— Раньше американцы жевали табак, — неодобрительно покосился на него дракон. — По крайней мере, это выглядело мужественно. Они эдак сплевывали.

Горыныч выпустил из пасти тонкую струйку пламени. Хопкинс отскочил, а дракон засмеялся.

— Хватит хулиганить, давай про самолет, — попросил Хопкинс.

— Мы о каком говорили, о ХАИ-5? — Дракон кивнул, отвечая своим мыслям. — Точнее, о ХАИ-51. В общем, фюзеляж сделали пошире, чтобы увеличить бомбовый отсек. По оси самолета установили центральную балку для подвески четырех бомб по сто кило каждая. В фюзеляжа размещалась фототурель с фотоустановкой плюс радиостанция. И главный козырь — новая конструкция шасси. Вместо пневмомеханической системы уборки-выпуска — более надежная, электрогидравлическая.

— Неман был спец по шасси, да? — сказал Хопкинс.

— Ну ты же помнишь его орден Красной Звезды, — согласился дракон. — Интересно, что конструкцию нервюра крыла разработали на основе итальянского проекта. Органы НКВД, точнее разведка этого ведомства, передала его в ОКО. Правда, любезно? Того же происхождения были и чертежи деревянных крыльевых бензобаков, пропитанных бакелитовым лаком.

— Это был совсем-совсем деревянный самолет? — уточнил Билл Хопкинс.

— Не совсем. Вообще, как мы уже установили, Неман был упертым «деревянщиком», но в проекте ХАИ-51 имелась металлическая конструкция лонжеронов в деревянном крыле. В новом лонжероне из дюраля к полкам приклепывалась фанерная лента, а уж к ней приклеивалась фанерная обшивка. Таким образом крыло облегчалось.

— Прогрессивно, — заметил штаб-сержант. — Кажется, такую же технологию во время Второй Мировой применяли на истребителях Яковлева и Лавочкина.

— В точку бьешь, штаб-сержант, — подтвердил Горыныч. — В декабре тридцать седьмого передали в производство последние рабочие чертежи ХАИ-51. Второй экземпляр штурмовика ХАИ-52 начали строить с применением новой древесины. Для увеличения весовой отдачи самолета нервюры выполнялись не из сосны, а из пихты, а обшивка фюзеляжа выклеивалась не из березового шпона, а из соснового.

— Но тут случился судьбоносный визит Немана к Сталину, — напомнил Билл Хопкинс.

— Угу. Но все было пока не очень плохо. В июне тридцать восьмого ХАИ-51 начали испытывать. Тридцать два полета. Двигатель работал паршиво, хотя общее впечатление от самолета осталось неплохое.

— Наверное, из-за того, что садился он надежно, — предположил Билл Хопкинс.

— Садился надежно, — согласился дракон, — но все остальное... Впрочем, в октябре мотор окончательно вышел из строя. Государственные испытания были назначены на конец ноября тридцать восьмого. Но мотора так и не нашли, поэтому дело сорвалось. Неман страшно переживал. А в декабре его арестовали.

— Погоди, Горыныч, — перебил Хопкинс. — Попробую угадать. Я же разбираюсь в советской действительности?

— Учитывая, сколько коньяка вы с товарищем младшим лейтенантом Васей употребили в офицерском клубе, — несомненно, разбираешься! — сказал дракон.

— Немана отправили не на лесоповал, а куда-нибудь в ЦКБ-29. «Шарашка», как тогда говорили?

— Да, — кивнул Горыныч. — НКВД отправило упрямого Иосифа Григорьевича трудиться над чужими проектами. Он участвовал в создании ПЕ-2, Ту-2.  Освободили его буквально в первый месяц Великой Отечественной, причем со снятием судимости. Но с самолетом ХАИ-5 было покончено. Неман так и не построил свой деревянный штурмовик.

— Иногда я думаю, вот бы таких, как Неман, к нам на сервер! — сказал Хопкинс. — Порадовался бы, наблюдая за своим самолетиком в действии.

— Знаешь что, Билл, — сказал дракон, — до сих пор я считал, что одного Горыныча достаточно. Но если тебе нужен здесь еще яростный конструктор — кто я такой, чтобы мешать?

Билл Хопкинс рассмеялся.

— Нет, Горыныч, если вопрос стоит так, то не сомневайся: никто на свете не в состоянии составить тебе конкуренцию.

© А. Мартьянов. 29.10. 2012.

41. «Джуди» со скверным характером

Вахмистр Герман Вольф смотрел издалека, как фройляйн Брунгильда Шнапс оживленно беседует с Франсуа Ларошем.

Французский летчик определенно был увлечен разговором. Брунгильда стрельнула глазами в сторону Вольфа и помахала ему рукой:

— Присоединяйтесь, герр вахмистр! Мы тут снова решаем судьбы авиации!

Вольф подошел ближе.

Франсуа Ларош обменялся с ним коротким рукопожатием и продолжил то, о чем размышлял уже некоторое время:

— Любопытно видеть, как в ряде случаев авиация напрямую зависит от других родов войск.

— Как это — «напрямую зависит»? — уточнил Вольф.

— Как будто она — не самостоятельна, — ответил Франсуа Ларош. — Когда я думаю о тридцатых, о начале сороковых, о лихорадочной механизации армий, у меня просто дух захватывает!

— Я и не подозревала, что вы такой милитарист, мсье Ларош, — произнесла Брунгильда Шнапс, почему-то двусмысленным тоном.

Герман Вольф пожал плечами:

— А кем нам еще прикажете быть, Frau Leutnant? Мы все летаем на боевых самолетах, в конце концов...

— Кто-то считал, что авиация решает только тактические задачи, а главное в жизни — это пехота, — продолжал Франсуа Ларош. — Ну там, полетали самолетики, побросали бомбочки, навели ужас — тут-то пехота пошла в атаку и уничтожила оставшихся.

— Это кто так считал? — прищурилась Брунгильда.

— Немцы, — сказал Франсуа.

— Вы меня простите, мсье Ларош, — вмешался Герман Вольф, — это эти рассуждения отдают невежеством.

— Зато как лихо звучит! — вздохнул Франсуа. — Но хоть связь авиации с флотом вы мне оставите?

— Да на здоровье! — махнул рукой Вольф. Франсуа почему-то сегодня раздражал его. Возможно, дело было в присутствии Брунгильды, которая бессердечно строила глазки обоим.

— Мне казалось, так обстояло в основном в Японии, — сказала фройляйн Шнапс. — Но это и понятно. Япония далеко. На краю земли. Ей необходимы корабли, чтобы доставлять самолетики куда-нибудь поближе к цели. И самолеты строились соответственные. Поэтому и за развитие авиации выступали в Японии флотские — вроде адмирала Ямамото.

— Вы восхищаетесь адмиралом Ямамото? — осторожно осведомился вахмистр.

Брунгильда энергично кивнула:

— Конечно! Выдающаяся личность, эксцентричный человек, интересный с психологической точки зрения... Да и со всех сторон!

— Между прочим, не только в Японии адмиралы интересовались авиацией, — вступил Франсуа Ларош. — ВВС «Свободной Франции», созданные 8 июля 1940 года, поступили под временное командование адмирала Эмиля Мюселье. Он командовал ВМФ «Свободной Франции», ну и заодно взял «под крыло» авиацию. Кстати, первый из старших офицеров, кто примкнул к де Голлю.

— Видите? — Брунгильда с торжеством обернулась к вахмистру Вольфу. — Все взаимосвязано.

У нее был такой вид, словно лично она только что сделала это открытие.

— А вас интересуют японские самолеты? — спросил ее Вольф.

— Конечно! — ответила Брунгильда. — Меня все самолеты интересуют! Могли бы уже понять!

Франсуа Ларош произнес, задумчиво глядя в небо:

— Сегодня Зиночка предлагала мне полетать на палубном ударном пикирующем бомбардировщике D4Y — «Суисей». Среди союзников его называли «Джуди». Очевидно, из-за скверного характера.

— Не поняла, какая связь между именем «Джуди» и скверным характером, — нахмурилась Брунгильда.

— Джуди — подруга Панча, — объяснил Франсуа. — Персонажи народного кукольного театра. Вроде этого... Ну, русского. Petrushka. Надо уточнить у товарища младшего лейтенанта Васи. Время от времени он употребляет выражение «Lomat' Petrushku», что бы оно ни означало.

— Гм, — молвил Герман Вольф. — Ну так что «Джуди»? Вы взяли самолет?

— Еще возьму, — сказал Франсуа. — Красивейшая машина Второй мировой. Картинка, прелесть. Проектировался в качестве бомбардировщика, но впервые пошел в бой в варианте разведчика. Под конец еще стал ночным истребителем. Жаль, что такая красота увяла вместе с военной славой Японии. То есть, после войны у самолета уже не стало истории.