Не всем нашим воинам удалось через Керченский пролив переправиться на Таманский берег, многие погибли в сражениях, другие ушли в партизаны, в том числе в Аджимушкайские и Старокарантинские каменоломни. Раненых на свой риск и страх приютили жители города. Ночью мама спрятала одного из наших солдат в кладовке и стену вместе с дверью побелила, чтобы никто не догадался, что там помещение. Утром ввалились два фашиста с автоматами и криками: «Партизан! Партизан. Пах, пах, стрелять…».
Солдата они не нашли, но вскоре он сам ушел, чтобы не подвергать нас смертельной опасности. За первый период оккупации, осенью—зимой сорок первого года, пережили немало испытании и радовались, когда в результате морского десанта в канун сорок второго года наши войска изгнали фашистов из города. Но уже в мае под натиском противника они вынуждены были оставить Керчь.
Второй период оккупации был более продолжительным, почти два года, и суровым. Брал за горло голод. Помню, как вместе с мамой, ее знакомыми я пошла в поле, чтобы собрать остатки каких-нибудь овощей, корнеплодов. Послышался гул мотоциклов. Взрослые успели убежать и спрятаться, а я замешкалась. Один из мотоциклов остановился, и два фашиста подошли ко мне. Не поднимая головы, держу в руках репу, а они, смеясь, пинают ногами репу и кричат: «Сталинский шоколад!» Поколотив меня, уехали.
Тамара и другие подростки вместе со взрослыми добывали пропитание, чтобы выжить, но и помогали военнопленным, подпольщикам, выполняя их просьбы. Вездесущим мальчишкам и девчонкам удавалось проникать туда, где появление взрослых вызвало бы подозрение.
«Мама была очень слаба, и я решила сама вместе с подружкой Верой ходить за углем к железнодорожному переезду, – продолжила рассказ Тамара Петровна. – Там работали наши пленные. Они нередко бросали нам с движущихся вагонов уголь. Один раз, приметивший меня военнопленный, попросил достать ему нож. Прежде я ему приносила табак. Спустя двое суток подошла к переезду, а неподалеку – фашистский патруль. Жду поезда. Медленно приблизился состав, я увидела знакомого пленного и бросила ему нож. Этот жест не остался незамеченным. Подбежал патрульный и схватил за руку: мол, что ты бросила? Я не растерялась и говорю: «Камень – за то, что не насыпал из вагона уголь». То мгновение, которое он держал меня под прицелом автомата, показалось вечностью. Ведь ничто не мешало ему выстрелить…
Однажды к нам подошел мужчина и попросил проникнуть на судоремонтный завод. Ворота были открыты. Он велел посчитать, сколько погрузят ящиков? Мы незаметно прошли на территорию, спрятались в двух больших пустых ящиках и принялись наблюдать. Через щели следили за действиями грузчиков. Увидели на причале несколько пушек. Под присмотром фашистов работали пленные. Из разговоров поняли, что пустые ящики они собираются занести в помещение. Догадались, что можем погореть, и быстро покинули места наблюдения. Позже доложили обо всем, что увидели и узнали. Нас поблагодарили за помощь и заверили, что скоро фашистам наступит конец».
Дневниковые записи Тамары Петровны, написанные с болью в сердце, достоверно передают атмосферу того сурового времени, когда дети войны вместе с матерями, оказавшимися на оккупированной фашистами территории, в меру своих сил боролись с врагом и выстояли.
ОНИ СОЗДАВАЛИ ЯДЕРНЫЙ ЩИТ
Долгие десятилетия эти люди, дав подписку о неразглашении государственной тайны, жили и работали под грифом «Совершенно секретно». И, возможно, унесли бы ее собой, как это сделали не дожившие до наших дней их однополчане и сослуживцы. И нет вины в том, что после развала великой ядерной державы – Союза ССР, облеченные властью, но безответственные политики, сдали потенциальным противникам многие секреты, открыли доступ на ядерные объекты к военным тайнам. Но люди военные, верные присяге, долгу перед Отечеством, до сих пор с предельной осторожностью рассказывают о своей опасной службе. Они – отважные испытатели атомного, термоядерного оружия, водородной бомбы. Речь пойдет об офицерах-авиаторах, служивших на полигоне №71 в районе поселка Багерово.
В клубе ветеранов «Побратим» я встретился с непосредственными участниками и очевидцами ядерных испытаний: ведущим инженером Георгием Федоровичем Великоцким, летчиком-штурманом Александром Михайловичем Карминым и командиром огневых установок Николаем Павловичем Сусловым, служившими в Багеровском военном гарнизоне.
Георгий Великоцкий:
—Я родился в 1919 году в селе Николаевка на Луганщине. До начала войны учился в Харьковском механико-инженерном институте, затем окончил Военно-воздушную академию имени Жуковского. В 1946 году по решению правительства для разработки атомной бомбы создается конструкторское бюро КБ-11 (ныне РФЯЦ-ВНИИЭФ).
В качестве носителя бомбы была выбрана авиация, поскольку ракетоносителей тогда не существовало. Необходимо было построить специализированный полигон для завершающей отработки ядерного боеприпаса и проведения ядерных испытаний. В 1947 году было решено создать полигон для ядерных испытаний в районе Семипалатинска, а авиационный полигон для обеспечения воздушных испытаний – в районе поселка Багерово.
В августе 1947 года, я в это время служил в Тукумсе, что вблизи Риги, меня вызвали в Москву в Министерство обороны. Поначалу я занимался подбором кадров, а в декабре был зачислен в 214-ю авиадивизии, дислоцированную в Багерово. Начальником учебного полигона был Герой Советского Союза генерал-майор Георгий Комаров, а с 1953 года – генерал-лейтенант Виктор Чернорез. Развернулась крупномасштабная работа по созданию аэродромного комплекса, соответствующей военной инфраструктуры, испытательных вышек. Будучи в должности ведущего инженера, вместе с другими офицерами-летчиками и личным составом занимались на полигоне отработкой действий, готовясь к ядерным испытаниям.
С помощью контрольно-измерительных приборов и аппаратуры проводили испытания по баллистике, транспортировке «изделия» и другим техническим параметрам. За долгие годы службы мне довелось побывать на многих ядерных полигонах, пообщаться с такими выдающимися физиками– ядерщиками, как И. В. Курчатов, Ю. Б. Харитон, А. Д. Сахаров и другими. Непосредственно участвовал в испытаниях атомного и термоядерного оружия, действующего на принципе расщепления ядра (цепной реакции) и водородной бомбы – на принципе синтеза (соединения).
За время существования под Багеровом 71-го полигона (1947-1972 гг.) было совершено 180 воздушных испытаний. Впоследствии, по мере развития ракетной техники, авиация перестала быть единственным средством доставки ядерного оружия. В составе Советской Армии появился новый род войск РВСН (Ракетные войска стратегического назначения), но я и мои коллеги гордимся тем, что были в числе первых создателей ядерного щита Родины.
Внесли свой скромный вклад в обеспечение безопасности, высокой обороноспособности Родины в период «холодной войны», ядерного противостояния двух сверхдержав: СССР и США.
За свой мужественный труд Георгий Федорович заработал два ордена Красной Звезды, Богдана Хмельницкого, медали, звание полковника и лейкемию от повышенных доз радиации.
Александр Кармин:
– Родился в 1927 году в одном из сел Кировской области. В 1950 году с отличием закончил учебу в Харьковском авиационном институте. Стал штурманом и начал служить в Московском военном округе. Через два года меня и еще нескольких офицеров отобрали для новой службы. На двух самолетах Ил-28 вылетели из подмосковного Жуковского на аэродром в Багерово. С того времени я стал участником испытаний ядерного оружия. Сначала экипаж Ил-28, в котором, кроме меня, штурмана, были командир и стрелок-радист, занимался сбросом на полигоне в Семипалатинске БРВ (боевых радиоактивных веществ), а затем, с 1953 года термоядерных бомб.
Через сорок минут после взрыва, когда вырастал «ядерный гриб» со светящимся красно и серо-бурым облаком, мы в течение короткого времени делали забор воздуха из различных частей облака. При максимально допустимой дозе облучения на человека в 50 рентген, дозиметры, конечно же, зашкаливали, броня и другие средства были не слишком надежным укрытием. После каждого вылета самолеты подвергались дезактивации.