— Долгорукая с ее-то характером вполне могла бы возглавить авиационный отряд каких-

нибудь красвоенлетов, — заметил Билл Хопкинс.

— Она не приняла революцию, — ответила Брунгильда. — Кстати, в восемнадцатом году,

в Петрограде, Софья Долгорукая вышла замуж вторично — за князя Петра Петровича

Волконского. Почти сразу же обстоятельства вытолкнули ее из Петрограда — она уехала

за границу. Есть романтическая версия, которая мне очень нравится: будто бы она

отправилась туда, где люди сильнее всего нуждались в помощи врачей, — в Германию. И

там, в Германии, спасла от смерти красивого немецкого летчика, за которого и вышла

замуж... Жалко, что все это неправда, — прибавила Брунгильда совсем другим тоном. —

«Милость к падшим» не простиралась у Софьи Алексеевны столь далеко. Она уезжала в

Англию и в двадцать первом году отважилась вернуться в Петроград. Она узнала, что

Волконский арестован. Не очень понимаю, как ей это удалось, но она вытащила его из

тюрьмы и увезла с собой в Лондон.

— Чем не история о спасении летчика? — пробормотал Хопкинс. — Тоже романтично.

— По-своему, — вздохнула Брунгильда. — Хотя вообще жизнь эмигрантов совершенно

не романтична. Софья Алексеевна пыталась найти работу в педагогике, в медицине, но у

нее не имелось соответствующих дипломов. Волконский подрабатывал переводами, был

бухгалтером и клерком, устроился в казино. Софья Алексеевна вообще не находила

применения своим талантам. В 1926 году, уже во Франции, вновь сдала экзамены на право

вождения автомобиля и начала водить такси. Потом устроилась секретарем у маркиза

Ганея. Что это за маркиз такой? Ничего себе карьера — сделаться секретаршей... Она

написала книгу о Москве и издала ее в Париже на русском языке в 1928 году. Писала что-

то в эмигрантской прессе.

— А если бы она осталась в Советской России? — спросил Хопкинс. — Какие гипотезы?

— Для аристократки существовал, конечно, немалый риск попасть под репрессии,

особенно при Ленине, Сталин относился к «бывшим» куда более терпимо, оценивал по

деловым качествам, — ответила Брунгильда. — Вспомните, например, бывшего

полковника царской армии Бориса Шапошникова, ставшего советским маршалом и

начальником Генштаба СССР... Но вообще, если не принимать этот риск во внимание, —

то перспективы открылись бы перед ней обширнейшие. Огромная страна, сотни людей,

жаждущих учиться, постигать новую технику, летать... Да и возможности-то какие!

Промышленность, авиационные клубы!.. Но — происхождение «подкачало». А может, ей

просто не хотелось работать плечом к плечу с победившим пролетариатом.

— Логично, — сказал Хопкинс. — Хотя все равно печально. А во время Второй мировой

где она была?

— В Париже. Думаю, с немцами не сотрудничала. Они пытались переманить к себе

старую русскую аристократию, но те, хоть и ненавидели большевиков, упрямо к немцам

на службу не шли. Вот и Феликс Юсупов огорчил фашистов, и Матильда Кшесинская... У

Матильды, кстати, сын сидел в концлагере. А у Долгорукой — дочь. Долгорукая ездила

навещать ее в лагере. Жаль, подробности не известны, ведь это очень трагические и

сильные страницы в жизни этой незаурядной женщины.

— А после войны она так и не приехала в Россию?

— Нет, умерла во Франции, в Париже, в сорок девятом году.

— Какой огромный был потенциал — и как много не сбылось, — задумчиво произнес

Хопкинс.

— Время перемен, — ответила Брунгильда. — У кого-то двадцатый век все отобрал, а

кому-то отдал. Были крестьянские дети, которых в жизни ничего, кроме отупляющего

тяжелого труда не ожидало и которые поднялись в небо и сделались известными

летчиками. А были члены императорских обществ, аристократы и богачи, меценаты и

изобретатели, окончившие дни свои секретарями, швейцарами и водителями такси.

— От слишком философских мыслей, фройляйн, — сказал Хопкинс, — помогает только

одно: взять новый самолет — и в небо!

© А. Мартьянов. 22.09. 2012.

27. Эскадрилья «Ультиматум»

Январь 1918 года, Москва

— Садитесь, товарищи. — Ленин показал на диван и кресла, обтянутые простыми белыми

чехлами.

В кабинете сразу стало тесно. Гремя сапогами, военные занимали места. Блеснули пенсне

— среди членов делегации имелись и штатские.

Заговорил один из них, положив на колени планшет:

— Мы, Владимир Ильич, по поводу учреждения Народного комиссариата воздушного

флота.

Ленин прищурился:

— Это так необходимо?

— Недавно на президиуме Всесоюзного Совета Народного Хозяйства товарищ Ларин

довольно резко высказался насчет авиационных заводов, — признал член делегации

Акашев.

— Да? Любопытно! — отозвался Владимир Ильич.

— Он сказал, что Советская республика не нуждается в предприятиях, подобных фабрике

духов и помады.

Ленин по-детски весело рассмеялся.

— Ну, это товарищ Ларин, конечно, перегнул палку! Воздушный флот нам необходим. И

в культурном строительстве Советской республики он, несомненно, будет играть

значительную роль. Но сейчас у нас имеются более неотложные задачи. Нужно укрепить

все народное хозяйство. Думаю, в самом скором времени настанет пора и для авиации. А

чем вы планируете заниматься, товарищи?

— Пока что мы создали рабочую Коллегию воздушного флота в составе девяти человек,

— доложил Акашев. — Трое от военного авиаперсонала, шесть представителей от

авиационных заводов — профсоюзов и рабочих организаций. Для начала мы намерены

собрать имеющиеся в стране самолеты, разбросанные по различным фронтам. Даже

разрушенные. Заберем двигатели, запасные части. Сохраним все, что возможно. Изучим,

починим. Восстановим завод «Дукс».

— Дело важное, нужное, — подытожил Ленин. — Создание Народного комиссариата

воздушного флота буду голосовать. Успехов вам, товарищи! Скоро уже красные авиаторы

поднимутся в небо и заставят считаться с собой весь мир.

Март 1923 года, Москва

Мишка Осипов вышел из кинозала ошеломленный. Хоть он и был уже почти взрослым —

четырнадцать лет, — и считал себя тертым калачом, но увиденное потрясло его до

глубины души.

Фильм назывался «Как старик Пахом в столице в небеса летал на птице». Конечно,

самолеты и планеры Мишка видал и раньше, но до сих пор ему в голову не приходило,

что это может стать его специальностью. Его, обычного паренька из рабочей семьи!

В Москве возникло Добровольное Общество друзей воздушного флота. О самолетах

говорили теперь везде. Любой школьник знал: авиационной техникой должны теперь

овладеть хозяева страны, рабочие и крестьяне. А советские ученые работают над самой

главной проблемой самолетостроения — над двигателями.

С двигателями «засада» была еще до революции. Закупали их преимущественно за

рубежом. А буржуи, понятное дело, пытались продавать чужой стране те механизмы, что

были похуже, а все лучшее оставляли себе.

После войны и революции авиационных двигателей в Советском Союзе почти не

осталось. Да и не больно-то нужны чужие! Будем строить собственные.

Но как может обычный школьник участвовать в этой великой работе?

ОДВФ прилагало все усилия для ликвидации авиационной безграмотности населения.

Одни только агитполеты на заграничных «Юнкерсах» чего стоили! Ребята после школы

все время проводили возле аэродрома.

Пилоты казались существами нездешними. Думалось: не может быть, чтобы любому

стали доступны полеты, — как деду Пахому, например...