Сентябрь 1917 года, Ипр

— Что происходит, сэр? — обратился Дуглас Хейг к начальнику штаба танкового корпуса

Фуллеру. — Я не вижу второй Соммы!

Фуллер снял очки, протер их мягкой замшей. Он явно тянул время. Наконец он ответил:

— Мы располагаем двумя сотнями танков, сэр. Все они сейчас ведут бой. Однако для

немцев наше оружие больше не является неожиданностью. Они применяют против танков

свою артиллерию.

— Насколько успешно? — резко спросил Хейг.

— Достаточно успешно, сэр, — признал Фуллер. — Танки еще не совершенны, им не

хватает маневренности и... Самое ужасное, сэр, — это грязь! Машины застревают и не

могут использовать все свои преимущества.

— Генерал Грязь! — заскрежетал зубами Хейг.

Ему предстояли неприятные часы в министерстве.

И точно: почти сразу же пришло уведомление о том, что «наверху» недовольны «чудо-

оружием». Оно явно не оправдывает ожиданий. «Заказ на тысячу машин отозван, —

мрачно читал Хейг. — Вам будет предоставлено еще триста машин. На этом всѐ.

Массовое применение танков признано неэффективным».

Хейг поделился информацией с Фуллером, и тот буквально взорвался от ярости:

— Умеют у нас валить с больной головы на здоровую! Командование само отправило

танки в непролазную грязь. Вместо того, чтобы применить массированный удар, разбило

корпус на небольшие группы. Конечно, из нашей атаки ничего не вышло.

— Ваши предложения? — спросил Хейг.

Фуллер нервно поправил очки.

— Я считаю, что самый подходящий район для танковой атаки, — это Кабрэ. Равнина с

твердым грунтом. Холмы пологие, удобные для тяжелых машин. «Линия Зигфрида» —

шесть полос немецких укреплений — будет прорвана, ручаюсь. Мы должны получить еще

один шанс доказать эффективность нашего оружия.

— Согласен, — после короткой паузы бросил Хейг.

И снова начала стучать пишущая машинка.

Германия, генеральный штаб, октябрь 1917 года

— Мой генерал! — На пороге кабинета Людендорфа стоял навытяжку капитан Адольф

Нойманн, один из самых перспективных работников германской разведки. Людендорф

испытывал невольную симпатию к этому белокурому молодому человеку, не жалевшему

сил для победы Германии.

— Входите, Адольф, — отечески кивнул Людендорф. — Что у вас?

Голос Адольфа Нойманна дрожал от возбуждения:

— Перехвачена докладная записка английского военного министерства правительству

Англии, мой генерал. Это касается машин марки Mk.1 — так называемых «резервуаров»,

или «танков». Того, что у нас теперь принято называть Panzerkraftwagen.

Людендорф нервно дернул щекой.

— Больно даже представлять себе те потери, которые мы понесли из-за этого

чудовищного оружия.

— Больше никаких потерь из-за него не будет, мой генерал, — сообщил Нойманн. — Вы

поймете все, когда ознакомитесь с этим документом. После Ипра английские военные

сочли применение «танков» крайне неэффективным. Они сильно сократили

первоначальный заказ на изготовление этих машин. Документ подлинный, это

подтверждается другими данными.

— А также данными нашей войсковой разведки, — прибавил Людендорф. — Мы видели,

что «чудо-машины» вовсе не неуязвимы. Десятки их застряли перед германскими

окопами, десятки их были подбиты из самых обычных полевых пушек. Да, все так, и всѐ

же... Как вам удалось раздобыть этот документ?

— Обо всем можно прочесть в подробном рапорте полковника Николаи, — ответил

Нойманн. — Но я могу ответить коротко: кража со взломом. Я нанял профессионального

взломщика, и мы украли оригинал доклада прямо из лондонского дома помощника

начальника Генерального штаба. Пришлось оглушить и связать прислугу... Впрочем, это

второстепенные детали.

— Здесь также имеются фотографии, — с удовлетворением произнес Людендорф. Он

принялся рассматривать неуклюжие с виду, тяжелые машины. Затем покачал головой. —

Глупо тратить столько ресурсов на такую бесполезную вещь, — заключил он.

В эти мгновения он не видел лица своего собеседника, а напрасно! Английский разведчик

Ньюмен (вовсе не Нойманн!), проникший в самое сердце германского генерального

штаба, не мог удержаться от улыбки. Дезинформировать противника, подсунув ему

подлинный документ!..

Было еще кое-что, чего Людендорф не знал и не мог знать: английское командование все-

таки прислушалось к рекомендациям Фуллера и следующую танковую атаку наметило на

равнину Камбрэ. Что касается собственно танков — то заказ на их изготовление успели

выполнить почти целиком прежде, чем приказ о его отмене достиг цели.

Конец ноября 1917 года, равнина Камбрэ

— Мы должны действовать скрытно, — Хейг развернул карту и склонился над ней. —

Информация, господа, такое же оружие на войне, как и пушки. Предлагаю организовать

фальшивый штаб вот здесь, — он указал на Авринкур, — и создать иллюзию бурной

военной деятельности. Это в шестидесяти километрах от реального места предполагаемой

атаки.

Несколько дней немцы наблюдали оживленную деятельность у Авринкура. Туда

доставлялись платформы с техникой, заезжали штабные автомобили.

В пять утра 20 ноября немцы буквально залили Авринкур огнем. А через полтора часа

двести английских танков подошли к передовой — совершенно в другом месте.

За танками двигалась пехота.

— Огонь! — неслышно за грохотом орудий кричали командиры, взмахивая рукой. Все

заволокло дымом, грязью, копотью. За этой завесой немцы не видели, что происходит.

Тяжелые бронированные «черепахи» наползали на немецкие окопы, давили солдат,

уничтожали заграждения. «Линия Зигфрида» была прорвана. Англичане продвинулись на

десять километров вглубь. Для позиционной войны — сногсшибательный успех.

Один только Людендорф, казалось, сохранял полное присутствие духа. Он был даже

воодушевлен происходящим.

— Сейчас, когда Германия, как никогда, близка к своему поражению, — провозгласил он,

— миру предстоит содрогнуться от изумления. Германский дух восстанет, и наш

противник будет истреблен. Германия переходит к созданию танков. Значительные силы

будут переброшены с Восточного фронта на Западный. И горе тому, кто встанет у нас на

пути!

33. «Свобода» весом в сорок три тонны

2 апреля 1917 года, Вашингтон

Президент Вильсон выглядел скорбным и на удивление спокойным.

Его речь к Конгрессу была взвешенной, сильной — и несколько лицемерной, на что,

впрочем, никто не захотел обратить внимание.

— Американские Соединенные Штаты вступают с Германией в войну, — произнес

президент. — Но что это означает? Означает ли это, что великий американский народ

заявляет о своей вражде по отношению к народу Германии? Нет и еще раз нет! Наш враг

— прусский милитаризм, и именно с ним мы будем бороться ради свободы, ради мирной

Европы...

«Прусский милитаризм» решился на «абсолютную и неограниченную подводную войну».

Отныне, заявил Гинденбург, подводные лодки Германии будут топить все корабли, какие

встретятся на их пути.

— Мир должен быть спасен для демократии, — заключил президент Вильсон. — Мы —

лишь один из отрядов армии бойцов за свободу человечества.

21 марта 1918 года, Берлин

— Малодушию и предательству мы должны противопоставить исконный дух германского

народа! — говорил генерал Людендорф, мрачно нависая над картой. — Мы недооценили

новое оружие нашего исконного врага, британцев, — эти их танки? Что ж, скажу одно: