентября взяла Намюр и Аахен. Теперь ей предстояло взломать линию Зигфрида.

Вспоминая свой путь во Франции и Бельгии, Эрик Худ не мог сказать, чтобы он был очень уж трудным. У краутов не хватало сил, чтобы сдержать натиск американских и британских армий. У правого соседа 1-й армии — 3-й армии генерала Джорджа Паттона — был такой поразительный случай. Однажды ночью Люфтваффе бомбили лагерь немецких солдат и офицеров. Военная полиция открыла ворота лагеря и выпустила военнопленных, взяв с них честное слово, что они вернутся в лагерь после налета. И что же? Из тысячи краутов не вернулись только полсотни! Вот до чего дошла деморализация вермахта!

Июнь — июль — август. Такого долгого и жаркого лета не было в его жизни. Эрик чувствовал себя освободителем, но сознавал, что сотни тысяч французских макизаров сами сделали все, что было в человеческих силах, ради своей свободы. Это были союзники, друзья. И таких же людей он встретил в конце лета в Бельгии, когда прорвался туда с 1-й армией в район Урт-Амблев. Его дивизия принимала участие в охвате Льежа с правого фланга. Льеж взяли, по пятам преследуя в беспорядке отступавших краутов, словно забывших вовсе о позиционной войне.

Бельгийский король Леопольд отрекся от престола. Возвратившееся из Лондона эмигрантское правительство во главе с премьером Пьерло провозгласило регентом его младшего брата Шарля. Эрик плохо разбирался в сложной и запутанной политической борьбе, но он не мог одобрить явного и неблагородного стремления эмигрантов, которых поддерживал ставленник Черчилля посол в Брюсселе Нигбел Хьюджессен, прижать героев Сопротивления, по три-четыре года сражавшихся в партизанах или подполье против гитлеровцев. Франтиреры устроили в Брюсселе мирную, невооруженную демонстрацию против разоружения партизанских отрядов. В них стреляли жандармы. Несколько человек было убито, почти сорок ранено. Это поразило Худа до глубины души. В полку говорили, что за беспорядками стоят коммунисты, но ясно было, что приказало жандармам стрелять в народ правительство Пьерло.

Между тем 1-я армия осталась без горючего, без боеприпасов и продовольствия. Не привыкшая к экономии, никогда не знавшая никакой нужды армия вдруг оказалась в тяжелом положении. Во всем винили Монти — это он не смог очистить от краутов антверпенский порт.

Пришлось взять тайм-аут в Арденнах, совсем недалеко остановиться от Рейна, хотя все понимали, что это даст краутам время укрепить Рейн и линию Зигфрида.

На Англию посыпались ракеты «Фау-2». Журнал «Тайм» писал, что, по слухам, немцы лихорадочно готовятся применить ракету «Фау-2» с атомной боеголовкой, которую им, возможно, удастся перебросить и через океан. Но к этим слухам мало кто прислушивался.

Перед высадкой в Нормандии союзные разведки делали все, чтобы убедить абвер и СД, что союзники высадятся не в Нормандии, а в районе Кале, шли на различные хитрости, только бы сбить краутов с толку. Известны случаи, когда союзные разведки забрасывали во Францию своих агентов, которым в Англии внушали мысль, что высадка десанта состоится в… районе Кале. А после того, как агенты попадали в тыл врага, их тайно предавали гестапо! Агентов, в основном французов, подбирали с таким расчетом, чтобы они под пытками говорили о высадке главного десанта в районе Кале, а отвлекающего — в Нормандии. Немцы попались на эту удочку и так и не сняли из района Па-де-Кале свои дивизии, когда началась высадка в Нормандии.

— Но встает вопрос, — взволнованно спрашивал Виктора Эрик, — можно ли было нашим разведкам идти на такие жертвы? Разве не аморально бороться с фашистами их же методами? Значит, цель оправдывает средства. Меня пугает эта готовность предать свои идеалы ради собственных интересов. Стоит платить за победу такой дорогой ценой? Ведь многие американцы вслед за Паттоном говорят сейчас о том, что Америка должна править миром. Но еще в Библии сказано: горе тому, кто завоюет мир, но потеряет Душу!

Слушали какую-то таинственную подпольную немецкую радиостанцию. Некто «Дер шеф» ругал Гитлера и обещал окончательно разделаться с ним в новом году, отомстить за графа фон Штауффенберга, Йорка фон Вартенбурга и других героев 20 июля. Говорил «шеф» как настоящий берлинец, в запасе у него был неистощимый арсенал бранных слов, выражений и окопных сальных острот. Представлялся он «рупором» генеральского заговора против фюрера.

Виктор слышал об этом «шефе» давно. Впервые в эфир он вышел задолго до заговора генералов, когда еще эти генералы в пылу побед и не помышляли о том, чтобы идти против «обожаемого фюрера». «Шеф» и его коллеги переходили с волны на волну, меняли время передач и их участников, уверяли вермахтовцев, что организация заговорщиков крепнет день ото дня, число ее радиостанций растет. Виктор мечтал о связи хотя бы с одним из этих антигитлеровских «золотых фазанов».

(И только после войны он узнал, что «шеф» — это капрал Пауль Зандере, сочинитель детективных романов, — вещал не из Германии, а из английского городка Блечли, где находился крупнейший центр британской радиоразведки, где родилась «Ультра». «Дер Шеф» причинял гестапо и СД куда больше беспокойства, чем англичанам «лорд Хоу-Хоу», бывший член Британского союза фашистов, английский предатель — Уильям Джойс, вещавший на Англию из Берлина. Он был повешен в 1946 году главным палачом Англии Артуром Пьер-Пойнтом.)

— Виктор! — крикнул, вбегая в землянку, Эрик. — Мы дали жару фельдмаршалу Моделю! Может, даже убили его!..

Эрик был необычайно возбужден и весь сиял.

Оказывается, он устроил с ребятами засаду в лесу на восточной дороге, в нескольких километрах от Мейероде. Движение было слабое, шли порожние грузовики. Не спеша прошагал патруль с миноискателями. И вдруг за деревьями мелькнула штабная машина с трехцветным шашечным штандартом фельдмаршала Моделя. Ее сопровождал конвой из шести мотоциклистов, мчавшихся к Мейероде. Было это в половине первого…