Даже не располагая законодательной базой, Десятка полным ходом претворяла в жизнь проект новой армии. Людей пытались привлечь к службе в ополчении, обещая им за это снятие всех обвинений в прошлых преступлениях и мелких нарушениях, и в июне около пятисот солдат отправились к Пизе. По-видимому, все шло не так гладко, как хотелось, если учесть, что Макиавелли пришлось отправить дона Мигеля с его ротой для восстановления дисциплины и повышения боевого духа новобранцев. Примерно в это же время Никколо составил доклад — вероятно, по запросу правительства, но явно предназначенный для более широкой аудитории, — в котором перечислялись все условия, необходимые для наведении порядка в ополчении. Макиавелли был склонен говорить без обиняков, и потому с самого начала разом перечислил общеизвестные, хоть и нелицеприятные факты:

«Я не стану спорить о том, подходящее ли сейчас время, чтобы страна получила собственную военную организацию, ибо всем известно, что империи, королевства, княжества, а также обычные люди — от высших чинов до простолюдина — не способны обойтись без власти и силы, и вам самим недостает первого, притом что отсутствует второе. Единственный путь обрести и то и другое заключается в том, чтобы принять закон, который бы управлял армией и поддерживал ее в надлежащем порядке. И пусть более сотни лет, прожитых без вышеназванного, не вводят вас в заблуждение, поскольку, обдумав прошлое и настоящее, вы поймете, что ныне сохранить свою независимость прежними способами невозможно».

Затем Макиавелли анализировал государственное устройство Флоренции и рассуждал о том, в каких регионах следует набирать рекрутов. В частности, Флоренция не годилась для набора пехоты, так как горожане предпочитали служить в более престижной кавалерии и в любом случае больше привыкли командовать другими, нежели подчиняться. В дистретто (distretto) — то есть владения республики, расположенные за пределами городских земель Флоренции и Фьезоле, — входили и мятежные города, такие как Ареццо, «ибо таков тосканский нрав: ежели кто поймет, что может сам собой хозяйничать, то уже не захочет никого над собой, особенно если сам он вооружен, а сеньор его безоружен». И лишь пригород, или контадо (contado), — то есть сельская территория в окрестностях Флоренции и Фьезоле — был густо населен, зависим от Флоренции и не имел больших укрепленных поселений, могущих стать очагом народных волнений. Набирать рекрутов следовало повсеместно, и новобранцы из различных округов (bandiere)[45] формировали роты во главе с капитаном, который обучал их военному ремеслу. Капитанов следовало принимать из другой местности, нежели их подчиненные, к тому же в каждой роте капитан был только один.

Что же касается рекрутов, их надлежало держать в подчинении с помощью дисциплины и регулярных учений, а за преступления подвергать более суровым наказаниям, чем обычных граждан. И наконец, требовался соответствующий судебный орган, который ведал бы делами ополчения в мирное время, а с началом войны передавал бы свои полномочия Десятке. Если будет сформирована армия в контадо, то создать таковую в городе труда не составит. Свой доклад Никколо завершил финальным аккордом: «И тогда вы увидите, в чем отличие избранных граждан от продажных солдат, которые служат вам ныне. Ибо дитя непокорное, вскормленное в вертепе, развратно и потому становится наемником, тогда как дитя благовоспитанное и образованное восславит себя и свою страну». С головой погрузившись в древнеримскую историю и культуру, Макиавелли судил обо всем по образцам, заимствованным из Античности. По его мнению, верность ополченцев должна была отражать гражданскую доблесть древних римлян времен Республики; именно эта доблесть стала решающим фактором, позволившим Риму выстоять и одолеть всех врагов. Однако упоминание о вертепе в отношении наемников звучит довольно странно, особенно в устах такого человека, как Никколо, который сам не прочь был воспользоваться услугами продажных женщин.

Несколько месяцев спустя Макиавелли выскажет те же соображения в другом докладе и опровергнет ряд возражений, возникших за истекшее время. Принимая на службу не всех или отбирая только желающих, можно было достигнуть лишь негативного результата, поскольку невозможно быть до конца уверенным в личной заинтересованности всех, даже если речь идет об отборной армии в 2 тысячи человек. Что же касается расходов, таковые ограничатся лишь жалованьем офицеров — сумма не такая уж и большая. Изготовление пик обходилось недорого, а остальное оружие можно было держать под рукой, храня в арсенале. Бессмысленно да разорительно платить рядовым солдатам в мирное время, так как скудное жалованье достатка все равно не обеспечит и дисциплину не укрепит. Более того, расходы будут обременительны для коммун. Взамен в качестве награды Макиавелли предложил освобождать от налогов тех, кто на поле боя совершит подвиг и вдохновит других: «Подобное деяние всегда, так или иначе, пробуждает людские надежды и придает сил сражаться, когда в этом возникнет нужда». И наконец, рекрутские наборы никак не повредят экономике различных областей, если учесть, что в ополчение записывали не более одного человека со двора, к тому же дисциплинированность солдат поможет поддерживать безопасность и воспитает чувство принадлежности к республике. Макиавелли понимал, что аргументы в пользу экономии средств звучали весьма привлекательно для отягощенных налогами флорентийцев, которые будут рады возможности повоевать за бесценок.

За лето сопротивление проектам Макиавелли ослабло отчасти потому, что новая армия пришлась по нраву флорентийцам, и еще потому, что после смены чиновников государственные посты заняли друзья Содерини. Тем временем Никколо неустанно ходатайствовал о том, чтобы его предложения одобрили. Так, 5 октября по дороге в Болонью, следуя за папой римским и его свитой, он напишет Десятке: «Если Ваша Светлость уже видела пехоту герцога Урбинского и Нанни [Мораттини], то не устыдится своего ополчения и не станет его презирать». Настойчивые попытки Макиавелли доказать преимущества ополчения наконец принесли первые плоды: 11 октября Бьяджо Буонаккорси сообщил Никколо, что благодаря его замечаниям «корабль вскоре спустят на воду», и добавил, что в связи с переменами в составе Десятки возникли условия более благоприятные для принятия его законопроекта.

В итоге 6 декабря 1506 года Большой Совет и Совет Восьми большинством голосов принял решение учредить Комиссию Девяти по делам флорентийского ополчения (Nove ufficiali dell'ordinanza e milizia fiorentina), орган, руководивший национальной армией Флоренции в мирное время, — обычно его называли комиссией Девяти. Принятый закон воплотил в себе большинство предложений Макиавелли, хотя ограничение в 10 тысяч солдат свидетельствует о достигнутом компромиссе, устраивавшем и тех, кто, подобно Никколо, стремился ввести всеобщую воинскую повинность, и тех, кто ратовал за выборочный призыв.

Закон о создании ополчения также привел к возникновению целого ряда сдержек и противовесов. С началом войны руководство армией передавалось комиссии Десяти. Избранные правительством представители надзирали за командирами различных подразделений, тогда как избранные комиссией офицеры вступали в должность лишь с одобрения Синьории и Совета Восьми. Чтобы гарантировать власть республики, ополчение контролировалось группой профессиональных солдат под командованием чужестранца. Пока что эту роль исполнял дон Мигель де Корелла, но затем из-за многочисленных злоупотреблений он без промедления был снят с должности, а вскоре его неистовая жизнь оборвалась в заурядной драке с одним из своих земляков.

Для Макиавелли принятый закон об ополчении стал убедительным доказательством его личной победы, которая стала еще весомее в связи с тем, что секретарем новой комиссии станет он сам. 15 декабря 1506 года кардинал Содерини написал Никколо радостное письмо, в котором денежные ассигнования назвал «Божьим даром» и превозносил «великую роль» Макиавелли. Конечно, Флоренция все еще зависела от профессиональных солдат, особенно это касалось кавалерии: ополчение представляло собой пешую армию, обучать которую было сравнительно легко, тогда как на подготовку кавалериста уходила уйма времени. Очевидно, Макиавелли собирался заняться и этой проблемой, но в более подходящее время. А пока что он был вполне удовлетворен тем, что сумел убедить флорентийцев согласиться с предложенным им нововведением. Со временем противники новой армии уймутся, особенно когда станет ясно, что Содерини не вправе управлять ополчением по собственному желанию; более того, рано или поздно в состав Девятки войдут многие враги гонфалоньера. И все же — как выяснится впоследствии — ненависть противников Содерини к Макиавелли, несомненно, усилилась.