Дэн многозначительно замолчал и уставился на меня. Происходившее мне не нравилось. Совсем не нравилось. Странно как-то говорил со мной этот чертов консул. Не так, как, по идее, должен бы говорить. У нас светская беседа или что? На хрена мне все это знать? И акцент у Дэна вдруг куда-то пропал. Теперь он говорил по-русски абсолютно нормально, без всяких следов китайских мяукающих интонаций.

— У нас в Китае тоже был период репрессий, — снова заговорил он, — сейчас эта практика осуждена. Товарищи из ЦК сумели осознать ошибки, допущенные предыдущим руководством, и теперь в КНР все иначе. Однако я еще помню те времена. Ту атмосферу страха, когда люди пропадали и все боялись спросить — куда? Это было абсолютно одинаково и у вас, и у нас.

Дэн говорил медленно, словно с трудом подбирая слова. Я не перебивал.

— Знаете, что интересно? Кострюкова осудили на заключение без права переписки, но одно письмо из тюрьмы он все-таки передал. Он сидел прямо на Литейном, в спецтюрьме НКВД на шестом подземном этаже. И тем не менее умудрился переслать жене письмо. Как? Я не знаю. Зачем? Думаю, что оно было очень важно для него, это письмо… Так мне кажется. Иначе зачем он так упорно стремился передать его на волю? Поправьте меня, если я не прав.

— Н-ну, наверное, — промычал я.

Дэн улыбнулся, но как-то невесело это у него получилось. Губы растянулись, а глаза по-прежнему смотрели серьезно, выжидательно.

— Наверное, я чего-то не понимаю, но… — начал было я.

— Что вы, Илья, что вы! Не стоит обращать внимания на то, что я сказал! Я просто размышляю вслух. Кострюкова сажают в тюрьму. Ему грозит смертная казнь. Но единственное, о чем он думает, сидя в камере, — это как бы переправить на волю письмо. Что заставило его так себя вести? Я не знаю. А вы? Знаете, о чем я подумал? Если одного человека очень интересует то, что известно второму, то ведь они, эти двое, всегда могут договориться. Так сказать, сойтись в цене… Надеюсь, вы понимаете, что именно я имею в виду?

Я окончательно запутался в том, что несет этот хун-вэйбин. То он угрожает мне тем, что, мол, я похитил китайский раритет. То рассказывает о репрессированном востоковеде. А теперь и вообще предлагает договориться… О чем, черт его подери?!

Какого хрена он вообще притащил меня в этот монастырь? Попудрить мозги было некому? Я неожиданно подумал, что, может статься, консул этот — просто сошел с ума, не вынес несчастный китаец суровой прозы российских будней. Вот и куролесит теперь как может, несет неизвестно что, сам того не понимая. На душе стало неуютно.

— Я не тороплю вас с ответом, — ласково продолжал Дэн. — Вы знаете, кто я, где меня найти. Вы знаете и то, что мне известна вся эта история, — ведь я правильно все изложил? Да? Ну, так знайте и то, что одному вам со всем этим не справиться. Слишком уж много интересов здесь пересекается. Наш соотечественник Ли уже пытался не учитывать интересы всех сторон. Как вы знаете, он проиграл. А вот вы можете и выиграть, но для этого вам нужно понять простую вещь. Мы должны играть в паре. По той простой причине, что без моих каналов вы просто не сможете ничего с этим сделать. Это-то, надеюсь, вы понимаете? Ни вывезти за границу, ни продать здесь. Поверьте мне на слово…

Дэн положил птичью лапку на грудь и честными глазами посмотрел мне в лицо.

— Послушайте… — наконец попытался возразить я. Ничего из того, что он нес, я так и не понял.

— Ни слова больше! — всплеснул руками китаец. — Прежде чем дать окончательный ответ, хорошенько подумайте. Я вас не тороплю. В этой игре замешано слишком много народу, и одному вам действительно не справиться. Вам все равно придется выбирать чью-то сторону. Так выберите ее правильно. По крайней мере, я вас не обману. — Последние слова Дэн проворковал, уже уволакивая меня по направлению к лестнице.

Я оторопело молчал.

Пока мы спускались, он нес какую-то чушь насчет тибетского разгильдяйства («Осторожно! Осторожно, не споткнитесь! Здесь не хватает ступеньки. Монахи никак не соберутся ее починить… А еще мечтают отделиться от КНР… Дикий народ!»), а когда мы вышли за ограду монастыря, он предложил подбросить меня на своей консульской машине. В другое время и в других обстоятельствах я бы не устоял. Роскошная «BMW», о правилах дорожного движения можно забыть, опять-таки и под дождем тащиться не хочется. Но на сегодня обществом консула Дэна я, пожалуй что, сыт по горло.

— Нет, спасибо, — сказал я, — хочу немного пройтись. Способствует, знаете ли, пищеварению.

— Хорошо, хорошо, — заговорил он почему-то опять с мяукающим китайским акцентом. — Мой телефон у вас есть. Если что — звоните.

Дэн щелкнул дверцей машины и уехал. А я остался стоять под дождем. За потоками воды кокетливо мелькнул желтый дипломатический номер автомобиля.

Бог ты мой! Как они все мне надоели! Со всеми своими загадками, проклятиями фараонов, туманными угрозами и смутными намеками! Бритоголовый Дима, зеленый от страха профессор Толкунов, консул, который предлагает мне долю, но при этом не удосуживается объяснить, в чем именно. Ну зачем мне одному столько везухи сразу, а?

Хватит, решил я, закурив сигарету и малость отдышавшись. Пойду на работу, прильну к незамутненным источникам реальной жизни. Выпью джина с девчонками, напишу хороший разоблачительный репортаж, куплю в буфете порцию замечательных польских миног. Буду вести простую и естественную жизнь. Без экзотики.

Я зло через плечо поглядел на дацан. А все эти ламы-перевоплощенцы, убитые китайцы, которые, оказывается, вели игру не в той команде, монахи-официанты с растатуированными руками — вся эта компания пусть отправляется на хрен. Или даже куда-нибудь еще дальше. Вот так.

Однако, как оказалось, все было совсем не так просто.

— Стогов!

Из-за шума дождя я почти не расслышал этот голос. А расслышав, не поверил. Однако подсознательно среагировал, обернулся и… Сигарета чуть не выпала у меня из руки. Опять! Ну сколько можно? У ограды монастыря стояла Анжелика. Та самая Анжелика, каждое появление которой в моей жизни означало новый виток неприятностей. Та-самая-черт-бы-ее-побрал-блондинка-Анжелика.

Первое, что я сделал, — это огляделся по сторонам. Когда я видел эту девушку впервые, в баре застрелили китайца. Во время второго рандеву дубинкой по голове получил уже я сам. Что теперь? Она взорвет монастырь? Или, не мудрствуя лукаво, просто расстреляет меня из автомата?

Впрочем, на этот раз она, похоже, действительно была одна. Тоже неплохо, подумал я. Очень-очень неплохо. Вот уж сейчас-то я ее порасспрошу. Ох, как я ее расспрошу! Пусть только попробует не ответить мне хоть на один из накопившихся вопросов! Сейчас я все узнаю… Твою мать!

— Хм. Привет, красотка. — Я подошел поближе. — Что-то давненько не было тебя видно. Я уж начал бояться, что остаток жизни придется провести спокойно и без приключений.

— Ты не рад меня видеть? — близоруко щурясь, спросила Анжелика.

— Как не рад? Очень даже рад. Столько времени прошло, а голову мне так никто и не проломил. Уж теперь-то, надеюсь, дела пойдут, а?

— Все острр… остришь… Кр-р-расавчик…

Только тут я наконец понял. Вернее, даже не понял, а почувствовал. Анжелика была пьяна. Не просто пьяна, а, что называется, вдрабадан. И к ограде она прислонилась по единственной причине — чтобы не упасть. Куда-нибудь прямо в лужу.

Она шатнулась, попыталась сделать шаг мне навстречу и буквально рухнула мне на руки. Мягкими детскими ладошками она гладила мне лицо и повторяла всего одну фразу:

— Стогов… Стогов… Хороший мой… Милый… Увези меня отсюда, увези, пожалуйста… Куда угодно… Стогов…

«Этого мне только и не хватало», — подумал я.

11

Анжелику я отвез к себе. Оставлять ее в таком состоянии на улице было бы, пожалуй что, бесчеловечно.

«Ох и пожалею я об этом своем гуманизме», — думал я, втискивая ее на заднее сиденье такси. Дотащил ее, совсем уже расклеившуюся, до своего четвертого этажа, уложил на диван, укрыл пледом и на той же машине отправился в редакцию.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: