Какое-то смутное воспоминание вертелось у него в голове – Фенелла имела какое-то отношение к клубу Мотта. Он подумал, что она могла быть одной из тех дам, которых Мотт нанимает чтобы завлекать в клуб игроков. Если это так, она, скорее всего, расскажет Мотту о своих приключениях с Беллами и Марчем.
Предположим, она это сделает… Беллами усмехнулся, позвонил, чтобы принесли чай, и отправился в ванную.
Когда он вышел оттуда, поднос уже стоял на столе. На нем лежали также два или три письма. Одно из них было от Вэнинга.
Беллами присел на кровать и вскрыл его. В конверт из манильской бумаги был вложен список сотрудников отдела "Ц" с адресами, было указано, кто из них сменил адрес за время работы в отделе, а также содержались сведения, представленные, продумал Беллами, вероятно, спецуправлением, об их финансовом положении, их родственниках и любовницах, если таковые имелись.
Он просмотрел список, разорвал его на мелкие клочки и выбросил в корзину для бумаг. Затем снова сел на кровать и стал читать письмо Вэнинга.
"Мой дорогой Ники!
Мне довольно трудно писать это письмо. Прежде всего потому, что случившееся с моей бедной Фредой выбило меня из колеи так, что не могу выразить этого словами. Чувствую, однако, что от сумасшествия меня может спасти только работа, только она может удержать меня на краю пропасти. Фреда всегда так болела за мой отдел, хотела, чтобы моя работа была успешной. Она мечтала стать леди Вэнинг… Бедная девочка. Вот почему, в память о ней, я должен выяснить все обстоятельства, приведшие к утечке информации. И в этом, как Вам известно, я в той или иной степени полагаюсь на Вас.
Посылаю Вам список лиц, служащих в отделе, и всю имеющуюся у меня информацию о них. Если Вам понадобится что-то еще – что-то конкретное – дайте мне знать, я предоставлю Вам все необходимые сведения.
Сегодня мне звонил сэр Юстас. Похоже, правительство немного торопит его с этим делом и он хотел бы получить от меня отчет о ходе расследования как можно быстрее. Поэтому, если вы не возражаете, Ваш отчет о проделанной работе должен быть у меня до конца недели – в пятницу, в крайнем случае, в субботу. Я добавил бы к нему некоторые свои соображения, и сэр Юстас убедился бы, что дело движется.
Позвоните, если я Вам нужен. Я стараюсь заполнить работой каждую минуту своей жизни. Это – единственный для меня выход. Уничтожьте это письмо по прочтении и постарайтесь не потерять список.
С сожалением узнал о Вашем разрыве с Кэролой. Вы – несчастный глупец, Ники. Кэрола – прекрасная девушка, и для Вас это большая потеря. Вчера я мельком виделся с ней у Клэриджей и она выразила надежду, что эта новая работа поможет Вам начать все сначала. Надеюсь, она не ошиблась.
Желаю удачи,
всегда Ваш,
Филип Вэнинг."
Беллами дважды прочел письмо и сжег его. Одеваясь, он фальцетом напевал: "Веселый месяц мой". Только он завязал галстук, как зазвонил телефон.
Это была Фенелла, которая бодрым голосом проговорила:
– Доброе утро, Ники. Как вы себя чувствуете? Я – ужасно. Провела безумное утро с Харкотом и нуждаюсь в поддержке, я просто разваливаюсь.
Он ухмыльнулся в трубку.
– Однако звучите вы как целое существо, детка. Есть ли у вас что-нибудь для меня интересное?
– И да, и нет, – ответила она. – Вчера вечером мы встретили в "Монастыре" Айрис Берингтон, и там произошла небольшая сцена… ничего особенного… я имею в виду, что физически никто не пострадал. Но в доме у Марча я ничего не нашла.
– Вы хорошо все обыскали?
– Я? – рассмеялась она. – Я перевернула все, разве что обои не отклеивала.
– Понятно, – сказал Беллами. – Где сейчас Харкот и где вы?
– Харкот дрыхнет без задних ног. Он похож на крокодила в обмороке и его храп, наверное, слышен даже в Перу. Я говорю из автомата напротив – в табачной лавке. Я съездила домой и переоделась. Должна вам сообщить, сир, что за вами вечернее платье. То, в котором я была вчера, теперь никуда не годится – оно пострадало, когда Айрис запустила в Харкота кружкой с горьким пивом.
Беллами рассмеялся.
– Видно, у вас действительно был тот еще вечерок! Можете встретиться со мной через полчаса в коктейль-баре отеля "Карл-тон"? Как думаете, Харкот проспит еще часок?
– Безусловно, – ответила она. – По его виду можно точно сказать, что он проспит до будущего года. Вас это устраивает?
– Замечательно! – воскликнул Беллами. – Вы успеете пообедать со мной, купить себе новое платье на обратном пути и подежурить у останков затонувшего корабля, пока он мне не понадобится сегодня вечером. Пока, Фенелла.
Он повесил трубку, закончил одеваться, спустился вниз и велел консьержке все телефонные звонки переводить ему в отель "Карлтон".
Он заканчивал второй мартини, когда появилась Фенелла. Она очаровательно выглядела в темно-сером костюме и сделанной к нему на заказ шляпке из бархата. Она сияла улыбкой, была свежа и привлекательна, словом, была похожа на остальных хорошо одетых дам, обедающих в ресторане. Беллами подумал про себя: интересно, что у нее в прошлом? Скорее всего, старая история, которая с небольшими вариациями повторяется с тех пор, как на земле живут мужчины и женщины.
Она выпила двойной сухой мартини, затем удобно устроилась в кресле, приняв грациозную позу, и предложила:
– Лучше я сначала скину с плеч дело, Ники, потому что я не люблю мешать дело с обедом. А вы?
Он улыбнулся ей, заказал еще два коктейля и попросил ее рассказывать.
– После того как "мы с вами расстались, Харкот находился в каком-то коматозном состоянии, пока мы не подъехали к его дому. Потом он подышал свежим воздухом и заявил, что не желает идти домой. Я была этому рада, поскольку, хоть и умею постоять за себя перед лицом любого подвыпившего джентльмена с хорошими манерами, вовсе не была уверена, что справлюсь с Харкотом, если им действительно овладеет страсть.
– Харкот, обуреваемый страстью, – перспектива не из приятных, – согласился Беллами. – Что-то вроде расшалившегося бегемота.
– Вот-вот, – подхватила Фенелла, – а я не привыкла иметь дело с расшалившимися бегемотами. Не доводилось встречаться пока.
– Это плохо, Фенелла. Продолжайте.
– Харкот объявил, что мы едем в "Монастырь", – рассказывала она. – Спросил, не возражаю ли я, я ответила, что мне все равно, где пить и что, если никто не будет заставлять меня исполнять там танец с опахалом, я ничего не имею против.
Итак, мы отправились в "Монастырь". Всю дорогу Харкот жаловался, один или два раза я чуть было не разрыдалась. Главной темой было то, что его никто не понимает, жена его на дух не переносит, женщины его обманывают, он проиграл все деньги и практически все, что могло с ним произойти, произошло, поэтому смерть была бы для него счастливым избавлением.
– Очень похоже на Харкота, – подтвердил Беллами. – А что делали вы?
– Я была с ним очень мила и по-женски, как могла, его утешала. Напомнила ему, что самый темный час наступает перед рассветом…
– Это был чрезвычайно остроумно, Фенелла. Уверен, вы также сообщили ему, что "пока человек жив, всегда остается надежда".
– Скорее всего, да, – согласилась Фенелла весело. – Я обрушила на его голову все известные мне мудрые афоризмы и старинные пословицы. Похоже, что успех превзошел мои ожидания, так как Харкот вдруг стал озорным и повел себя эксцентрично, попытавшись слишком уж интимно отблагодарить меня за слова утешения. К счастью, мы как раз подъехали к "Монастырю" и он упал с сиденья. Таким образом, я вышла из передряги с минимальными потерями в виде растрепанной прически и порванных чулок – шелковые чулки так легко рвутся…
Она допила коктейль и взяла протянутую Беллами сигарету.
– Какое-то время после этого он вел себя очень мило, – продолжала она, – если не считать того, что танцевать с ним, – все равно, что бороться с белым медведем. Тем не менее, все было в порядке, пока туда не явилась Айрис Берингтон с каким-то молодым человеком. Харкоту это не понравилось. Он стал отпускать грубые шутки по адресу Айрис. Сначала тихо, но по мере того, как он проглотил два огромных стакана виски, голос его становился все громче.