танки — больная фантазия и шарлатанство. Машины-чудовища только на короткое время

поражают солдат, но вскоре здоровая душа доброго немца успокаивается, и он успешно

борется с глупой машиной. Мы уже противопоставили наши боевые штурмовые трактора

английским. Но не машина решает исход сражения, а боевой дух. И сейчас как никогда

решается судьба Германии. Мы должны успеть оттеснить британцев к Ла Маншу до того,

как из-за океана к ним и французам прибудет подкрепление.

Март 1918 года, учебный центр танковых войск, департамент Верхняя Марна

А между тем американское подкрепление уже прибыло.

В учебном центре французские инструкторы обучали американцев искусству укрощения

стального зверя.

Ключевым предметом начального курса считалась топография.

После занятий на неподвижной машине и «катаний» — необходимо было приучить

новичков к тяжелым условиям работы в танке, — начиналось вождение и преодоление

препятствий. Поворот отрабатывали на обвалованном участке дороги. Коснешься вала

корпусом — все, дисквалификация.

Имелись особые приемы на разные случаи жизни.

— Вот перед вами глубокая воронка! — надсаживался инструктор. — Ваши действия?

Американские солдаты молча смотрели на него.

Француз показывал рукой падающее движение:

— Мы называем это «ныряние ласточки». Танк выводится на край воронки и

вывешивается. Центр тяжести у ромбовидных танков почти совпадает с центром опорной

поверхности. С закрытым дросселем опускаемся вниз. При касании направляющим

колесом грунта — дать полный газ. Ясно? Иначе танк застрянет в воронке. Пробуем...

Пробовали и стрелять: от наводчиков требовалась особая скорость реакции. Наводили на

вспышку выстрела и быстро нажимали спуск при повторной вспышке.

При тренировках стреляли в движении, хотя в бою — об этом американские танкисты еще

не знали, — это обычно делали с коротких остановок.

— Как проверить проходимость грунта? Учитесь, пока я жив, — показывал толстяк-майор

с лицом, наполовину обожженным. — Если офицерская трость, — как у меня, смотрите,

— усилием двух рук входит в грунт не более чем на тридцать сантиметров, значит, танк

пройдет легко. Если на полметра — будут трудности. Если вся целиком — у вас, детишки,

проблема.

Майор слыл шутником. Когда-то он сражался на танке, который назывался «Мы все в

этой штуке». Танки, подобно кораблям, нередко носили личные имена...

— Это почище скачек с коровами, — говорил командир американских танкистов капитан

Патон, исключительно грубый, исключительно храбрый, подхалим с начальством и свой

парень с подчиненными. — Катаемся пока на французских, но помяните мое слово: не за

горами день, когда мы сдвинем с места американскую машинку, от которой задрожит

земля!

«Американская машинка», о которой упомянул Паттон, уже проектировалась.

Танк должен был называться Mk.VIII — один из серии тяжелых танков Mk. Или

«Либерти» — «Свобода» — по названию двигателя. Или «Интернациональ» — потому

что он создавался объединенными силами союзников: технический потенциал Америки,

умноженный на опыт хитроумного британца

Паттон просто грезил этим танком, взрывающим гусеницами землю, утюжащим врага до

состояния мокрого пятна.

Работы пока велись — в обстановке обычной союзнической свары, когда напарник

вызывает одновременно и дружеские чувства, и непреходящее раздражение.

Американские Штаты должны были поставлять двигатели, агрегаты трансмиссии и

электрооборудования, гусеничные цепи, элементы ходовой части.

Англия изготавливала бронеплиты, элементы конструкции, гусеничные башмаки, катки,

орудийные и пулеметные установки.

Во Франции ожидалось строительство огромного сборочного завода в Неви-Пейль, в 250

километрах к югу от Парижа. И поставки деталей, и строительство завода непростительно

затягивалось.

— Полторы тысячи тяжелых танков к концу восемнадцатого года, — грезил вслух Паттон.

— Господи! Да с такой мощью можно было бы...

Он яростно взмахивал рукой. Пока что американцам приходилось довольствоваться

легкими танками «Рено». На них проходило обучение, на них предстояло идти в бой.

28 марта 1918 года, Париж

Перед генералом Фошем стоял американский генерал Першинг. Замкнутый, как будто

чем-то недовольный.

Сухое, некрасивое, пожалуй, неприятное лицо. Сероватая щетка усов. Холодные глаза.

Солдаты называли его «Блек Джек».

Фош, конечно, знал главные армейские сплетни об этом командире: о том, что он поседел

за одну ночь, когда пришло известие о гибели его семьи на пожаре, о том, что среди своих

предков он числил выходцев из Германии и, возможно, поэтому так восхищался жесткой

немецкой дисциплиной.

— Мы считаем, что одна из причин, по которой немцам удалось подойти к Парижу так

близко, заключается в разобщенности наших сил, — заговорил Фош. — Нам необходимо

общее командование.

— Американские солдаты полностью подготовлены, — ответил Першинг. — Весь

контингент я предоставляю в ваше распоряжение. В том числе и 92-ю дивизию, целиком

состоящую из негров. Практика показала, что чернокожие дерутся так же хорошо, как и

белые, если к ним относиться соответственно...

— Мы это учтем, — кивнул Фош.

— Каково ближайшее направление нашего удара?

— Марна, — ответил Фош. — Опять Марна!..

Ему хотелось выругаться, но он сдержался.

24 июля 1918 года, Бомбон

Совещание командующих союзными армиями — Петэна, Хейга и Першинга, — длилось

недолго. Командующие французской, британской и американской армии выслушали

краткий доклад главнокомандующего союзными войсками — Фоша.

— Основа нашего плана проста: пора отказаться от оборонительного образа действий и

перейти в наступление. При этом мы не должны позволить противнику отойти на заранее

подготовленные оборонительные рубежи. Да, враг силен. Мы прогнозируем

окончательный разгром Гинденбурга в 1919 году.

Он обвел глазами немногочисленных своих слушателей.

— И еще одно. Мы уже не раз страдали от болтливости наших газетчиков и младших

офицеров. Сейчас все должно быть иначе. Операцию, господа, готовим в обстановке

полной секретности.

Першинг едва заметно улыбнулся. Он никогда не разговаривал с журналистами.

Единственный раз, когда настойчивому корреспонденту удалось прорваться к

американскому генералу, интервью состояло из одной-единственной строчки:

«Убирайтесь к черту из моего офиса!»

— Для того, чтобы удар был полным и сокрушительным, необходимо задействовать все

наши технические ресурсы, — продолжал Фош. — Артиллерию, самолеты. И, конечно,

танки. Чтобы сохранить секретность, танки прибудут в ночь перед наступлением. Для

введения противника в заблуждение, в районе Ипра предлагаю вести широкие

демонстративные действия.

8 августа 1918 года, Амьен

Людендорф брезгливо отбросил листок с донесением.

— Что это за глупости, порожденные паникой? Что это за «скрытное передвижение

танковой колонны британцев»?

— Они были замечены воздушной разведкой, — сообщил унылый офицер штаба.

— Ерунда, — отрезал Людендорф. — Союзники по-прежнему грызутся, а их

смехотворные попытки прорвать наш фронт в районе Ипра...

Он не договорил. Союзная артиллерия открыла мощный огонь по позициям. Солнце едва

поднималось над горизонтом, но рассвет уже обещал стать кровавым.