— Это ведь вы сделали?

Пикассо прищурился и отчетливо ответил:

— Нет, господа, это сделали вы...

© А. Мартьянов. 22.09. 2012.

26. Автомобильная княгиня

— Что ни говорите, фройляйн Брунгильда, а женщина в авиации всегда будет

исключением, — заметил Билл Хопкинс, подавая Брунгильде руку и помогая ей встать.

Брунгильда вспыхнула:

— Если я случайно споткнулась и упала на ровном месте, это вовсе не означает, что я не в

состоянии поднять в воздух самолет! Если уж на то пошло, человек, летающий на

аппарате тяжелее воздуха, всегда будет исключением из правил.

— И все-таки эти авиатрисы, первые дамы за штурвалом аэропланов, — они все, если

верить рассказам, были весьма уникальными личностями, — примирительным тоном

проговорил Хопкинс.

Брунгильда сощурилась, с подозрением разглядывая открытое лицо американца: уж не

насмехается ли он.

— Все, кто в своем деле первый, так или иначе — уникум, — отрезала Брунгильда. — А

что касается авиации, то она стала, в том числе, и средством борьбы за равные права

женщин...

— И поэтому дамы-авиатрисы рвались на фронт?

— Думаете, женщинам не свойственно желание послужить Родине? Полагаете, мы не

способны презирать опасность и даже упиваться ею? — Брунгильда напряглась, готовясь

отразить словесную атаку. — Вот, например, Софья Долгорукая. Никогда не слышали?

— Возможно, краем уха, — сказал Билл Хопкинс, отводя взгляд.

— Софья Алексеевна была дочерью графа Бобринского, сенатора, обер-гофмейстера,

председателя Императорской Археологической комиссии. Словом, человека знатного,

высокопоставленного и просвещенного. Сама она усвоила самые передовые идеи. Я

думаю, она была идеалисткой в высоком смысле этого слова.

— Да? — переспросил Хопкинс. — А почему?

— Потому что она избрала своей специальностью медицину.

— Разве тогда женщин допускали изучать медицину? — удивился Хопкинс. — Мне

казалось, они ограничивались ролью медсестры.

— В какой-нибудь Англии — да, — кивнула Брунгильда. — А вот в России — нет. Россия

вообще в смысле «женского вопроса» была, можно сказать, «впереди Европы всей». Так

что Соня Бобринская стала врачом-хирургом. С 1907 по 1912 год, то есть, с двадцати до

двадцати пяти, совсем молодая, работала в этом качестве в госпиталях. Добровольцем

отправилась на войну — Вторую балканскую. Был такой «локальный конфликт» в 1912-13

годах. И там от опасностей не бегала, работала в холерном бараке, за что от сербского

короля Петра I получила орден.

— Ну что ж, молодец, — искренне признал Хопкинс. — Не боялась графские ручки

замарать. А в авиацию она как попала? Многие, я помню, начинали с автомобильного

спорта.

— Софья — тоже, — кивнула Брунгильда. — Она даже состояла членом Императорского

Российского Автомобильного Общества. Среди сорока восьми участников Киевского

автопробега 1910 года была единственной женщиной. Могла бы и победить, кстати,

шансы имелись. Пробег был серьезный — протяженностью более трех тысяч километров

по маршруту «Санкт-Петербург — Псков — Витебск — Могилев — Киев — Гомель —

Рославль — Москва — Тверь — Новгород — Санкт-Петербург». Все это время она

управляла автомобилем самостоятельно. В Вышнем Волочке случилась неприятность —

один из участников въехал в ее автомобиль и разбил ей радиатор. Это произошло уже на

последнем этапе перед финишем. Княгине пришлось сойти с дистанции.

— Да уж, обидно, — согласился Хопкинс.

— Между прочим, первый приз завоевал родной брат княгини, — добавила Брунгильда.

— Он принимал участие в пробеге на немецкой машине «Гаггенау».

— Да там вся семья автомобилисты! — восхитился Хопкинс.

— И сама Софья, и ее брат, и ее муж — тоже, — кивнула Брунгильда.

— Она была замужем? — переспросил Хопкинс.

— Конечно. За князем Сергеем Александровичем Долгоруким, — ответила Брунгильда.

— Он был немного ее старше — флигель-адъютант, полковник Конного лейб-гвардии

полка, член Императорского Яхт-клуба и Императорского Российского Автомобильного

Общества (как и его супруга), и вообще участник многих благотворительных обществ. У

них родилась дочь. Во время автопробега их сфотографировали вместе, Софью

Алексеевну с супругом, в автомобиле «Делоне-Бельвиль» с мотором аж в восемнадцать

лошадиных сил. Красавец-автомобиль, красавица-княгиня, красавец муж. Но чем-то он ей

не угодил, — муж, я хочу сказать, — и они развелись еще до Первой мировой войны.

— А может, это она ему не угодила? — предположил Хопкинс.

— В смысле? — угрожающим тоном переспросила Брунгильда.

Но Хопкинса не так-то просто было сбить с курса.

— Слишком самостоятельные, смелые женщины не всем по душе, — ответил он. —

Может, князь был человеком старой закалки.

— Честно говоря, не знаю. — Брунгильда вздохнула. — В те годы вся жизнь пришла в

движение и брожение, все так стремительно менялось, в том числе и взгляды на брак...

Софья Алексеевна навсегда сохранила фамилию первого мужа. Есть у меня

предположение, что они разошлись только де-факто, но не де-юре.

— Понятно, — сказал Хопкинс. — В конце концов, тема мужа — это не так интересно,

как тема самолетов. Вася вон говорит — «первым делом самолеты».

— Это песенка, — серьезно отозвалась Брунгильда. — Я выучила ее по-русски и думаю

перевести на немецкий. Она идеологически очень правильная и по мелодии приятная.

— Ну так вернемся к самолетам, — попросил Хопкинс.

— Самолет — в данном случае это будет «Блерио», — сказала Брунгильда. — От

увлечения автомобилями до увлечения авиацией в те годы был только один шаг. В 1911

году богатая, знатная, красивая русская аристократка отправилась во Францию и прошла

там курс обучения в авиашколе Блерио. В России ей потребовалось подтвердить диплом,

поэтому она поступила в школу пилотов Императорского Российского Аэроклуба и 5

апреля 1914 года получила российское удостоверение пилота.

— Четырнадцатый год, — задумчиво проговорил Хопкинс. — Полетать в свое

удовольствие «автомобильной княгине» уже не удалось.

— Обидно за нее... — кивнула Брунгильда. — Она сразу стала проситься на фронт. Ей,

разумеется, отказали. Тогда она, дипломированный врач-хирург, пошла сестрой

милосердия в отряд Красного Креста имени Государственной Думы. Сначала служила на

фронте под Варшавой, затем — в Персии в корпусе генерала Баратова. Была награждена

четырьмя медалями. И все это время не оставляла мысли об авиации. В ее характере очень

мало стремления к личному рекорду и очень много стремления послужить людям. Мне

так кажется, когда я размышляю о поступках княгини Долгорукой.

— А вы часто о них размышляете? — поразился Хопкинс.

— Случается. Может быть, поэтому я такая рассеянная, — ответила Брунгильда. —

Видите ли, Билл, мне кажется, без понимания поступков людей прошлого, их мотивов, мы

сами как будто повисаем в некоем безвоздушном пространстве.

— Вполне себе воздушное пространство, особенно если соображать, куда летишь, —

хмыкнул Билл. — Ладно, продолжайте. Русская история двадцатого века не делает пауз,

несется, как бешеный бык!

— Согласна, — кивнула Брунгильда. — В конце концов, в начале семнадцатого года

княгиню Долгорукую направили на переподготовку в Гатчину, а затем в двадцать шестой

корпусной авиаотряд. Она не смогла воспользоваться назначением из-за революции и

распада армии.