— Это ты про Тимура и Любку? С этим понятно. У маленьких мужчин большое самолюбие. И деньги тут ни при чем. — Вера закончила обрабатывать рану. Налила борщ в тарелку Кирилла. — Со стоматологом тоже не все гладко, да?

— Я предложил ему деньги…

— Ах, вот как! И этому деньги? Ты все свои проблемы решаешь посредством денег?

Кирилл примирительно погладил Верину руку.

— Ну всё. Кто старое помянет… А деньги я этой бледной моли предложил те, которые он просил за Маринино приданое. Я ведь тоже местный, хотя бы и по матери, прошу прощения за каламбур. И мне казалось, что я все правильно рассчитал. Стоматолог из наших, из псковских, и никогда москвичу не уступит. Москве псковские поддались последними, только при царе Иване Третьем. Москва уже подмяла и Новгород, и Смоленск, и Тверь, не говоря уже о Владимире и Рязани. А мы все бодались с Москвою. — Кирилл огорченно вздохнул. — Я думал, он меня пошлет, а он стал торговаться, назначив цену в четыре раза больше первоначальной. В этом же никакой логики!

— Это вы в Москве все по логике решаете, а на местах — это как получится.

Внизу раздался автомобильный гудок. Вера выглянула в окно.

— Надо же. Мишка. На твоем «мерседесе». Как это он тебя вычислил?

Через минуту Мишка вошел в кухню.

— Есть будешь? — Вера поставила еще одну тарелку.

Мишка отрицательно мотнул головой, сел. Сказал, отводя глаза от глаз Кирилла:

— Забирай машину. Меня предупредили, если увидят «мерс», то мастерскую сожгут, а у меня еще три машины в ремонте. Я за всю жизнь не расплачусь. — Мишка засопел, поковырял пальцем трещинку в клеенке. — Не надо было тебе в наши дела влезать. Уезжай, паря, не рискуй. В санатории охраняемой стоянки нет, да и на охраняемой подожгут. Уезжай сейчас же. А то в темноте могут перехватить.

Мишка отодвинул тарелку. Всем своим расстроенным видом он давал понять, что и хотел бы помочь, да не может. Вздохнул, виновато посмотрел на Веру и вышел. Ключи от машины Кирилла он оставил на столе.

Некоторое время Вера и Кирилл сидели молча. Потом Вера ушла в комнату и через несколько минут вышла, одетая в джинсы и кофточку. Кирилл откинулся на стуле, с удовольствием любуясь ее фигурой. Но Вера его благодушно-игривого настроения не разделяла. Она выглядела расстроенной.

— Наши шутить не любят. Тебе надо ехать. Я тебя провожу до федерального шоссе. Если я буду рядом, они не рискнут к тебе приставать.

— Вообще-то я никогда не отступал.

Вера с досадой махнула рукой.

— Это не отступление. Это маневр. Как говорил мой дед: «Чтобы наступать, надо иногда и отступить».

Они вышли из подъезда. Кирилл остановился и показал Вере глазами на дорогу. Посмотреть и правда было на что. Высокая красивая Лариса не спеша шла под руку с высоким мужчиной в парадном морском кителе, фуражке и с кортиком.

За этим проходом с интересом наблюдали все оказавшиеся на тот момент на улице жители поселка. И еще бабки, высунувшиеся из окошек. Очень уж хороша была пара.

Увидев выражение лица капитана дальнего плавания, Кирилл поскучнел. Выражение это было ровно таким, как у военных на старых плакатах советских времен. «Будем бороться за мир до последнего патрона!» — вот что читалось в этих лицах. Но делать было нечего. И Кирилл шагнул из калитки на дорогу.

Лариса, увидев Кирилла, беспокойно оглянулась и замедлила шаги. К счастью, следом за Кириллом из калитки вышла Вера.

Кирилл с самым радушным видом протянул капитану руку.

— Здравия желаю, товарищ капитан третьего ранга! Я пациент вашей жены. Она великолепный доктор, вам очень повезло.

Лариса облегченно вздохнула, а капитан с удивлением посмотрел на Кирилла. Он задержал взгляд на его залепленной пластырем скуле и без всякого воодушевления ответил на рукопожатие. Кирилл подбадривающе улыбнулся Ларисе, и пара продолжила свое триумфальное шествие по поселку.

— Хорошо, что я встретил этого капитана. А то у меня осталось бы чувство чего-то незавершенного.

— Лариса выглядит как королева. — Вера смотрела вслед уходящим Ларисе и капитану.

— Он вроде ничего. В офицерах, даже когда они уходят в запас, еще долго мужское остается. — И закончил не совсем понятно для Веры: — Вся надежда на это.

Через полчаса они подъехали к санаторию.

— Ты собирай вещи, а я возьму выписку из истории твоей болезни.

Кирилл послушно кивнул. Отдыхающие и персонал здоровались с ним, как со старым знакомым. Некоторые мужчины пожимали руку. Ясно было, что сегодняшнее утреннее приключение на пруду, из которого Кирилл вышел победителем, уже стало достоянием всего санаторского сообщества. Только старшая медсестра Полина, завидев Кирилла, поспешила закрыться в своем кабинете.

В сестринской Марина, взглянув на сосредоточенное Верино лицо, поинтересовалась не то с сочувствием, не то с легкой завистью:

— Провожаешь?

— Приходится. Ты же знаешь наших, могут по дороге накостылять.

— Уж что-что, а это наши точно могут. А вот и он, возмутитель местного спокойствия. Идет себе как ни в чем не бывало. — Марина кивнула в сторону лестницы, по которой в санаторский двор сбегал Кирилл с чемоданом и сумкой. — Ну, что ж, подруга, идем, посажу вас в машину.

Как только выехали из санатория, Кирилл заметил, что за его «мерседесом» пристроилась довольно потрепанная «волга» с тремя парнями, теми самыми, что напали на него сегодня утром. Вера тоже заметила этот сопровождающий эскорт, но виду не подала, что испугалась. Наоборот. Положила руку на плечо Кирилла и стала рассказывать какую-то смешную и милую чепуху из их с сыном жизни. Пусть видят, недоумки, что Тимурова Люба москвичу совсем не нужна.

Через несколько минут соревнование на узкой дороге районного значения закончилось не в пользу «волги».

Вера перевела дух. Сняла руку с плеча Кирилла. Некоторое время они ехали молча. Потом Вера спросила:

— Откуда у тебя такая не псковская фамилия?

— Вроде бы мой прадед из немцев. Осел в наших краях, чинил сепараторы и мясорубки. Может, потому что мясорубки чинил, и прозвали Шнеком, а потом прозвище закрепилось как фамилия. — Кирилл достал из нагрудного кармана листок бумаги. — Вот мой московский телефон. Извини, визитные карточки закончились. Будешь в Москве, позвони, пообедаем.

— Ладно. Может, и пообедаем. А ты хоть и москвич, но хороший мужик вроде.

Вера отвернулась и смотрела в окно, поэтому лица ее Кирилл видеть не мог. А лицо у Веры было совсем грустным, и даже слезы на глаза навернулись. А может, слезы эти были из-за ветра, который задувал прямо в открытое окно машины. Или из-за солнца, которое било прямо в глаза.

Кирилл рассмеялся.

— Да за что ж вы, псковские, так москвичей не любите? Ты не права. Среди них тоже много хороших людей.

— Согласна, что не права. Вот мы и приехали.

Кирилл вырулил на шоссе, остановился возле автобусной остановки. Они с Верой вышли из машины. Постояли молча. Мимо них с шумом проезжали машины. Ослепительно сияло солнце. Ветер трепал светлые Верины волосы, и она то и дело убирала их с лица.

— Ну, будь здоров, Шнек!

— Буду. Куда денусь.

Кирилл хотел еще что-то сказать, но в это время рейсовый автобус, подошедший к остановке, начал сигналить, чтобы ему освободили место. Кирилл быстро обнял Веру, поцеловал и вскочил в машину.

В считанные секунды «мерседес» набрал скорость за сотню километров и скрылся из виду.

* * *

Осень выдалась поздней и ясной. В первых числах ноября листва еще не облетела. Здание санатория почти сливалось с ней — желтое на желтом фоне. По дорожкам парка бродили отдыхающие. В основном женщины, одетые в теплые шерстяные кофты ручной вязки. Мужчины играли кто в шашки, кто в шахматы.

Кажется, ничего здесь не изменилось, кроме времени года.

Вера закончила писать заявление. Положила ручку и оглядела кабинет. К нему она еще привыкнуть не успела. Хотя изменила в нем, кажется, все, что могла. Искусственные цветы были убраны со шкафов и с подоконников, так же как и безвкусная накидка с кошечками — с дивана. Аляповатые, в крупный цветочек, шторы больше не болтались на окнах. «Богатую» настольную лампу с псевдозолотыми завиточками на ножке Вера заменила на обычную, офисную. И стол она передвинула. Теперь он стоял не перед окном, а возле стены. И пациенты не должны были щуриться, сидя против яркого света и пытаясь разглядеть выражение лица старшей медсестры. Возле стола Вера поставила не жесткую крашеную табуретку, а небольшое кресло. Чтобы посетитель мог чувствовать себя удобно.