— Там хорошие мастера-татуировщики? — спросил Брайан, когда мы вышли на улицу и закурили.

— Не знаю. Никогда не видел их за работой. А что?

— Да вот думаю татуировочку себе сделать, — улыбнулся он. — Маленькую. Где-нибудь на спине, чтобы не бросалась в глаза. А то через два дня уезжаем — пусть хоть какая-то память останется.

«Ничего, — хмыкнул я про себя. — Если мои подозрения подтвердятся, я позабочусь, чтобы никуда дальше Колпинской зоны ты, братец мой, не уехал».

Тату-салон, который, как неожиданно выяснилось, я обещал показать ирландцам, назывался «Тарантул». Вообще-то официально заведение именовалось «Салон красоты „Nola“», а «Тарантулу» в этом салоне принадлежала небольшая каморка в дальнем от входа конце зала. Насколько я знал, хозяева «Nola» хотели создать своему заведению репутацию действительно универсального центра красоты. Здесь заплетали тугие африканские косички, делали точечный массаж, омолаживали кожу лица и могли — буде на то желание — даже вживить вам в ногти настоящий жемчуг. Никак не обойтись тут было и без мастеров-татуировщиков, однако они совершенно вразрез с общей политикой салона очень скоро превратили свой «Тарантул» в место встречи различных сомнительной платежеспособности типов, вечно пахнущих пивом и обильно увешанных сережками.

Когда мы открыли дверь «Тарантула», то первое, что я увидел, — это угол, сплошь заставленный пивными бутылками. Мы огляделись… Раковина, кушетка, много зеркал. На стенах — плакаты с пугающими узорами, которые, только попросите, — тут же будут перенесены на ваше тело. Стоявший на столике магнитофон оглашал окрестности чем-то рычащим и агрессивным. Впрочем, несмотря на явную радикальность заведения, в «Тарантуле» было довольно чисто.

— Слушаю, — неласково сказал один из двух сидевших здесь же мастеров, обводя нас мутными, похмельными глазами. Он, очевидно, давно работал на выбранном поприще: его руки, чуть прикрытые рукавами футболки, были растатуированы до самых ногтей. О мелочах вроде пары-тройки сережек, вдетых в брови и ноздри, можно было даже не упоминать.

— Мой приятель хотел бы сделать себе татуировку, — сказал я. — Маленькую. На память.

— Который приятель? — все так же хмуро поинтересовался он. Судя по запаху, его вчерашнее времяпрепровождение если и отличалось от моего, то не сильно.

— Я, — шагнул вперед Брайан. Мартин и Дебби, выворачивая шеи, принялись разглядывать висящие на стенах плакаты.

— На память так на память, — кивнул мастер. — Садись, выберем тебе узор. Пожелания имеются?

Брайан с мастером зарылись в ворохе каталогов. Брайан пытался на пальцах объяснить, что именно он хотел бы увидеть на своей коже. Мастер сыпал названиями модных тату-стилей.

— Я тебе говорю, — горячился он. — Выбери «трайбл». Самый клевый стиль сезона. Что я тебе — врать, что ли, буду?

— Ладно, — сдался наконец Брайан, — «трайбл» так «трайбл». Что хоть это такое?

— Русские народные сказки читал? Помнишь, как там украшены заглавные буквы? Всякие там лилии, летящие птицы, львы в пол-оборота… И все плавно друг в друга перетекает.

— А-а! — сообразил Брайан. — Знаю, знаю! У нас в Ирландии такие узоры называются «кельт».

— Ты из Ирландии? — поднял брови мастер. — То-то я смотрю, акцент у тебя! Что ж сразу-то не сказал, что из Ирландии? Ирландцев я люблю. Никогда, правда, не видел живых, но люблю. Тебя как зовут? А меня Володя. Я тебе, Брайан, скидку дам. Дискаунт. Обычно за тату площадью с сигаретную пачку я беру сто пятьдесят баксов. С тебя возьму сто двадцать. Идет?

— Идет, — сказал Брайан, расстегивая рубашку.

Грудь у него оказалась неожиданно волосатой, и Дебби даже склонила голову набок, залюбовавшись. Брайан лег животом на кушетку и обреченно вздохнул.

— Сюда колем? — уточнил татуировщик Володя, тыкая пальцем чуть пониже лопатки.

— Сюда, — кивнул Брайан.

Минут десять Володя ручкой выводил узоры прямо на коже, а мы все затаив дыхание наблюдали за ним. Потом наблюдать надоело. Мартин сел в кресло и принялся листать глянцевый журнальчик. Мы с Дебби углубились в изучение приклеенных скотчем к стене объявлений. Напарник Володи, сидевший в углу, по-прежнему молчал.

Закончив свои живописные экзерсисы, Володя достал из шкафчика несколько тюбиков краски, натянул резиновые перчатки и включил татуировальный агрегат, который неприятно напоминал бормашину и так же мерзко жужжал. «Не больно?» — иногда интересовался Володя. «Все оʼкей», — хмыкал Брайан.

Объявления, развешенные по стенам, сообщали в основном о концертах в дешевых клубах и акциях андеграундных художников. Некоторые показались мне весьма любопытными. В клубе «Werwolf» вчера, оказывается, проходило байкерское шоу. В клубе «Рейхстаг» — концерт экстремальной музыки «Черная месса». А в заведении «Рыло на боку» (надо же — есть, оказывается, в городе и такое) — акция под интригующим названием «Глухонемые за легализацию марихуаны» с участием настоящего театра глухонемых.

Дебби, изучавшая флаеры рядом со мной, оторвалась от чтения и спросила:

— Володя, извините, а вы коммунист?

— Я? — удивился он. — Нет. С чего ты взяла?

— Я смотрю, у вас на стене висит большой плакат с серпом и молотом.

— Ах этот. — Володя, не оборачиваясь, махнул рукой. — Не обращай внимания. Это студенческая эмблема.

— В каком смысле студенческая?

— Нас в этом салоне трое работают: я, Стас (жест в сторону неразговорчивого напарника) и еще один парень. Он студент. А серп и молот означают «Коси и забивай». В смысле «коси» лекции и «забивай» на учебу.

Судя по всему, Дебби ни слова не поняла из этого объяснения, однако решила не переспрашивать.

— Ты, кстати, не желаешь тоже наколочку сделать? — улыбнулся ей Володя, обнажив отсутствие переднего зуба. — Тебе, подруга, вообще за полцены сделаю.

— Я? — удивилась Дебби. — Нет уж. Спасибо.

— А что — это модно. И мужикам нравится.

— В России мужчинам очень трудно понравиться, — сказала Дебби, метнув взгляд в мою сторону. Я не обращал внимания и продолжал читать объявления.

— А пирсинг? — не отставал парень. — В смысле — вставить сережку в пупок или в сосок?

— Вы знаете, мне мое тело нравится и таким, какое есть.

— Да-а, хорошее тело… — задумчиво протянул Володя. Помолчав всего минуту, он решил зайти с другого конца. — Знаешь, подруга, я придумал — давай сделаем тебе «скарп». Уж от этого-то ты не откажешься.

— Господи! — вздохнула Дебби. — Это-то что такое?

— Ты не знаешь, что такое «скарп»? Это нанесение искусственных шрамов. Как будто тебя пытались зарезать. Представляешь, как это заводит в постели?

— А силиконовый имплантант в пенис у вас тут не ставят? — поинтересовалась Дебби. Она, когда хотела, умела выглядеть настоящей стервой. Взглянув на нее, Володя увял.

Минут двадцать пожужжав машинкой, он выключил ее, снял перчатки и закурил.

— Стасик, — позвал он так ни слова еще и не сказавшего напарника, — контур я набил, а заштриховывать тебе. Я не успеваю. Мне сегодня еще дело важное нужно сделать.

Лежавший на кушетке Брайан с сомнением посмотрел на серое лицо Стаса, его дрожащие руки и похмельные глаза и явно заволновался.

— Не бойся, — перехватил его взгляд Володя. — Стас — мастер что надо. Выпил вчера немного, но это для работы не важно. И к тому же тебе ведь только заштриховать осталось. Здесь большого мастерства не требуется.

— Может, сделаешь сам? — наконец подал голос Стас.

— Не могу, — отрезал он. — Бежать нужно. За мной мужик приехать обещал. На белом «БМВ-Зет», представляешь?

— Ладно врать-то, — продолжал хныкать Стас. — Нужен ты мужику с белым «БМВ», как же! Такие мужики наколки себе не делают.

— Говорю же, приедет мужик! Сам увидишь. А наколку нужно не ему делать, а его собаке.

— Собаке? Что ты мелешь?

— Ну да, собаке. Этот мужик купил себе какую-то охрененно дорогую собаку. Породу не знаю, но дорогую. Пока собака была маленькая — она вся была черная. А как подросла, у нее вокруг глаза шерсть побелела. Вроде как пятно появилось. А с пятнами на выставки не берут — врубаешься? Такая собака стоит несколько тысяч баксов, так что мужику проще заплатить мне триста, чтобы я закрасил собаке это пятно, чем завести новую.