— Ничего, — сказал де Ла Пуап, рассеянно ероша шерсть на спине подбежавшей к нему
собаки, — если уж в моем ухе дырку заделали, то с самолетами как-нибудь разберетесь.
— Человек более живуч, чем самолет, — заметил старшина.
В прошлом году Ролан де Ла Пуап «догеройствовался»: преследовал «Фокке-Вульф-189»
и «немножко увлекся», как он потом признавал с деланно-покаянной улыбкой.
«Фоккер» уходил от француза, переходя в крутое пикирование, и лейтенант де ля Пуап
позволил погоне поглотить себя. А заодно — и остатки холодного соображения.
Результат: при резкой потере высоты на пикировании у него лопнула барабанная
перепонка.
«И упекли голубчика, — слово «голубчик» он старательно выговаривал по-русски, когда
рассказывал этот эпизод, — на две недели в госпиталь».
Ролан смертельно боялся, что не сможет вернуться в строй. То, что медики в московском
авиационном госпитале в Сокольниках все-таки ухитрились восстановить ему слух, он
считал чудом.
— Да, в общем-то, чертовски везет, — повторил он задумчиво.
— Идите спать, товарищ старший лейтенант, — сказал Капралов. Как отрубил. И де Ла
Пуап, отсалютовав, подчинился.
28 ноября 1944 года
Еще один митинг. Опять красное знамя и рядом — знамя Франции. Выступают
представители Советской Ставки. Де Ла Пуап смотрел на их лица. Лица советских
офицеров, особенно высшего состава, буквально завораживали его: никакого
«аристократизма» в чертах — простые, резкие, иногда грубые, иногда — наоборот,
мелкие. Лица простых людей — крестьян, рабочих. Усталость в глубоких морщинах
вокруг рта, между бровями.
Говорят резко, привычно, громко.
В этот день полку присвоено почетное звание «Неманский». Хорошо сражались,
прикрывая наступление наземных войск. Теперь будут называться — полк «Нормандия —
Неман».
Под этим именем полк войдет в бессмертие.
А лейтенант Ролан де Ла Пуап доживет до Победы и получит звание Героя Советского
Союза.
Но он этого еще не знал, когда разглядывал лица советских штабных и думал о том, что
еще предстоит на долгом пути к Победе.
© А. Мартьянов. 06.07. 2012.
06. «Як» или «Лавочкин»
24 апреля 1943 года, аэродром «Васильевское»
Прибытие главы военной миссии майора Мирле в эскадрилье «Нормандия» ждали.
Каждый день промедления казался потерянным напрасно. Не терпелось вступить в бой.
Но «просто так» ничего не делается — политики, а потом военные договаривались,
договаривались, договаривались...
...— Нам не нужно превращать «Нормандию» в еще одну советскую эскадрилью, —
согласился с Мирле командующий авиадивизии генерал Георгий Нефедович Захаров. —
Как символ она стоит гораздо больше, чем как обычное воинское соединение. Но все-таки
необходимо нам найти наилучший способ боевого применения «Нормандии»!
— Французские летчики привыкли к совершенно другому бою, нежели советские, —
объяснял майор Мирле. — Наша тактика отличается яркой индивидуальностью.
— Точно. Мы еще в Раяке об этом говорили, — вступил майор Жан Тюлян. — Вся эта
хваленая «тактика» сводится к одному: каждый лупит, как умеет, а потом возвращается на
аэродром. Если получилось вернуться...
— Вы это всерьез? — нахмурился Мирле.
— Не совсем, — признал Тюлян. — Только отчасти. — И обратился к Захарову: — В
обучении летчиков французской истребительной авиации главенствует принцип
максимальной самостоятельности в бою. Мы не получаем детальных указаний с земли.
Надеясь только на себя, оцениваем воздушную обстановку и самостоятельно намечаем
направление удара.
— Это не эффективно, — таково было мнение представителя штаба ВВС Красной Армии
инженер-капитана Смолярова.
Тюлян пожал плечами:
— Мы так воюем.
— Вот основные боевые задачи, которые должна выполнять французская эскадрилья на
первых порах своего пребывания в Триста третьей истребительной авиационной дивизии,
— генерал Захаров вынул из нагрудного кармана сложенный листок. — Свободный поиск
вражеских самолетов без перелета линии фронта. — Последние слова он подчеркнул
особо. — И дежурство на аэродроме для вылета на перехват вражеских самолетов.
Тюлян выразительно покривил рот.
— Пока активность авиации противника невысока, незачем попусту рисковать, — сказал
Смоляров. — Я согласен с товарищем генералом. Этого на первых порах вполне
довольно. И предлагаю по возможности освободить «Нормандию» от сопровождения
штурмовиков и бомбардировщиков при полете в глубокий тыл врага.
Все равно рано или поздно придется это делать, подумал он. От войны никого не
убережешь, а эти летчики просто рвутся в бой.
— А кстати, — заметил Тюлян, — мы тут обратили внимание, что товарищ генерал
прилетел на другом самолете, не таком, как у нас. Можно будет посмотреть?
— У нас секретов нет, — сказал генерал Захаров. — Смотрите, сколько хотите. И
спрашивайте, если возникнут вопросы.
Захаров производил впечатление человека тяжеловесного и как будто бы
недальновидного, но внешность его была обманчивой. Крестьянский сын с характерной
крестьянской наружностью, он был опытным летчиком, закончил военную школу
летчиков в Сталинграде и курсы при Военной академии Генерального штаба, а в тридцать
седьмом участвовал в войне в Испании, где его знали как Энрике Лопеса. Кстати, там он и
познакомился с некоторыми будущими «нормандцами».
Сейчас командир Триста третьей истребительной авиационной дивизии прилетел на «Ла-
5». Вот этот-то истребитель с мотором воздушного охлаждения и глянулся французским
летчикам.
Весь день «нормандцы» осматривали этот самолет, «разве что не облизывали», как
заметил Смоляров, поглядывавший на них из командного пункта.
Вечером несколько человек во главе с майором Тюляном обратились к Захарову с
просьбой.
— Мы бы хотели попросить о перевооружении эскадрильи, — сказал Тюлян, стараясь
держаться бесстрастно. Получалось не очень хорошо, натура сказывалась. Но главное —
не задеть ничьих чувств.
Нет, главное — самолет!
Захаров все понял. Чуть улыбнулся.
— Вам кажется, наверное, что «Ла-5» лучше, чем «Як-1», да?
Они переглянулись и промолчали.
Захаров сказал:
— Чуть позднее у вас будет возможность полетать на «Лавочкине». Сами убедитесь, что
большой разницы в боевых качествах нет.
— Хорошо, — осторожно согласились французы. Видно было, что они все еще
сомневаются.
Май 1943 года
Как и предвидел генерал Захаров, «освобождение» летчиков «Нормандии» от
сопровождения советских бомбардировщиков глубоко в тыл врага оставалось только «на
бумаге». Французы и сами требовали для себя лишь одной привилегии: драться.
Готовилось наступление, и летчики Триста третьей бомбили немецкие аэродромы. Девять
«Пе-2» в сопровождении двух «Як-1» углубились на территорию, занятую противником.
— Далеко зашли, — сказал Альбер своему товарищу, Иву Майэ. — Горючего не хватит.
Вернуться не сможем.
— Летим дальше, прикрываем, — ответил Майэ.
Бомбы падали одна за другой.
— Все, возвращаются, — донесся сквозь помехи голос Альбера. — До аэродрома не
долетим.
— Хорошо, что русские нам не могут приказывать, — сказал Майэ. — Мы ведь по-русски