Французу был оказан в Павии триумфальный прием. Ни Фридрих, ни Райнальд не ожидали столь быстрого успеха. Тем важнее было как можно полнее воспользоваться им. Не о чем было долго совещаться — надлежало, не теряя попусту времени, заключить государственный договор, который бы обеспечил признание Виктора единственным законным папой. Предполагалось, что Людовик, потребовавший, чтобы на собор явились оба папы, возьмет на себя обязательство прибыть вместе с Александром. Поскольку же весьма вероятен был отказ Александра почтить собор своим присутствием (ведь он не признавал какого бы то ни было суда над собой и, более того, не считал возможным общение с преданными анафеме немцами), в договор вписали особое условие, что будет считаться проигранным дело того папы, который откажется от явки. Затем уже оба государя, Фридрих I и Людовик VII, должны будут неукоснительно исполнять решения этого церковного собора.
Проведение собора намечалось в Сен-Жан-де-Лоне, на границе двух королевств, на равном удалении от Дижона на французской и Доля на германо-бургундской земле. Но еще до этого обоим правителям предстояло встретиться на нейтральной территории — на мосту через реку Сону. Здесь, лично поприветствовав друг друга, они, в присутствии обоих пап и своего ближайшего окружения, должны будут клятвенно подтвердить собственное намерение соблюдать договор. Принятие окончательного решения доверялось представителям немецкого, французского и итальянского клира, так что большинство в две трети императору было гарантировано, поскольку итальянская церковь уже находилась под его строгим контролем.
Граф де Труа покинул Павию с письмом от императора Фридриха I к Людовику VII, в коем выражалась уверенность, что, наконец-то, близок долгожданный день, когда будет положен предел и братскому раздору между французами и немцами, и церковному расколу. Райнальд Дассельский также направил послание к французскому канцлеру Гуго, епископу Суассонскому. Признание папы Виктора IV Францией должно было вот-вот состояться, а вместе с ним близилось и торжество политики императора, еще более впечатляющее, чем триумфальное завоевание Милана.
Однако Людовик VII, узнав о достигнутых соглашениях, был вне себя от ярости. Он не давал таких полномочий графу де Труа! Никто на заставит его выполнять договор, заключенный без его ведома и даже вопреки его воле! Король бушевал, выплескивая приливы гнева и вновь обретая способность рассуждать здраво: им самим же данные Генриху де Труа полномочия были достаточно определенны и широки, так что теперь он был связан заключенными соглашениями. Но даже если бы он и не захотел их соблюдать, отступать все равно уже было поздно, поскольку император успел разослать приглашения всем королям участвовать в столь знаменательном событии, венчавшем собой преодоление церковного раскола. Что будет, если все сорвется по вине короля Франции? Не пострадает ли его репутация «христианнейшего государя»? Подготовка к собору уже шла полным ходом и не заключалась в одной только рассылке приглашений. Рассказывали, что в Доле собирается множество строителей, готовых приступить к возведению в той малолюдной и неприветливой местности огромных палат для проведения столь важного собрания. Ходили также слухи, что имперские князья и вассалы императора, короли Венгрии и Дании, прибудут на собор со своими дружинами — всё имперское войско выступит в поход. Пусть французский король теперь посмеет нарушить подписанный от его имени договор!
Итак, во что бы то ни стало Людовик должен был явиться к условленному сроку 29 августа на встречу на мосту через Сону, и притом в сопровождении папы Александра III.
В течение двух дней Людовик изо всех своих сил старался уговорить папу, но тот оставался непреклонным, не идя ни на малейшие уступки. И напоминание о том, что был же он представлен на соборе в Тулузе двумя легатами, что равносильно его личному присутствию, не произвело ни малейшего впечатления на Александра, отчетливо сознававшего, куда клонится дело. Король стал упрашивать папу следовать за собой хотя бы на некотором удалении, чтобы с моста его можно было по крайней мере увидеть: так он сумеет избежать встречи с преданными анафеме немцами, но договор тем не менее будет выполнен. Когда в ответ на это Александр возразил, что не хотел бы рисковать своей жизнью, Людовик лично поручился за его безопасность, но и это не помогло. Александр упорно отказывался ехать, выражая готовность лишь направить от себя нескольких кардиналов, которые при необходимости могли бы ответить на интересующие собор вопросы. Так, ничего не добившись, король с тяжелым сердцем отправился в Дижон.
Тем временем Фридрих Барбаросса завершал свое четырехлетнее пребывание на Апеннинах. За эти годы многое изменилось в Италии, как того хотелось императору. Собираясь теперь покинуть страну, он созвал в Турине назначенных им подеста, чтобы дать им указания, как надо действовать во время его отсутствия. Поход против Сицилии не отменялся, а лишь на время откладывался, так что он распорядился проводить необходимые для этого приготовления. Распрощавшись — как ему казалось, ненадолго — со своими итальянскими подданными, 21 августа 1162 года Фридрих отбыл с небольшой свитой из Турина в Бургундию. Благополучно преодолев Альпы, он своевременно прибыл в Доль.
После соглашения о встрече правителей Франции и Германии, папа и император принялись агитировать в своих интересах: Фридрих — за участие как можно большего числа князей, Александр же — против этой встречи вообще. Он пытался сорвать ее, убеждая французского короля как в личных беседах, так и в письмах, а также через канцлера Франции, епископа Суассонского Гуго, отказаться от нее, пророча множество бед не только церкви и ее главе, но также королю и его стране, если, не приведи Господи, намеченная встреча состоится. Сам Александр наотрез отказался участвовать во встрече монархов, приводя в оправдание все тот же довод: глава святой римской церкви неподсуден мирскому суду. Со своей стороны, Барбаросса в посланиях духовным и светским князьям Империи уверял, что король Людовик на съезде знати двух королевств признает Виктора единственным, законным папой. К своим наиболее доверенным князьям император обратился также с просьбой привести с собой вассалов в полном снаряжении, поскольку требовалось принять меры предосторожности. При этом Фридрих имел в виду военные приготовления Людовика перед их несостоявшейся встречей в 1157 году. Обращение к князьям с подобного рода просьбой не укрылось от другой стороны, повергнув французов в замешательство: мало того что император пытается грубейшим образом предопределить результаты встречи, так он еще создает угрозу для партнеров. Понятно, что военные приготовления Барбароссы заставили и французского короля принять свои меры.
Прибыв 29 августа 1162 года к месту встречи, французы с тревогой смотрели на раскинувшийся на противоположном берегу Соны палаточный лагерь немцев. В любой момент княжеские дружины готовы были вторгнуться на французскую территорию, начав безнадежную для Франции войну. Отсутствие Александра могло спровоцировать столкновение.
По правилам церемониала, на мосту сначала должны были встретиться посланцы с обеих сторон, дабы возвестить друг другу о прибытии своих суверенов. Лишь затем оба правителя в сопровождении пап и собственных приближенных должны были выйти навстречу друг другу, обняться и принести взаимную клятву о соблюдении договора. Поэтому, когда настал долгожданный день, Фридрих вместе с папой Виктором IV стоял в ожидании встречи, тогда как Райнальд отправился на мост для обмена церемониальными любезностями с французами. Людовик, с утра выехавший из Дижона в охотничьем наряде, отнюдь не предназначенном для официальных торжественных встреч, скрывался в леске неподалеку от моста. Оттуда он и послал к немцам архиепископа Турского, епископа Парижского и аббата монастыря Везелэ.
Неприятнейшим сюрпризом для Райнальда и находившегося при нем графа де Труа явилось известие о том, что король Франции не смог прибыть, поскольку лишь вчера ознакомился с текстом договора, а так как решение столь большой важности нельзя принимать в спешке, он просит об отсрочке на три недели. Райнальд отклонил просьбу, заявив, что король обязан явиться на встречу, точно так же, как император готов это сделать. С этим ответом французские парламентеры и возвратились к Людовику, с тревогой на душе отправившемуся обратно в Дижон. Договор, вне всякого сомнения, был нарушен. Тем временем Генрих де Труа изо всех сил старался успокоить императора и уговорить его на трехнедельную отсрочку. Райнальд был решительно против, требуя взяться за оружие, однако князья, менее всего готовые к непредвиденной войне, настоятельно рекомендовали мирное решение. Как-никак их приглашали на церковный собор и рейхстаг, а не в военный поход. Они не испытывали ни малейшего желания положить свои жизни ради исполнения честолюбивых замыслов Райнальда.