шестнадцатого года французский главнокомандующий маршал Нивель попросил у

Адмиралтейства лицензию на производство «Сопвичей». Англичане передали союзникам

более семидесяти аэропланов и чертежи. Французы взялись за дело с размахом, — она

подтолкнула локтем Лароша, — и за семнадцатый год построили четыре с половиной

тысячи «полуторастоечников».

— А в Англии их сколько было? — спросил Вася.

— Думаю, приблизительно тысяча, — отозвалась Брунгильда. — Я хочу сказать, в Европе

было много, много самолетов «Сопвич». Слишком много. Вы, товарищ младший

лейтенант, совершенно верно отметили: самолет быстро устарел. Много устаревших

самолетов. Куда их девать?

Вася помрачнел:

— Я понял, на что вы намекаете.

— Во Франции эта ситуация получила название «сопвичевый кризис», — сообщил

Франсуа. — Аэропланы срочно раскидали по летным школам, передали американцам,

бельгийцам, грекам, даже японцам, но больше всего их поглотила Россия.

— Гм, — произнес Вася. — Теперь припоминаю. Договор о поставке в Россию

«полуторастоечников», которые у нас именовались просто «Сопвич», без всяких

прибавлений, был подписан летом шестнадцатого года. В Москве организовали

специальную авиашколу для обучения наших пилотов и механиков работе с этой

«аглицкой» техникой. В ноябре прибыли английские авиаторы во главе с майором

Валентайном, человек десять: пилоты, летнабы, специалисты по двигателям,

вооружению...

— Будем еще учитывать, — заметил Франсуа, — что поставки самолетов были довольно

опасным делом. Германские подводные лодки топили корабли. Например, партия

«Сопвичей» пошла ко дну вместе с пароходом «Буревестник» — напрасно в Мурманске

ждали его прибытия... А потом в России началась революция. В результате гора

вооружения — в том числе и самолетов — застряли в портах: Мурманске и Архангельске.

— Авиашкола в Москве рассыпалась, — кивнул Вася. — Летчики так и не дождались

своих английских машин. Англичане-инструкторы убедились в том, что их присутствие

абсолютно бесполезно, и также отбыли на фронт. Кстати, майор Валентайн за боевые

заслуги получил Георгия 4-й степени из рук самого генерала Корнилова.

— Так они в России воевали? — спросила Брунгильда.

— А вы не знали? — прищурился Вася.

— Я знаю многое, но не все, — с достоинством парировала фройляйн Шнапс. —

Российские события слишком сложны и многогранны. Иногда не успеваешь отследить их

до конца.

— Ну, это было давно, — утешил ее Вася. — Революция разрасталась, и англичане в

конце концов довольно поспешно покинули удивительную страну. Один только майор

Валентайн остался. Но не по доброй воле: беднягу хватил инфаркт, а было ему всего

тридцать четыре.

— Сколько, в конце концов, «Сопвичей» оказалось в России? — спросил Франсуа. — Есть

точные данные?

Брунгильда задумалась.

— А вы, Вася, что скажете? — обратилась она наконец к младшему лейтенанту.

— Гм... Да неизвестно! — признался Вася. — Двести, может быть... Да на заводе «Дукс»

что-то построили, машин сто... Советская власть вывезла аэропланы из Архангельска в

марте восемнадцатого года. Так что интервенты-англичане, захватив Архангельск 1

августа 1918 года, нашли там восемнадцать неисправных «Сопвичей» и два стареньких

«Ньюпора». Вывезенные самолеты получил Красный воздушный флот. До осени

восемнадцатого «полуторастоечники» — наряду с «Фарманами» и «Ньюпорами» — были

самыми распространенными машинами советской авиации. Краслеты звали их

«сопвитами», «сопфитами», «сопуитами»...

— Можно еще отметить группу «славянобританцев», — напомнил Франсуа. — «Славяно-

британский авиакорпус» был создан из русских пилотов на английской службе для

борьбы с большевизмом. Они летали на «Сопвичах» на севере. Против них воевали, тоже

на «Сопвичах», краслеты... Вообще красные теряли самолеты не столько в боях, сколько в

авариях. И не потому, что были плохими летчиками. Хуже всего обстояло дело с

горючим: в баки заливали спирт или «казанскую смесь» — адский состав: газолин,

керосин и эфир. Моторы глохли в полете, взрывались...

— Кстати, «Сопвич» с пилотом Коваленко летал в чапаевской дивизии, — сказал Вася. —

Потом Коваленко погиб, а его самолет захватили белогвардейцы, и потом этот «Сопвич»

уже летал у Колчака. «Сопвичи» иссякли только к весне двадцать первого года.

— Ну и как? — спросила Брунгильда. — Хороший это был самолетик, а? Жаль, что

больше не летает?

— Надо будет — залетает! — сказал Вася убежденно. — Свое дело он сделал, как мог.

Брунгильда засмеялась:

— Я всегда знала, что деревянный биплан в конце концов захватит ваше сердце, товарищ

младший лейтенант!

© А. Мартьянов. 24.03. 2013.

71. «Сабля» без хвоста

Ганс Шмульке огляделся по сторонам и присвистнул:

— Эй, есть кто-нибудь?

— Есть, — раздался голос, и перед Гансом предстал «во всей красе» Билл Хопкинс.

Штаб-сержант по обыкновению заменял механиков. Хобби у человека такое, лично

знакомиться с эксплуатируемой техникой. Его комбинезон был весь заляпан машинным

маслом, на щеке красовалось темное пятно.

— Привет, танкист, — кивнул Хопкинс. — Пришел проведать Васю? Товарищ младший

лейтенант еще в небесах.

— Да я так просто заехал — глянуть, как вы живете, — объяснил Шмульке.

— У нас тут реактивная тема вовсю идет, — объяснил Хопкинс. — Правильнее было бы

сказать — «летает», но она не столько летает, сколько падает.

— А сам ты как насчет реактивных самолетов? — спросил Шмульке.

— Мне любопытно, как они устроены, — сказал Билл. — Сама идея прогресса меня

восхищает. Начинали войну с бипланами, с небесными тихоходами, а заканчивали уже с

реактивными. Все-таки прогресс — поразительная штука.

— Не поспоришь, — согласился Шмульке. Он беспокойно оглядывался по сторонам.

— Горыныча, что ли, высматриваешь? — засмеялся Билл.

Шмульке неопределенно пожал плечами:

— Шутки у вашего змея бывают... неожиданные.

— Да ладно тебе, Горыныч прекрасен, — махнул рукой Билл.

— Ага, прекрасен, когда... — Шмульке заметил планирующего к ним дракона и быстро

закончил фразу: — ...когда летит в небе, широко раскинув крылья.

— И извергая пламя, — завершил Горыныч, плавно приземляясь возле собеседников. —

Здравствуй, рожденный ползать.

— Между прочим, мы ползаем довольно быстро, — обиделся Ганс. — И пламя извергаем

не хуже некоторых.

— До реактивных скоростей бронетехнике все равно далеко, — заявил Горыныч. — Уфф.

Едва оторвался. Быстрая штука — этот бесхвостый F7U Cutlass. Одно утешение для

древнего змея — она все-таки ненадежная.

— Просто самолетик опережал свое время, — возразил Хопкинс.

— Видал? — Горыныч обратился к Гансу Шмульке, показывая на штаб-сержанта. — Он у

нас поборник прогресса.

— Никогда этого не скрывал, — с достоинством отозвался американец. — И мне нравится

Cutlass.

— Да эту штуку дольше испытывали, чем эксплуатировали, — заметил дракон. — О чем

это говорит?

— О том, что она опережала свое время, — упрямо повторил штаб-сержант. — Это был

очень интересный палубный самолет.

— Погоди-ка, — вмешался Шмульке, — имелся какой-то немецкий самолет, который

американцы после войны прибрали и потом вовсю использовали заимствованные оттуда

находки...