— Зажигательные делались по-другому, — сказала Брунгильда. — Что логично, учитывая их задачу зажигать. Там даже не тол был, а термит. Взрыватели системы Грановского содержали тетрил. Они ввинчивались в донное отверстие бомбы и снабжались тремя предохранителями. Первый назывался как-то забавно по-русски... Вася, не помните?

— Помню как сейчас, — ответил Вася. — Ветрянка он назывался. Стальной стержень с нарезной нижней частью, ввинчивающейся в тело ударника. С нижней стороны там было острое жало. В верхней части стержень был снабжен четырьмя винтовыми лопастями. Теперь следите за руками. Ввинченная в ударник ветрянка не дает ему опуститься, и взрыв бомбы невозможен. Элегантно. Летим с бомбой на борту и ничего не боимся.

— Кроме противника на истребителях, — сказала Брунгильда. И тут же покачала головой: — Впрочем, на большом самолете Сикорского можно и противника особенно не бояться.

— Не боялись, — подтвердил Вася. — Но погибали. И бились. По разным причинам. Впрочем, вы это знаете лучше меня... Мда. Продолжаем про предохранители. Второй предохранитель — пружинка, которая не дает жалу ударника проколоть капсюль. И наконец, предохранительная вилочка, которая не позволяет ветрянке вращаться, пока бомба подвешена в корабле. Но вот бомба сброшена, летит, вилочки отгибаются, ветрянка крутится. Стержень вывинчивается и выпадает, ударник садится на пружину. При падении ударник сжимает пружину, жало прокалывает капсюль, бац! Взрыв!

— Потрясающе элегантно! — сказала Брунгильда. — Подумайте, ведь это сплошные шедевры, все эти бомбы и даже стрелы. На «Муромцах» бомбы подвешивались в специальных кассетах. А дополнительные кассеты можно было перемещать внутри воздушного корабля на рельсах. Бомба над люком, замок откидывается, бомба летит...

— Может, водички выпьете? — предложил Вася, с деланным беспокойством наблюдавший за Брунгильдой. — А то вы сейчас задохнетесь.

— Ничего, я в полном порядке... Просто мне жаль, что на «Муромцах» не полетать. Экипаж нужен, да и условия... Но помечтать не мешает. Вот, положим, лечу с бомбардировочным заданием...

Вася чуть отвернулся, скрывая улыбку. Брунгильда не заметила этого маневра. Да, она была известна своими неудачными полетами, частыми падениями, неспособностью поразить цель.

Зато энтузиазма у фройляйн лейтенанта — хоть отбавляй. Скоро с Горынычем спорить начнет, а дракон на авиабазе пользовался непререкаемым авторитетом и заглазно именовался «Профессором».

— Прицел стоит в люке. Прицельный прибор, предположим, системы Толмачева: визир, к которому прилагаются таблицы углов прицеливания. Или нет, это был не очень удачный прибор, там ошибок много было в углах... Ну, в общем, гляжу в прицел. Рядом с бомбовым люком уже висит кассета. Дергаю рычажок и сбрасываю первую бомбу.

— Полетел шедевр на голову противнику, — пробормотал Вася.

— Потом толкаю кассету, и вот уже бомбы одна за другой торопятся упасть в люк. Градом сыплются они на объект. Идем дальше.

— К следующему объекту?

— Вася, вы ведь гораздо более опытный пилот, зачем вы притворяетесь, будто не видите всю эту картину так, словно смотрите кино? — упрекнула его Брунгильда.

— Мне нравится, как вы рассказываете, — признался Вася.

— У пилота внизу — линия, на которую он «нанизывает» цель. А у меня рычажок, если я вижу, что надо взять левее или правее — то двигаю рычажок с передачей, а перед пилотом двигается стрелка. И он опять может выровнять курс. Это все так просто — никаких компьютеров, никаких сложных вычислений!.. Каменный век, как вы говорите, но ведь работает! Эх, почему бы нам так не полетать!

— Можно полетать на какой-нибудь славной этажерке, вроде того же «Фоккера», — предложил Вася. — Правда, там не будет таких заманчивых штук, как все эти рычажки, кассеты на рельсах. Но вы можете лететь и мечтать. Что скажете?

— Скажу одно, товарищ младший лейтенант: на чем бы ни летать, лишь бы летать! — ответила неугомонная Брунгильда Шнапс.

© А. Мартьянов. 22.10. 2012.

38. По обе стороны фронта

— Идем, идем! Давно тебя у нас не было! — Вася схватил Ганса Шмульке за руку. — Давай за мной, такое покажу!..

— Пусти, руку оторвешь! — Шмульке улыбнулся. — Как вы тут поживаете? Что нового?

— Из нового — скоро запускаем японскую ветку самолетиков, — поведал Вася. — А так все по-прежнему. Крепим дружбу авиаторов и изучаем возможности и слабые стороны различных моделей.

— Недоразумения бывают? — поинтересовался Шмульке.

— Зачем тебе недоразумения? — поднял брови Вася. — Если что и случается, то решается своими силами, внутри дружного коллектива.

— Просто недоразумения обычно бывают смешными, — объяснил Шмульке. — По-своему, конечно. Может быть, в боевых условиях ничего смешного в них и нет, а вот в наших — полно.

— Например?

— Например, вспоминаешь ли ты такой танчик — Т-26? Он же «Виккерс шеститонный»?

— Почему я должен вспоминать танчик, Ганс? — удивился Вася. — Я ведь больше не танкист. Практически.

— Да все ты помнишь, не притворяйся, — поморщился Ганс Шмульке. — Англичане продавали этот танк и русским, и финнам, и кому только не продавали. Во время «зимней войны» русские принимали финские танки за свои — модель-то одна и та же.

— Ну так разобрались же с недоразумением, — прищурился Вася.

— Кому как не тебе знать, что разобрались... В конце концов.

— В авиации тоже бывали похожие случаи, — припомнил Вася. — Когда один и тот же самолет оказывался то по одну, то по другую сторону фронта.

— Ну-ка, — произнес Шмульке. — Расскажи старику.

Вася рассмеялся.

— Вон идет Франсуа Ларош, — он показал рукой на французского летчика, шагавшего по краю аэродрома и явно направлявшегося в столовую. — Давай у него спросим. Он должен знать подробности лучше, чем я.

Ларош действительно намеревался перекусить, однако никак не показал досады, когда его остановили, отсрочив его встречу с «боржчом» бабки Гарпины. Напротив, француз был как будто рад встрече с немецким коллегой с соседнего сервера.

— Тут полно шарман самолетиков, — сообщил Ларош, — и даже есть одна шарман авиатриса. Только она очень серьезная мадемуазель. На кривой козе, как говорят в Ля Рус, к ней не подъедешь.

— Погоди ты начет мадемуазель, — перебил Вася. — Вот тут товарищ интересуется французским самолетом, который то за Свободную Францию сражался, то за правительство Виши, то за немцев.

— Машина сама по себе сражаться не будет, — строго возразил Франсуа. — Это делают люди. А самолет только слушается. Сам по себе он даже не ломается.

— Ладно, рассказывай, — Вася махнул рукой. — Не будем углубляться в философию.

— Разумеется. — Франсуа на миг задумался. — Мы ведь говорим о «Девуатине» — D.520? — Он кивнул, как бы отвечая собственным мыслям. — Считается лучшим французским истребителем Второй мировой. Собственно, так и было — потому что на момент начала войны он был самым новым. Эмиль Девуатин предложил свой проект летом тридцать шестого, но тогда министерство авиации сочло самолет слишком медленным. Меньше пятисот километров в час — этого недостаточно.

— Так как же он стал лучшим? — перебил младший лейтенант.

Франсуа поморщился.

— Я только начал...

— Извини, — Вася прикусил язык.

— Ладно. — Франсуа махнул рукой. — Долго мучить не буду. Доработка, новый двигатель, изящный эскизный проект: цельнометаллический моноплан с убирающимся шасси и закрытой кабиной. Прелесть, в общем. Но денег не дали, потому что тогда министерство уже финансировало другой проект. Девуатин не сдавался — продолжил работы уже за свой счет.

— Хорошо быть богатым, — заметил Вася.

— Кто бы говорил! — хмыкнул Франсуа. — Уж Советский-то Союз в средствах нужды не испытывал.