Проводив наставника до двери, я вернулся в комнату, прилег на не расстеленную постель и принялся размышлять. Про мировую паутину думать расхотелось, поэтому я начал рассуждать про следующее выполнение секвенции Артура.

В прошлый раз золото возле белой пирамидки зажигал Петров, а переносу подверглось то, что находилось внутри треугольника, то есть, я. Если в следующий раз я буду зажигать золото сам, то, по меньшей мере, мои руки будут за пределами треугольника. Означает ли это, что мой двойник отправится в тот мир безруким? Такое и представить страшно. Золото должен будет зажечь кто-то другой. Кто? Решение пришло быстро – Алёна. Как помнится, в своё время, когда в ее распоряжении по случайности оказались пирамидки и рецепт секвенции удвоения, ей удалось ее выполнить. В тот раз, если не ошибаюсь, она стала обладательницей тощей пачки тысячных купюр, правда, купюры оказались зеркальными и практической ценности не имели. Тем самым, попросив Алёну помочь мне в этом деле, я не расширяю круг посвященных в факт существования секвенций. Значит, так и сделаю, решено.

Я прикрыл глаза и начал думать о сценарии, – каким образом можно выполнить противоречивые пожелания моих новых коллег-заказчиков? Понемногу сюжет стал прорисовываться. Оставалась, правда, пара темных моментов, но я решил, что придумаю что-нибудь в процессе. Подгоняемый творческим зудом (приятнейшее ощущение!), я поднялся со своего ложа и неспешно, растягивая удовольствие, двинулся к компьютеру.

Учитель нажал на ввод, отсылая электронное письмо, бросил бдительный взгляд на спутниковую тарелку, закрепленную за окном, порадовался новой зоркости своих глаз и спросил у невидимого собеседника:

– Ты здесь?

– Я же объяснял, я – повсюду.

– До этого ты уже объяснял, что ты – всегда, но, по-моему, к маленькому Джонсу это не относится,  – Джонс на это ничего не ответил, и старику померещилось обиженное мальчишеское сопение, однако, спустя короткое время, мальчик, похоже, справился с обидой и попросил:

– Расскажи мне о своем друге – о том, которому ты отправил рецепт секвенции.

– Он из Европы, я знаком с ним очень давно и многие годы называл его Карловичем. А оказалось, что Карлович – это имя его отца, не так давно приходил его молодой друг и рассказал об этом. Когда-то Карлович был моим учителем, профессором университета. Потом, озаботившись поиском вечной жизни в этом мире, назвал себя моим учеником. Правда, теперь он уже вечной жизни не ищет.

– Не взыскует жизни присной, – со знанием дела заключил мальчуган, – как-то нехарактерно для европейца. Большинство из них не могут взять в толк, зачем прерывать цепь перерождений – с их точки зрения жизнь в Сансаре вполне комфортна, а уж остаться навсегда в одном мире – просто предел мечтаний.

– Он считает, что нашел способ не прерывать потока собственного сознания, перерождаясь в другом мире, и любопытство влечет его дальше в другие миры.

– Ну это мы еще посмотрим, насчет радости непрерывного сознания, – желчно пообещал мальчуган, – небось, сам не рад будет – миров в Круге Сансары пока всего два. Впрочем, если удастся объединить все миры, твоего друга ждут весьма увлекательные приключения. А теперь возвращайся в свою келью, продолжим нашу беседу.

– Ну, что же, часть дела, считай, сделана, – с удовольствием произнес старик, устраиваясь на своем низком ложе и отхлебнув чистой воды из железной чашки.

– Лиха беда начало, – согласился мальчуган, – но дело будет завершено только после объединения всех шести миров.

– Если тебе открыто и прошлое и будущее, ты можешь сказать уже сейчас, завершим ли мы наше дело, и не напрасны ли наши труды.

– Даже Мне-Всему не видно последствий, вызванных секвенциями. Я не знаю, будет ли присоединен третий мир, не говоря уже о прочих.

– Может быть, позволишь приступить мне к основным обязанностям?

– Каким?

– Познавать Тебя-Всего, разумеется.

– Это – твоя единственная обязанность, – назидательно заявил нахальный  молодой человек. – О чем бы ты хотел поговорить?

– О законах и секвенциях, их нарушающих.

– Закон, строго говоря, есть всего один – закон сохранения. Ты как физик должен об этом знать.

– Да. Это базовый закон физики. Совокупная энергия замкнутой системы не изменяется. Разумеется, с учетом энергии, которую содержит любая масса.

– Молодец. Смотрю в университете тебя учили не только ушами шевелить.

– Когда-нибудь я тебе перечислю всё то, чем я умею шевелить, и ты будешь просто поражен, – пообещал старик, которого недавно очень успешно подлатали, – но объясни мне, о каком сохранении могла идти речь, когда я очутился у пещеры Миларепы. А еще вчера ты предлагал мне продемонстрировать себя девушкой – стервозной, но, я уверен, очаровательной. Где ты тут видишь соблюдение закона сохранения?

– А где ты тут видишь замкнутую систему? Во-первых, твой мир разомкнут в том, что ты называешь временем, а во-вторых, он связан с другим миром – пока, с одним. Поверь мне, для двух миров с учетом их распространенности во времени, закон соблюдается безукоризненно. Можешь мне доверять – я сам и есть этот закон.

– А что происходит, когда срабатывает секвенция?

– Закон нарушается. Приведу пример. Существует секвенция, которую любят демонстрировать неофитам из-за простоты ее выполнения и малого периода безразличия. Заключается она в следующем: в две пентаграммы помещают сходные предметы и воздействуют на них звуковым колебанием определенной частоты. Пока не прервался звук, предмет из второй пентаграммы сам регулирует свою тепловую энергию таким образом, чтобы она совпадала с тепловой энергией первого предмета.

– Кажется, понимаю. Если я буду отводить тепло от первого предмета, то второй будет охлаждаться? А где здесь нарушение закона?

– В приведенном тобой примере совокупная энергия того, что ты называешь мирами Сансары, будет уменьшаться. Догадываюсь, что для тебя пляшущая корова представляет собой более загадочное явление, но ты в этом ошибаешься.

– Энергия миров Сансары уменьшается и Ты-Весь испытываешь страдания?

– Не страдания. Скорее – досаду, как я уже говорил. Но довольно на сегодня о секвенциях. Спроси о чем-нибудь другом.

– На что ты похож? Понимаю, что та твоя часть, что говорит сейчас со мной, во многом напоминает человека. А есть ли что-то в этом мире, известное мне, но в то же время напоминающее Тебя-Всего?

– Ты хочешь использовать аналогию как метод познания? Расскажи мне, как ты это видишь, а я придумаю, с чем себя сравнить.

– Я уверен, что рациональное познание зиждется на аналогии. Мир, несомненно, един. Един в тебе, как думаю я, или в своей материальности, как думают другие, но – един.

– Некоторые полагают, что мир един и регулярен оттого, что придуман одним создателем, поэтому повсюду прослеживается единый стиль мастера, – нейтральный тон собеседника не позволял предположить, как маленький Джонс относится к собственному высказыванию.

– Не перебивай меня, – попросил старик, – я боюсь потерять мысль. Итак, аналогия. Про кого-то говорят, что он тверд, как камень гранит, и это – аналогия. Я распространяю известные мне свойства гранита на этого человека, и предполагаю, что, если на него сильно давить, он будет держаться до последнего, а затем даст трещину и рассыплется в крошку.

– И не успеет прокричать петух, как этот камень, под силой давления, трижды предаст, – с готовностью подхватил мальчик и желчно добавил, – не стоит ли тебе пойти в своих предположениях еще дальше и допустить, что этот некто, подобно граниту, состоит из кварца, шпата и слюды?

– Развивая методы познания, нужно научиться определять, какие из свойств аналога можно распространить на изучаемый предмет, – горячо сказал старик, не раскрывая, впрочем, рта, – возможно в этом помогут медитативные практики, и тогда рациональное и нечувственное познание дополнят друг друга!