Когда футболисты начали тренировки в конце лета, Брюс не прибыл, а когда начались занятия в школе, появился с бритой головой и одетый во все черное. Он не был первым, но забеспокоились только из-за него.

Брюс Друитт жил в далеком от меня мире – в другом городе, ездил на своей машине, входил в группу готов и учился в выпускном классе. Нам не следовало иметь с ним никаких общих дел, и мне бы очень хотелось, чтобы он не попал в эту историю.

Если честно, то до встречи с Анной я читал мало. Я ходил в библиотеку только для того, чтобы с кем-нибудь встретиться. Так мне посоветовал наш тренер по американскому футболу мистер Девон.

– Там хорошо знакомиться с девочками, – сказал он, когда я сдавал шлем, форму и щитки. – Так у вас появляется тема для разговора. Знаешь, помогает немного растопить лед. Однако предварительно подумай. Не хватайся за первую попавшуюся книгу или за книги, которые читают все. Нужно выделяться из толпы.

Казалось, мистер Девон постоянно беседовал с какими-то девочками в коридоре, на переменах или после окончания занятий. Поэтому я решил, что он знает, о чем говорит. Кроме того, терять мне было нечего. Я подумал о том, какое место в библиотеке выбрать и какие книги почитать. Мне не хотелось ничего нехудожественного, поскольку такое чтение требовало больших усилий. Я также не собирался читать поэзию или что-либо романтическое. Оставалась художественная литература (или энциклопедии и другие справочники, если я хотел привлечь внимание какой-то своеобразной девушки, для которой изначально книга не требовалась). Наконец, я решил остановиться на книгах, которые на самом деле хотел прочитать, и которые станут волновать девушек определенного типа -интересных и умных, – которые, по крайней мере, будут считать меня умным. В конце концов, я остановился на Джеке Керуаке, потому что, как я знал, лишь немногие в моем классе вообще имели представление о том, кто он. Во-вторых, я надеялся стать похожим на него. В 1950-ые годы он какое-то время считался крутым парнем, типа Джеймса Дина*. Возможно, я думал, что если девушки увидят меня с его книгой, лучи славы автора отразятся и на мне. Если бы я мог стать более похожим на Джека Керуака, то вероятно мне не пришлось бы болтаться в библиотеке для привлечения внимания девушек. Но сработало в самый первый раз. Как я догадываюсь, мистер Девон не считал, что мне для привлечения девушек поможет футбол.

Я был слишком легким, однако быстро двигался и хорошо работал руками, поэтому тренер определил меня в принимающие игроки. Я не начинал атаки, вообще не входил в стартовый состав, однако в деле участвовал, и мою игру нельзя было назвать ужасающей. В любом случае, мы проигрывали все матчи, а, значит, требовалось быть абсолютно никчемным, чтобы не играть. Я принял примерно дюжину передач и даже один удачный бросок -но его не засчитали. Затем, во время тренировки после пятой игры сезона, я сломал указательный палец на левой руке. Даже моя травма была лишена какой-либо гламурности и не привлекла интереса. Я принял мяч, возможно в десяти ярдах от места основной схватки, ко мне бросились трое или четверо парней, началась новая борьба за мяч, а когда ребята вылезали из кучи, кто-то наступил мне на руку. Палец треснул, как веточка. Боли я не почувствовал, но палец мгновенно распух и посинел. Помощник тренера, мистер Хэм (огромный дядька, поэтому над его фамилией, означающей ветчину, никто не смел шутить, даже у него за спиной), проводил меня в раздевалку, словно у меня был пробит череп или я получил еще какую-то серьезную травму. Он даже предложил позвонить моим родителям. Я ответил, что могу набрать номер правой рукой. Услышав эту фразу, он, по крайней мере, рассмеялся.

Меня забрала мама и отвезла в больницу. Мне сделали рентген, а через день или два сказали нам то, что мы уже и так знали: сезон закончится до того, как заживет мой сломанный палец. Мои родители хотели, чтобы я ушел из команды, и я не пытался их отговаривать. Мистер Девон тоже меня не упрашивал, и в результате я прекратил тренировки. Все могло сложиться по-другому, если бы я был нападающим. Я представлял себя выходящим на поле с забинтованной рукой и забивающим решающий гол одной здоровой. Конечно, ничего подобного не произошло.

– Набери немного веса, изучай правила, и тогда встретимся в следующем сезоне, – сказал мне мистер Девон после того, как я освободил свой шкафчик.

***

На следующий день после разговора в библиотеке Анна ждала меня у моего шкафчика. По крайней мере, мне хочется думать, что она там ждала меня, ведь она могла просто стоять там с кем-то из своих друзей. Они собрались группой, как и всегда, только на этот раз в другом месте. Я заметил ее, когда отпирал замок, а когда она меня заметила, быстро кивнул. Анна оставила своих друзей и подошла ко мне.

– Ты уже прочитал Керуака? – спросила она.

– Нет, – засмеялся я.

– Давай побыстрее. Нам нужно многое сделать для достижения совершенства.

– Как например?

– Увидишь, – ответила она. – Может быть.

Я открыл свой шкафчик и нашел там записку, которую она оставила для меня.

«Дорогой ГФ! Вокруг нас – целый мир, более интересный, удивительный, ужасающий, таинственный, поразительный, чем любой роман из когда-либо написанных. Обращай внимание. Рискуй. Не бойся жить и бросать вызов жизни. Люби, твори».

В течение следующих месяцев она всегда называла меня по-разному в своих записках и письмах, и никогда ничего не подписывала собственным именем. Иногда ссылки были очевидными, а иногда я совершенно не понимал, что она пытается мне сказать. Эта показалась очевидной. В библиотеке она искала Г.Ф.Лавкрафта, но затем я стал об этом думать все больше и больше, возможно даже слишком много. Это явно игра слов, каламбур. Фамилия Лавкрафт состоит из двух английских слов, а они как раз и означают «люби, твори». Можно ли считать, что запись сделана одним человеком и адресована ему же? Затем я стал думать, что сохранение также может означать «полный беспорядок, хаос», о котором мы с ней тоже говорили, и она не имеет никакого отношения к Лавкрафту. Это мне не очень понравилось. Может, она надо мной смеется или пытается меня унизить? В этот момент все и решалось: были четко отмечены два пути. Я мог повернуться спиной к своеобразному вниманию Анны и продолжать жить, как жил. Или же я мог ей ответить, последовать за ней и наблюдать за тем, как в известном мне мире, или в том, который я считал известным, открываются новые вещи, о существовании которых я и помыслить не мог. Конечно, в то время я не подозревал об этом. Я просто руководствовался инстинктом. Я не был уверен, нравится мне Анна или нет. Хотя я считал ее красивой, сексуальной и все такое, она пугала и была полна таинственности. Я знал, что могут возникнуть проблемы. Думаю, что знал это уже тогда.

Она оставила в моем шкафчике открытку. На ней была фотография какого-то мексиканского старика, которого, как я выяснил, звали Панча Вилья*. На обороте было написано: «Лора, прощай. Если ты услышишь, что меня поставили к стенке в Мексике и расстреляли, пожалуйста, знай, что я считаю это хорошим способом закончить жизнь. Так удастся избежать старости, болезней и падения с лестницы, ведущей в погреб. Быть гринго в Мексике – ах, это легкая безболезненная смерть! А. Бирс»**. Это был готический флирт, это была Анна Кайн.

Я сохранил это послание. Я прикрепил его к стене, и оно оказалось первым из многих, которые потом также появились там. Каждое представляло собой маленькую загадку, а теперь я знаю, что каждое также являлось и частью большой загадки. Это была игра, и я провел большую часть той ночи, пытаясь придумать какой-то умный ответ, но оказался в невыгодном положении. Анна была умнее. Я провел оставшуюся часть ночи, просто думая о ней.

Я хотел пригласить ее куда-нибудь после разговора в библиотеке, но, казалось, это не имело смысла. А что подумают остальные ребята из школы? Меня свяжут с готами, и я еще больше отделюсь ото всех. Конечно, я в любом случае находился в отрыве от всех. Я увидел Анну в пятницу в коридоре перед занятиями и подошел к ней.