не представляют себе, насколько этот климат может быть холодным...

Неполадки обнаруживались постоянно. В маслорадиаторе, в топливном насосе, в

переключателе подачи горючего... Чинили на месте. Был случай, когда всей партии

«Королевских кобр» запретили взлет — обнаружили деформацию хвостовой части

фюзеляжа. Дефекты сборки. Вот тогда чинили лихорадочно, мобилизовали всех техников,

каких только нашли на ближайших гражданских аэродромах. Даже из Канады притащили

несколько человек.

Мазурук усмехнулся, вспомнив самолет, на борту которого красовалась огромная корявая

надпись: «BELL BOOBY TRAP». «Дурацкая ловушка Белл». Этот бедняга проторчал на

промежуточном аэродроме Форт Нельсон в Канаде несколько месяцев в ожидании

ремонта и до смерти опротивел наземному персоналу...

В конце концов и «Дурацкий Белл» перелетел Берингов пролив, добрался до Уэлькаля —

аэродрома на берегу Анадырского залива, а потом, вместе со вторым перегоночным

авиаполком двинулся дальше, по пути в полторы тысячи километров над Чукоткой до

Сеймчана.

Мда. Но что же делать теперь-то? Здесь — «полюс холода». Говорят, человек к холоду до

конца никогда не привыкает. Чего же от самолета-то ожидать! Обогревателей с собой нет,

а самолеты, промерзнув, не взлетят.

Бортмеханик лидера Островенко нашел выход так быстро, что командир не сомневался:

идею он обдумал еще в воздухе.

Островенко собрал небольшой митинг, созвав всех жителей деревни.

— Товарищи! — говорил он, окутываясь клубами пара, выходящими изо рта. — Сами

видите, перегоняем мы американские машины. На фронт, товарищи! Наши союзники,

американские рабочие, сделали их для нас на своих заводах. Но вот беда: если они

замерзнут, то все, погибнут в наших снегах, не долетят до фронта, не смогут бить

фашиста.

— Что делать-то? — подал голос один из пожилых мужчин. — Ты нам скажи, мы

сделаем.

— Топить, товарищи! Нужны дрова. Назначьте смены, дежурных. Несите печки.

И всю ночь накрытые большими кусками брезента стояли «Кобры» в затерянной среди

снегов деревни Зырянка, а люди топили установленные под самолетами печки. И утром

вылетели в сторону Красноярска собранные американцами самолеты...

10 сентября 1944 года

Истребитель Р-63-А9 вошел в советское воздушное пространство.

Это была пятитысячная по счету американская машина, улетевшая в СССР по северному

маршруту.

«Аэрокобры» и «Королевские кобры» шли по трудному пути: за это время погибло сто

пятнадцать советских авиаторов, произошла сорок одна катастрофа. Но самолеты упорно

шли — на фронт, сражаться с нацистами...

© А. Мартьянов. 17.08. 2012.

20. Валькирия

Брунгильда Шнапс направлялась в офицерский клуб.

Повод устроить себе праздник у нее имелся. Сегодня она на Bf.109 вступила в бой с И-15

и, нет, не то чтобы победила, но и не была сбита.

Она предпочитала отмечать свои маленькие победы наедине с собой. Не хотелось

рассказывать этим крутым асам, особенно Василию и вахмистру Вольфу, о своих более

чем скромных достижениях. Хотя они радовали, наверное, не меньше, чем впечатляющая

победа в воздушном бою.

Но ее, конечно же, заметили.

Вася подтолкнул Вольфа локтем:

— Давай подойдем к фройляйн. Смотри, какая она многозначительная сегодня. Наверняка

размышляет о судьбах женщин в мировой авиации.

— Почему ты ее дразнишь, Вася? — спросил Вольф.

— Я? Дразню? — Вася пожал плечами. — Не больше, чем любого другого новичка.

— К капитану Хирате ты не цепляешься, — упрекнул товарища Вольф.

— Капитан Хирата... гм... Он слишком загадочный, чтобы к нему цепляться. А Frau

Leutnant общительная, — оправдываясь, проговорил Вася. — И наверняка не обижается.

Она все понимает. Да она сама нас уже заметила.

Брунгильда действительно остановилась и приветливо кивнула обоим друзьям.

— Ну, что я говорил? — шепнул Вася.

— Чудесный сегодня вечер! — заявила Брунгильда Шнапс. — Отличная летная погода.

— Здесь всегда летная погода, — брякнул Вольф.

Вася удивленно покосился на него: что это с Вольфом? Только что призывал к

вежливости — и вот на тебе, какая-то глупость про погоду...

Однако Брунгильда, к еще большему удивлению Васи, поддержала разговор:

— Погода хорошая, когда настроение хорошее.

Вася решил вмешаться.

— А настроение хорошее, если сбить пару-тройку противников! — сказал он бодро.

Брунгильда слегка покраснела:

— Вот именно. Ничто так не поднимает дух... Разве что ощущение полета на новом для

тебя самолете.

— Желаете выступить в роли летчика-испытателя? — осведомился Вася.

Брунгильда посмотрела ему прямо в глаза.

— В это трудно поверить, я понимаю, но среди женщин были летчики-испытатели.

— Да, вы рассказывали, кажется... Франсуа Ларош говорил, — кивнул Вольф.

— Голанчикова. Ее называют первой. По времени. Но самой отчаянной была, наверное,

Ханна Райтч, — сказала Брунгильда. — Слышали это имя?

— Немецкое, — заметил Вольф.

— Да. Хотя она родилась в Хиршберге, и сейчас это территория Польши, называется по-

польски Еленя-Гура. Ну так не слышали?

Оба собеседника вынуждены были признать, что — нет.

— Ханна не была первой, просто потому, что родилась в двенадцатом году. Но стала,

наверное, лучшей. Она установила больше сорока рекордов по продолжительности и

высоте полета.

— Наверное, с детства мечтала о небе? — спросил Вольф.

— Вовсе нет, — возразила Брунгильда. — У нее были религиозные родители, отец —

медик. Так что Ханна собиралась стать миссионером в Африке. Нести чернокожим

современную медицину и слово Божье в одном портфеле.

— Довольно экстремально, — заметил Вася. — Так как же ее занесло в авиацию?

— Иррациональное желание летать, — объяснила Брунгильда. — Как она сама говорила,

это желание росло в ней с каждой увиденной птицей, с каждым проплывающим по небу

облаком. В конце концов, она уверилась в том, что небо — ее истинный дом, и эта тоска

по небесной родине никогда в ней не затихала.

— Поэтично, — помолчав, уронил Вольф.

— А теперь вспомним о том, что ее юность проходила в те годы, когда в Германии не

строили самолетов. Так что летную карьеру она начинала с планеров. Собственно, после

первого же полета на планере медицина, миссионерство — все было забыто. Она стала

летчицей.

— Ее предшественницы, помнится, выступали в разных шоу, — заметил Вольф.

— Ханна — в кино. Ее полеты любили снимать режиссеры. Она красиво летала. В 1931

году поставила свой первый рекорд. Кстати, именно Ханна Райтч доставила Гитлера на

знаменитый предвыборный партийный съезд в Нюрнберге. Она была первым пилотом...

— Гм, — вымолвил Вася. — Да...

— Из песни слова не выкинешь, да и зачем? — пожала плечами Брунгильда. — Ханна

Райтч всегда поддерживала нацистов. Это не отменяет ее выдающихся достижений в

авиации. В середине тридцатых она стала летчиком-испытателем. Тестировала

«юнкерсы», «дорнье» в пикировании.

— Сильно, — вставил Вольф.

— Дальше — больше. Ханна Райтч первой перелетела через Альпы на планере.

— Ну да, она ведь увлекалась планеризмом, — поддакнул Вася.

— «Увлекалась»? Неправильное слово! — жарко возразила Брунгильда. — В этом была

вся ее жизнь. Ханна была исключительно одарена. Вот пример. В тридцать седьмом году

на заводе «Фокке-Вульф» проводили испытания рабочего прототипа вертолета Fa-61.