Торжественное обещание беспрепятственного ухода не убедило Барбароссу, поскольку уже не раз совершались покушения на его жизнь и свободу. Переодевшись слугой, в сопровождении нескольких человек ночью он покинул город под благовидным предлогом заблаговременного поиска ночлега на следующую ночь. Так императору удалось пройти через перевал Мон-Сени и добраться до Гренобля. Тем временем в Сузе один из рыцарей Барбароссы создавал видимость его присутствия. Когда же бегство императора обнаружилось, его супруге и прочей свите под предводительством герцога Бертольда Церингена позволили беспрепятственно уйти, показав тем самым, что и вправду все дело было в заложниках.

Прославленный триумфатор милостью Божией император Священной Римской империи бежал в одежде слуги, как зверь пробираясь среди расставленных на него капканов. Все, чего добился Барбаросса за пятнадцать лет в своем стремлении упрочить господство немцев в Италии, рассыпалось прахом. И все же врожденный оптимизм, не покидавший императора даже в самые трудные минуты, подсказывал, что еще не все потеряно.

По возвращении из Италии весной 1168 года император долго оставался в прирейнских областях, где он всегда с особым удовольствием останавливался в своих любимых резиденциях в Вормсе и Хагенау. Правда, на этот раз удовольствие было испорчено мучительными болями в ногах, вызванными очередным приступом подагры. Сказалось перенапряжение последних десяти лет, проведенных в непрерывных разъездах, сражениях и лишениях. Только в Италии он семь лет практически постоянно находился в пути или в полевом походном лагере. Теперь Барбароссе предстояло как никогда долго прожить в Германии — целых шесть лет, занимаясь наведением порядка в стране и восстановлением растраченных на Апеннинах сил. Это были годы, бедные событиями, но богатые результатами.

Главной причиной провала своего четвертого итальянского похода Фридрих считал раздоры в Саксонии, помешавшие князьям, вступившим в очередной конфликт с Генрихом Львом, откликнуться на его просьбы о помощи. У Фридриха не раз появлялась возможность воспрепятствовать росту могущества Вельфов, и все же он сознательно этого не делал. Снова и снова князья, страдавшие от произвола Генриха, подавали жалобы в императорский суд — и ни разу не был вынесен желательный для них приговор. Дело неизменно заканчивалось мировым соглашением, о соблюдении которого Генрих потом и не помышлял. Чем могущественнее становился герцог Саксонии и Баварии, тем весомее было его слово в совете князей. Император вынужденно терпел это: до тех пор, пока он чувствовал за спиной поддержку Генриха Льва, его руки были развязаны для реализации собственных грандиозных замыслов. Вельф оставался в полной безопасности под защитой императора, сознавая при этом его зависимость от себя.

Однако по мере упрочения собственной власти Фридрих все больше приходил к убеждению о нетерпимости подобного положения. Теперь же, после постигшей его около Рима катастрофы, когда Барбаросса тщетно ждал помощи от Генриха, но так и не дождался ее, он стал воспринимать герцогское могущество Вельфа как угрозу для себя. После крушения императорского господства в Италии центр тяжести имперской власти переместился. Если раньше доминирующее положение Генриха Льва в Германии уравновешивалось господством Фридриха в Италии, то теперь это равновесие было нарушено, и преобладание могущества Вельфа стало слишком очевидным. Основанная на земельных владениях сила Фридриха как швабского герцога не шла ни в какое сравнение с мощью Вельфа, который, владея Баварией и сильно расширившейся за счет славянских территорий Саксонией, железной хваткой держал всю Империю.

Но тем важнее для Барбароссы была теперь дружба с Генрихом Львом, по крайней мере до тех пор, пока ему не удастся восстановить свое господство в Италии. Для решения этой задачи, занимавшей все его помыслы, император готов был прибегнуть к любым средствам. Сначала следовало восстановить мир в Саксонии. Созданную в свое время коалицию для борьбы против Генриха Льва возглавляли маркграф Альбрехт Медведь, архиепископ Магдебургский Вихман и ландграф Тюрингский Людвиг. К этой коалиции присоединилось множество саксонских феодалов, в том числе могущественный граф Ольденбургский, а также Кельнское архиепископство. Союзники вторглись в Саксонию с востока и запада. Они опустошали владения противника, ведя бои с переменным успехом. Император просто обязан был вмешаться, поэтому и направил к развязавшим междоусобную войну князьям архиепископа Майнцского Кристиана, дабы тот передал его строжайшее требование незамедлительно прекратить борьбу и явиться к 5 мая 1168 года на рейхстаг в Вюрцбург. Однако установленный срок прошел, а князей все не было. Они оставили без внимания и повторное приглашение, продолжая производить опустошения во владениях Генриха Льва, что послужило для Барбароссы тревожным сигналом об утрате авторитета среди подданных.

Лишь с третьей попытки в конце июня 1168 года удалось открыть рейхстаг в Вюрцбурге, куда явилось и несколько ломбардских епископов, изгнанных из своих епархий. Среди участников преобладали противники Генриха Льва, так что потребовался весь дипломатический талант Фридриха, чтобы еще раз добиться мирного соглашения. После того как один из доверенных сотрудников Райнальда Дассельского, Филипп Хайнсбергский, избранный по желанию императора архиепископом Кельнским, сразу же вышел из союза князей, это объединение лишилось своей важнейшей опоры. Фридрих рассудил, что Генрих подвергся нападению, то есть князья оказались нарушителями мира. Более того, он возложил на них вину за события в Италии: развязав междоусобную войну в Германии, князья не смогли откликнуться на его настоятельные просьбы о помощи. Если бы они не привели в действие свой «союз всех против одного», то одно лишь войско Генриха Льва сумело бы подавить мятеж в Ломбардии, не говоря уж об участии других имперских отрядов. Генрих весьма охотно согласился с таким приговором, в очередной раз заверив в нерушимости своего союза с императором. «Нарушителям мира» не оставалось иного выбора, кроме как прекратить борьбу против ненавистного Вельфа.

В качестве платы за эту помощь, спасшую его от большой беды, Генрих должен был передать короне Гослар с его серебряными рудниками, полученный от Фридриха же, когда тот накануне избрания королем щедрыми подарками и обещаниями привлекал к себе сторонников. Утрата Гослара по сравнению с победой над князьями означала небольшую потерю, однако Генрих усматривал в этом оскорбительное посягательство на собственное герцогское достоинство. Гослар издавна являлся имперской собственностью. Могущественный правитель из Салической династии Генрих III даже предпринял попытку устроить здесь императорскую резиденцию. С тем большей гордостью воспринимал Вельф приобретение этого города, имевшего к тому же важное стратегическое значение для обороны всей области Гарца. И все же важнее было то, что император в очередной раз встал на его сторону, обещая и впредь следить за соблюдением вновь заключенного мира. Однако, дабы заручиться наряду с императорским еще и Божьим миром, Генрих Лев дал обет совершить паломничество в Святую землю, в течение которого никто не смел поднять против него оружие, если не хотел совершить тяжкий грех.

Тогда же, на Вюрцбургском рейхстаге, Барбаросса пожаловал в лен своему сыну, носившему, как и все первенцы в роду Штауфенов, имя Фридрих, герцогство Швабское, ставшее вакантным после гибели юного герцога Швабии, сына короля Конрада III. Император не собирался передавать штауфеновское наследство чужим людям. Поскольку никто не мог оспорить его право на отцовскую опеку, он сам прибрал Швабию к рукам, взяв на себя управление герцогством от имени четырехлетнего сына — лишь обладая большими территориальными владениями, можно было утвердить свой авторитет и укрепить власть над князьями.

Вследствие эпидемии, постигшей у стен Рима войско императора, стали вакантными и многие другие крупные ленные владения, что давало Фридриху хорошую возможность приумножить собственность короны. Однако конфискуя земли тех, кто отдал свою жизнь за императора и Империю, Фридрих избегал прямого насилия. В порядке компенсации он жаловал родственникам пенсии или имперские привилегии, которые лично ему ничего не стоили. Самая крупная из этих компенсаций имела далекоидущие последствия. Среди погибших у стен Рима был сын и наследник Меммингенских Вельфов, из-за чего для старика-отца жизнь потеряла всякий смысл, и он предался безудержному мотовству. В Меммингене и Равенсбурге роскошные пиры сменяли друг друга. Вельф словно задался целью как можно скорее промотать остатки своего имения. Когда иссякли припасы и деньги, он обратился к своему племяннику Генриху Льву, предлагая ему исконные владения Вельфов за выплату пожизненной ренты. Генрих поначалу согласился, но с обещанными выплатами не спешил. Его даже взяло зло, что с него требуют больших денег за то, на что он, последний в роду Вельфов, и так может по праву претендовать. И тогда старик предложил то же самое другому своему племяннику, императору Фридриху Гогенштауфену. Тот с готовностью ухватился за представившийся случай присвоить огромные земельные владения рода Вельфов близ Боденского озера и в Италии. По мере возможности удовлетворив своего дядю золотом и серебром, он еще и пожаловал ему в лен большую часть этих имений. Отныне швабские владения Штауфенов протянулись до самого Боденского озера.