участия, — признал Гастингс. — Кажется, там японцы побеждали?

— Это как сказать, — надулся Вася. — В первые три месяца — да, самураи давали

прикурить. Но потом мы, как и всегда, победили.

— Россия не всегда побеждала Японию, — напомнил Гастингс. И, обратив внимание на

выражение Васиного лица, тотчас извинился: — Прошу прощения, сэр. Я должен был

подумать о том, что вас это заденет.

— Правда может ранить, но не может оскорбить, — пробурчал Вася.

— Звучит по-самурайски, — улыбнулся Гастингс.

— Когда вы так улыбаетесь, Гастингс, вы похожи на лошадь, — не выдержал товарищ

младший лейтенант.

— Оу, — невозмутимо отозвался англичанин, — но это неизбежно. Я из дворянской

семьи, а каждый дворянин просто обязан походить на собственную лошадь.

— Ваш английский юмор сбивает меня с толку, — предупредил Вася. — Он на то и

рассчитан? Это такое секретное оружие Великобритании?

— Ну что вы, сэр! — притворно возмутился Гастингс. — Напротив! И я хотел бы

услышать вашу версию истории.

— В общем, таких грандиозных воздушных боев, как тогда в Монголии, раньше не

бывало, — заговорил Вася, постепенно успокаиваясь. — Цифры, конечно, не могут

считаться абсолютно точными, но самолетов с обеих сторон участвовало почти полторы

тысячи. Случалось, одновременно в воздухе находилось до семисот самолетов. Наших и

японских. А участок, над которым все это происходило, — совсем маленький, километров

семьдесят. Вот и считайте.

Гастингс прикинул в уме:

— Выходит по десять-двенадцать самолетов на километр фронта.

— Что скажете? «Битва за Англию»? — прищурился младший лейтенант.

— О «битве за Англию» потом как-нибудь поговорим, — обещал Гастингс. — Там было

много славных эпизодов. И много настоящих асов.

— Вот эти все «асы», «короли воздуха»... — вздохнул Вася. — Чем больше про них

слышу, тем больше разбирают сомнения. Не то чтобы я, опять же, сомневался в героизме

летчиков, вовсе нет, но цифры обычно не сходятся. Мне жаль это признавать, однако и

советские, и японские данные называют нереальное число потерь. В боевых действиях

принимало участие меньше самолетов, чем объявлено сбитыми.

— Но как такое возможно, сэр?

— А во время «битвы за Англию» подобных вещей не случалось?

— Мы говорим сейчас о Халхин-Голе, — напомнил Гастингс. — Будьте джентльменом.

— Постараюсь, — буркнул товарищ младший лейтенант. — Ну как такое возможно? Да

очень просто. Никакого подтверждения, что самолет реально сбит, от летчика не

требовали. Писали обычно — «по донесению личного состава». А что там видел личный

состав? Сбитым считался самолет, который «беспорядочно падал вниз и скрылся в

облаках».

— Так и что же? — настаивал Гастингс. — Почему бы такому самолету не быть сбитым?

— Я вам объясню свой взгляд на эти вещи, — кивнул Вася. — Смотрите. Что изменилось

в самолетах по сравнению с Первой Мировой?

— Что? — спросил Гастингс.

Вася поднял палец:

— В первую очередь — живучесть. Скорость. Дистанции воздушных боев. То, что ваши

предки-рыцари назвали бы «оборонительным вооружением».

— А разве пулеметы?.. — начал Гастингс.

— Перехожу к этому, — кивнул Вася. — Вооружение истребителей осталось практически

прежним: два-четыре пулемета винтовочного калибра. Прицельные приспособления если

улучшились, то ненамного.

— Позвольте, сэр, а пушки? Были же пушки?

— На И-16, — подтвердил Вася. — Их использовали в качестве штурмовиков. То есть,

каков итог? Таков: процент попаданий снизился, ущерб от попаданий — тоже. Был

случай, сел «ишак» — в нем насчитали восемьдесят пробоин. И ничего! Через день опять

взлетел. То есть, пилот видит, как пулеметная очередь прошивает вражеский самолет, как

самолет пикирует. Отсюда делается вывод: враг сбит. Японцы, кстати, умели имитировать

беспорядочное падение...

— Это они ловко, — согласился Гастингс.

— Они вообще были ловкие ребята, — признал Вася. — Не отнимешь. В начале

конфликта наши проигрывали им по всем статьям: уровень подготовки у японцев был

выше. Что у них особенно здорово — так это как они были обучены групповому бою. В

групповом бою какой принцип важен, знаете?

Гастингс поднял брови, демонстрируя желание услышать ответ как можно скорее.

— «Бей не того, кто бьет тебя, бей того, кто бьет твоего товарища», — закончил Вася. —

Если ты в состоянии бросить свою жертву недобитой и помчаться выручать товарища, то,

считай, битву вы выиграли. Дальше. Что делали самураи?

— Вы хотите поговорить об их тактике? — вежливо уточнил Гастингс.

— Если вам угодно, сэр, — подхватил Вася. — Тьфу, эта англомания заразна... В общем,

летят самураи. Они чего хотят? Хотят они преимущества в высоте. При виде большой

группы вражеских самолетов в атаку не бросаются, выслеживают одиночек. Видят

одиночку, дают очередь — и обратно в строй. Если их строй разбить, всегда идут вверх. И

что особенно важно — стреляют из любого положения. И хорошо стреляют. Был у них

прием — разойдутся с советским истребителем на встречных курсах, выполнят

полупетлю и открывают огонь сзади-сверху прямо из перевернутого положения. А?

Наших в те годы такому трюку даже не учили.

— А у вас как? — спросил Гастингс.

— У нас... Ошибок много делали, — горестно признал Вася. — Учили индивидуальному

бою отдельных самолетов, а групповым боям не учили. А на Халхин-Голе постоянно

приходилось сталкиваться с большими группами. Потом ситуация переломилась —

срочно прислали из Москвы группу опытных летчиков, молодых пилотов обучали прямо

на месте.

— Я так понимаю, русские, как всегда, победили благодаря неисчерпаемым ресурсам

своей большой страны, — сказал Гастингс. — Численный перевес, что ни говори, —

огромная сила. — И помолчав немного, прибавил: — Простите, сэр, но вы сами говорили,

что правда не может быть оскорбительной.

— Это правда, — нехотя признал Вася, — но не вся. Давайте уж будем точными.

Численное превосходство вовсе не является автоматической гарантией победы. Вот вам

пример, для меня лично болезненный: 22 июня 1939 года, — дата очень мрачная во всех

отношениях, — у советских летчиков был пятикратный численный перевес, а все-таки мы

проиграли. Нет, одной массы мало, требуется еще и умение.

— Я знаю, что у Советов были И-16, — заметил Гастингс. — А еще что?

— Р-5 — в вариантах штурмовика и разведчика, — сказал Вася. — И-15 бис, СБ... И-15

бис был вообще машиной устаревшей, проигрывал японским истребителям по всем

параметрам, да и летал медленно. Но именно этот самолет, да еще И-16 были основными

на Халхин-Голе до июля. Потом на их место пришли «Чайки». Раций, например, на

истребителях не было, только на бомбардировщиках. В истребительной авиации команды

подавали по старинке — визуальными сигналами. Крыльями покачал, руками помахал. А

наведение с земли — вообще слезы: выкладывали белые полотнища ткани в форме

стрелы. Куда стрелка показывает — туда лететь.

— А у японцев? — поинтересовался Гастингс.

— Главный тогдашний японский самолет — Ки-27 Накадзима.

— «Нэйт»? — переспросил англичанин.

— Она, — подтвердил Вася. — Вообще трудный для противника самолет. Обычно всегда

забирался выше советских. От И-16 предпочитал уходить по набору высоты, потому что

на пикировании оторваться от «ишака» не мог. Но тут другая засада: Ки-27 на выходе из

пике давал меньшую просадку. «Ишак» тяжелее, он более инертный. Гонится за Ки-27,

пикирует... и не успевает выйти, врезается в землю. А самурай поднимается. Правда,

случалось, у Ки-27 при резком выходе из пике отлетали крылья. Так что они