— Хорошо, пан Коримский, — ответил изнутри спокойный мужской голос.

Маргита поняла, что перед ней её родной отец. С опущенной головой он шёл прямо на неё, не видя её. Она затаила дыхание, потому что ей показалось, что он услышит биение её сердца. О, как ей было жаль отца, как бы она хотела прильнуть к его груди! Она увидела, что он печален и несчастен. Когда он поравнялся с ней, она едва удержалась от того, чтобы не броситься к нему и крикнуть: «Отец, отец! Не проходи, остановись, ведь мы не чужие!».

Отец был уже далеко, когда она наконец собралась с духом и, прижав обе руки к лицу, шагнула к двери аптеки. Она решила во что бы то ни стало хотя бы спящим увидеть незнакомого брата.

Она попросит того, кто проведёт её к нему, не говорить об этом отцу.

Она вошла. Два практиканта спросили её сразу, чем они ей могут служить. Она купила первое попавшееся: духи «Резеда», хотя у неё дома духов было достаточно, и зубной эликсир. Убирая дрожащими руками свой кошелёк, она обернулась. К её удивлению, в дверь заходил как раз тот самый молодой человек, которого она, когда они с дедушкой ехали с вокзала, пожалела, что ему приходилось идти пешком в такой холод. Но, взглянув в его доброе лицо, ей сразу стало спокойнее. Почувствовав к нему сразу доверие, она осмелилась обратиться к нему.

— Позвольте, пан, — произнесла она тихо, чтобы практиканты не слышали, — узнать, как чувствует себя больной пан Коримский?

— Слава Богу, ему уже лучше, и теперь он спит, — ответил тот поклоном.

— Если он один, не могли бы вы провести меня к нему? Я его не потревожу, — попросила она.

Молодой человек снова поклонился и молча отворил дверь в коридор.

— Вам моя просьба, наверное, кажется странной? — спросила Маргита, когда они поднимались по лестнице.

— О нет, я вижу по вашему лицу, что вы поступаете так па велению сердца.

Она крепко пожала его руку.

— Вы правы, ведь он мой брат! — и склонила голову, не в силах скрыть свои чувства.

Несмотря на своё волнение, она почувствовала, как рука молодого человека похолодела в её руках и как он вздрогнул, словно от электрического тока. Он её понял. Она посмотрела в его бледнее загадочное лицо.

— Вы, должно быть, удивлены тем, что я здесь?

— Нет, пани, я бы удивился, если бы вы не пришли, — ответил он тихо.

О, какой у него приятный голос! В глазах её появились слёзы.

— Значит, вы меня уже знаете и нет необходимости представляться и объяснять? Но кто вы, пан?

— Сейчас я провизор у пана Коримского, Мирослав Урзин.

Они пришли.

Странно, — сказала Маргита, оглядываясь, — я здесь родилась, а вы здесь недавно, и мне приходится просить вас проводить меня к моему брату и не рассказывать о моём посещении.

— Я сделаю всё, как вы того желаете, но вот его комната, больной один. Пан доктор Лермонтов пошёл к доктору Раушеру, а пан аптекарь совершает прогулку.

Через несколько мгновений сестра уже склонилась над постелью больного брата. Годами она мечтала увидеть его. Совсем по-иному представляла она себе исполнение своей мечты!

Маргита горько заплакала. Встав возле постели на колени, она поцеловала брата в лоб. Так же тихо, как пришла, она оставила свой родительский дом, где, кроме молодого провизора, никто не узнал о её визите… Вечерние сумерки скрывали боль девушки, которой неузнанной пришлось покинуть отцовский дом.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Три недели прошли с того холодного вечера, когда молодой провизор впервые переступил порог дома на Замковой улице и принял аптеку «Золотая лилия». И уже всем казалось, будто он всегда был здесь. Люди в доме под развалинами крепости не могли теперь представить себе жизнь без этого человека.

В первые дни, кроме доктора Лермонтова, мало кто замечал его, а потом и доктор вынужден был по делам уехать в Вену. Во время его отсутствия молодой провизор использовал каждую свободную минуту, чтобы побыть с больным. Молодой Коримский после первого же продолжительного разговора очень привязался к нему.

Затем, как и можно было предвидеть, заболел и слёг пан Коримский, хотя он долго сопротивлялся. Тревога за сына и напряжение бессонных ночей сделали своё дело. Но и тогда врачу всего три дня удалось удержать его в постели. «Но, — рассказывала пани Прибовская, — что бы мы в то время делали без пана провизора?»

Он заботился обо всём: ухаживал за молодым паном, замещал пана Коримского днём и ночью и руководил всеми делами в аптеке, да так, что и заметно не было. При этом он постоянно что-то делал в химической лаборатории и часто о чём-то советовался с молодым Коримским. Видимо, речь шла о том лекарстве, из-за которого случилось несчастье. Практиканты в аптеке тоже полюбили молодого провизора и выполняли всё, что он говорил, беспрекословно, хотя младший, Ферко, был порядочным шалопаем.

Люди, приходившие за лекарствами, давно привыкли к некоторой надменности хозяина аптеки. Тот никогда сам не отпускал лекарства, никогда ни с кем не разговаривал, ограничиваясь приветствием. И вот теперь все приятно поразились приветливости молодого провизора. Его приятный спокойный голос действовал благотворно. А ведь люди, приходящие в аптеку, чаще всего были чем-то подавлены. И чем беднее был посетитель, тем приветливее его встречал провизор. Об этом свидетельствовала особенно вдова Мала, которая в большой бедности жила под крепостью в маленькой хижине со своими тремя детьми. Она рассказывала, как провизор расспросил её о сыне-калеке и как он вечером сам пришёл, чтобы посмотреть на него. И когда она ему пожаловалась, что к несчастью ещё и себе руку обожгла, он ей сам наложил мазь, наколол дров и принёс воды из колодца. С тех пор он приходил каждый вечер после работы, чтобы поговорить с маленьким Мартынкой и утешить его. Он научил его хорошим песням и много рассказывал ему. И не только он, но все слушали его с радостью, когда он говорил об Иисусе Христе, Сыне Божием. К сожалению, он приходил всегда ненадолго, и всё же вся семья радовалась его приходу.

От них, как узнала вдова Мала, он отправлялся вниз на Кладбищенскую улицу, где в одном доме лежал мальчик с отмороженными пальцами на ногах. Это был тот самый мальчик, которого ож спас, направляясь в Подград. Каждый вечер он приходил к нему, чтобы сделать перевязку.

С появлением молодого провизора аптека в Подграде по воскресеньям перестала работать. Если кому-нибудь лекарство было необходимо, то оно ему, конечно же, приготавливалось и в воскресенье.

Когда Раушер выразил своё удивление по поводу этого нового порядка, пани Прибовская сказала, что она слышала, как пан провизор просил пана Коримского разрешить аптеку по воскресеньям закрывать, чтобы отучить людей покупать что-либо в эти дни. Пан Коримский тогда с удивлением посмотрел на него.

— Попробуйте, — сказал он, пожимая плечами, — удастся ли им это без убытков и неприятностей.

— Кто знает, удастся ли это пану провизору, — добавила она. — Если да, то это будет хорошо для всех.

Врач пожал плечами и больше ничего не сказал.

Пани Прибовская обрадовалась, когда узнала, что пан провизор не католик, потому что она чувствовала себя очень одинокой среди католиков. Урождённая Градская, родом она была из долины Дубравы. С четырнадцати лет она жила у Коримских. Здесь, в Подграде, она вышла замуж за Прибовского, но и тогда приходила к Коримским помогать, особенно когда было много работы. Но вот скончался её муж, и она осталась одна — детей у них не было, — и молодые Коримские взяли её экономкой к себе в дом, потому что пани Наталия ничего не понимала в домоводстве, да и пан Коримский не позволял ей работать и портить свои белые ручки.

Пани Прибовская пережила со своими господами хорошее и плохое, большое счастье и ещё большее несчастье. Она прижилась в этой семье, стала как бы её членом и уже не могла без них.

Пани Прибовскую в доме ценили за её верность и трудолюбие. И вроде бы уже давно она жила в христианской семье, однако пользы от этого не было никакой, потому что её господа веру ни во что не ставили.