В Новом Южном Уэльсе появилось уже с пяток крупных предпринимателей, вложивших деньги в эту промышленность. Это придает ей размах, выходящий за пределы обычной охоты, когда Джим меняет свое место, не сумев добыть более тридцати или сорока кенгуру за ночь. Охотники теперь должны продолжать охоту и тогда, когда ночная добыча практически равна нулю, для того чтобы артель держалась вместе, пока не будут найдены более богатые районы. Производительность труда охотников повысится благодаря применению самолетов и более совершенного оборудования. Прослеживается зловещая аналогия между данной ситуацией и той, которая возникла, когда крупный капитал взял в свои руки охоту за китами. Было время, когда бесчисленные миллионы голубых китов бороздили воды Южных морей, сегодня это мощное животное, самое крупное из млекопитающих, почти исчезло. Как только заводы-флотилии, вертолеты и большой бизнес заменили лодку с наблюдателем, судьба больших китов была решена. Возможно, такая же судьба ждет и гигантских четвероногих. Но Джим не волнуется, ведь кенгуру будут всегда.
Аделаида
Долина реки Муррей знаменита своими виноградниками. Некоторые сорта вин Баросса могут соперничать с мозельскими и рейнскими винами лучших марок. Но вино отсюда не экспортируется, мудрые австралийцы пьют его сами.
Искусство производства вин перешло сюда по насследству из Германии. Один из первых директоров Южно-австралийской компании, положившей начало Аделаиде, Джордж Энгес[56], в 1838 г. основал поселение лютеран из Бранденбурга, которые отвергли попытки короля Пруссии объединить лютеранскую и реформистскую церковь. Как отцы-пилигримы в прошлом, они предпочли изгнание подчинению светской власти и покинули родину, увозя с собой свои знания и ремесло.
Теперь их потомки в четвертом или пятом поколении все еще производят лучшее в Австралии вино (хотя, возможно, это утверждение и вызовет возражение виноградарей долины Хантер в Новом Южном Уэльсе) и ведут трудолюбивый и скромный образ жизни.
Производство вин одновременно и искусство, и научный процесс. Хороший винодел должен обладать определенным складом характера и выполнять свою работу крайне тщательно, не упуская из вида ни одну мелочь. При этом ему необходимы огромное терпение, любознательность, ум, интерес к экспериментальной работе, воображение, деловая хватка и, главное, любовь к своей профессии. Жизнь винодела полна забот. Бывают, конечно, периоды спада, но во время сбора винограда работа продолжается круглосуточно. В этот период даже незначительная ошибка может свести на нет труд всего года. А принять правильное решение бывает трудно, так как речь идет о природных процессах, не до конца осознанных, которые меняются от сезона к сезону.
Огромные, находящиеся под землей цистерны, чаны и прессы только что промыты и вычищены. Двое мужчин на коленях счищают каждую пылинку с пола, куда будет разложен виноград нового урожая. Один из них, веселый великан с кудрявой головой, явно немецкого происхождения; его руки, кажущиеся на первый взгляд такими толстыми и нескладными, артистически справляются со скребком. Другой, его сын, полный семнадцатилетний парень, говорит, что съедает каждое утро на завтрак фунт мяса и четыре яйца.
И для хозяев и для работников производство вина — семейная традиция; сыновья идут по стопам отцов, опыт виноделов передается им с молоком матери. В прохладной темноте глубоких подвалов сто пятьдесят тысяч бутылок выдерживаются до кондиции. Ряд за рядом стоят здесь большие бочонки из дуба, привезенного из Европы. Мельчайшие частицы танина проникают из этого дуба в вино. Легкое виноградное столовое-аристократ среди вин. Обычные крепленые вина, производящиеся путем добавления спирта, извлекаемого из раздавленной и перебродившей кожицы винограда, составляют большую часть продукции знаменитых винных заводов в долине Муррей — Ялумба, Пенфорд, Сеппел, Грампе. Массовое производство развилось здесь на основе традиционного кустарного.
В среде немецких семей, заложивших виноградники Баросса, есть и английские иммигранты. Среди них Самуэль Смит, покинувший свой родной Дорсет, где он работал на пивоварне. Его религиозные принципы, запрещавшие работу по воскресеньям, противоречили требованиям хозяина. Он уехал в Австралию, где нанялся садовником в семью Ангасов, накопил шестьсот долларов и взял в аренду земельный участок, на котором уже его сыновья построили винный завод. В наши дни это предприятие производит до трех миллионов галлонов вина, обрабатывает во время сбора винограда две тысячи тонн ягод за неделю и посылает вино Ялумба во все страны света. Жизнерадостные и радушные потомки Самуэля Смита живут в особняке, украшенном тигровыми шкурами и головами зверей, добытыми на охоте в Индии. Они успешно разводят скаковых лошадей, знают толк в винах, любят поесть, разбираются в современной живописи (мне особенно понравились у них богатые поэтическими образами картины художницы Джеклин Хик[57]) и сами пишут романтические пейзажи. Увлечение искусством, кажется, вообще свойственно виноделам, чей ритм жизни можно иногда сравнить с натянутой струной.
Потомки Ангасов тоже живут в этой долине, где им принадлежат прелестные дома в парках из красных камедных деревьев. Холмистый ландшафт, прочные каменные амбары, пасущиеся стада овец и скота, сады на террасах, даже тисовые ограды — это мечта англичан, которая воплотилась для них в действительность в Австралии.
Ангастон — чистый преуспевающий город. Он расположен в сельской местности, менее чем в сорока милях от Аделаиды, в основании которой принимали участие первые Ангасы, на месте, где в прошлом была равнина, покрытая травой и лесами, где водилось множество валлаби. Наша любовь к диким животным показалась бы странной пионерам тех дней, один из которых писал о том, что валлаби «похожи на огромных крыс и противны нашему взору».
Подлинным основателем Аделаиды был полковник Вильям Лейт. Естественно, что для австралийцев это личность знаменитая, но в Англии он менее известен, хотя и англичанин по рождению.
Отец его, Фрэнсис Лейт, капитан британского военно-морского флота, тоже основал город — Пенанг. Оба, и отец и сын, были незаконнорожденные (родители отца — сквайр из Саффолка и служанка, матерью же его сына была полукровка смешанного португальского и малайского происхождения). В 1792 г. капитан Фрэнсис Лейт послал своего старшего сына Вильяма, которому тогда было шесть лет, в Англию получать образование под присмотром старых друзей их семьи в Тебертон Холле.
В возрасте тринадцати лет Вильям Лейт начал службу на флоте. Позднее он купил звание корнета в четвертом драгунском полку и во время войны с Францией принял участие в сорока пяти сражениях, не получив даже царапины, хотя однажды проскакал вдоль всей линии расположения вражеской армии в голубом домашнем костюме, чтобы выяснить позиции французских сил и доложить о них Веллингтону. «Я никогда не встречал более ретивого, усердного и бесстрашного офицера», — писал сэр Бенджамен д’Урбан[58]. Все начальники похвально отзывались о нем, но по причинам, независимым от службы, Лейт вынужден был покинуть армию.
Разочарованный, странствовал он по Европе, не расставаясь с альбомом для зарисовок. Вильям Лейт сделал серию хороших рисунков в Сицилии, которые затем были воспроизведены Питером де Винтом. Несмотря на бедность и постоянные невзгоды, он женился на незаконной дочери герцога Ричмонда и приобрел бриг, названный им «Гюлнар».
В 1830 г. египетский паша Мохаммед Али пригласил на службу иностранных наемников для несуществующего флота. Вильям Лейт принял командование над столь же мифическим военным судном и вернулся в Англию набирать матросов. В Каире он оставил своевольную молодую жену редкой красоты, которая носила белый тюрбан с пурпурной кисточкой и шаровары, отделанные золотыми галунами. Она курила трубку, охотилась, управляла яхтой и держала себя так, как будто весь мир лежал у ее ног. Тут появился некто капитан Боден, ее старая любовь. Дочь герцога родила ему сына и в 1834 г. разошлась с мужем. Вильям, в свою очередь, сблизился с Марией Ганди, дочерью батрака, которая была, вероятно, выдающейся женщиной. Она уехала с ним в Австралию, где разделяла все его лишения, преданно ухаживала за ним и умерла, как и он, от туберкулеза.