Ответом на беспорядки в стране стала полная самоотдача императора государственной работе. «Ники работает как негр, – писала императрица Александра Федоровна сестре Виктории, – иногда ему даже не удается выйти подышать воздухом – разве что уже в полной темноте. Он страшно устает, но держится молодцом и продолжает уповать на Господа»[368].

Несмотря на отставку Святополк-Мирского, допустившего 9 января беспорядки в Петербурге, царь продолжает обозначенную на совещании политику замирения общества. Он не хочет насилия. 18 февраля 1905 г. по предложению нового министра внутренних дел А.Г. Булыгина государь издает указ, разрешающий частным лицам и организациям подавать на имя царя предложения об усовершенствовании государственного благоустройства. Вечером того же дня Николай подписывает рескрипт о создании законосовещательного органа для разработки законодательных предложений.

Следующим шагом стало публичное выступление царя 6 июня 1905 г. перед делегатами Съезда земских и городских деятелей. «Я скорбел и скорблю о тех бедствиях, которые принесла России война и которые необходимо еще предвидеть, и о всех наших внутренних неурядицах, – говорил Николай делегатам. – Отбросьте сомнения: Моя Воля – воля Царская – созывать выборных от народа – непреклонна. Пусть установится, как было встарь, единение между Царем и всею Русью, общение между Мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам. Я надеюсь, вы будете содействовать Мне в этой работе»[369].

Через два месяца заверение царя исполнилось: 6 августа издается высочайший манифест об учреждении Государственной думы как выборного и законосовещательного органа страны. На выборах преимущество отдавалось крестьянству как преобладающему и наиболее надежному монархическому и консервативному элементу. Это было возвращение допетровских земских соборов, только избираемых теперь на основе внесословного избирательного права.

Однако попытка стряхнуть с себя путы петровского западничества была сорвана революционерами. Чтобы парализовать активные контрдействия императора, они организовали по всей стране железнодорожную стачку. На самого царя стали охотиться сразу несколько террористических групп. В октябре 1905 г. революционное движение вошло в еще более опасную фазу всеобщей политической стачки. Главное требование бастующих – создание в стране западной секуляризированной формы правления, то есть установление конституции и парламента. И тогда, чтобы умиротворить население, не допустить большой крови, государь добровольно передает часть своих законодательных прав Государственной думе. По Манифесту от 17 октября 1905 г. общество получало право на независимость и защиту от произвола государственной власти: разрешалось создание политических партий, провозглашалась свобода слова, печати, собраний, личная неприкосновенность. Государь понимал, что общество не готово к даруемым свободам, но у него не оставалось выбора. «Моим единственным утешением, – писал он матери, – является то, что это воля Господня и что это важное решение выведет мою дорогую Россию из невыносимого хаоса, в котором она находится почти уже год…»[370]

Царское решение не было капитуляцией, самодержавие в России не отменялось. Манифестом от 17 октября и последующей за ней корректировкой избирательного закона 3 июня 1907 г. Николаю удалось найти примирительную золотую середину между конфликтующими друг с другом властью и обществом. Это позволило вовлечь в государственное строительство наиболее лояльный оппозиционный элемент. В условиях кризиса правящей элиты другого варианта спасения страны не существовало. Манифестом от 17 октября государь предложил обществу не стояние в настоящем, не уход в прошлое (булыгинская Дума напоминала Земский собор допетровских времен. – Д.С.), а то, чего оно так желало, – новое будущее. На сладких мечтах о будущем выросла вся революция. Николай отнял у революции ее мечту, предложив народу иной, единственно светлый путь развития страны. В соответствии с ним все новообразования: Дума, партии, профсоюзы, как и уже существующие в стране институты (банки, университеты и т. д.), – должны быть проникнуты русским духом. Русское общество станет гражданским и свободным, но его духовные нравственные высоты останутся за православием. Царь и поддерживавшая его небольшая группа здравомыслящих консерваторов понимали, что без здорового духовного питания, без существования в обществе высших форм проявления любви любая самая совершенная общественная система обречена на саморазрушение и смерть.

В то же время, как уже говорилось, царь отдавал себе отчет, что выдвинутые им новые государственные идеи требуют новых государственных людей. Поэтому следующим его шагом стал публичный призыв к народу помочь власти в ее желании обустроить Россию. С этой целью Николай выступил 27 апреля 1906 г. перед депутатами I Государственной думы.

«Всевышним Промыслом врученное Мне попечение о благе отечества, – обращался Николай II к думским депутатам первого созыва, – побудило Меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа.

С пламенной верой в светлое будущее России Я приветствую в лице вашем тех лучших людей, которых Я повелел возлюбленным Моим подданным выбрать от себя.

Трудная и сложная работа предстоит вам. Верю, что любовь к Родине и горячее желание послужить ей воодушевят и сплотят вас. (…)

Я же буду охранять непоколебимыми установления, Мною дарованные, с твердой уверенностью, что вы отдадите все свои силы на самоотверженное служение Отечеству для выяснения нужд столь близкого моему сердцу крестьянства, просвещения народа и его благосостояния, памятуя, что для духовного величия и благоденствия государства необходима не одна свобода – необходим порядок на основе права. Да исполнятся горячие мои пожелания видеть народ Мой счастливым и передать Сыну Моему в наследие государство крепкое и просвещенное. (…)

Приступите с благоговением к работе, на которую Я вас призвал, и оправдайте достойно доверие Царя и народа. Бог в помощь Мне и вам»[371].

На этом выступлении государя присутствовал недавно назначенный министром внутренних дел Петр Аркадьевич Столыпин. Возможно, именно эта речь дала Столыпину импульс к концептуальной разработке предстоящих перемен. Знаменательно, что и само обращение царя к Думе было воспринято министром как «пламенная молитва», то есть как своего рода Божий посыл к разработке и осуществлению преобразований.

Развитие России по новому пути потребовало от царя и его министров огромной самоотдачи. С точки зрения западных политических теорий предстояло совершить невозможное: демократические свободы, дарованные Манифестом от 17 октября, адаптировать к православному религиозному опыту, одновременно раскрывая творческие силы православного сознания. И словно в ответ на этот вызов истории в России появился Столыпин, которому светлое будущее виделось как настоящее, который так мыслил и жил его категориями, что был способен видеть завтрашний день через «приоткрытую завесу».

Теперь царь не был одинок. В лице Столыпина он обрел и искусного навигатора, и точку опоры на избранном пути.

Глава 6 Доверительный союз

В исторической науке роль государя в проводимых его же правительством реформах 1906–1911 гг. незаслуженно умаляется. Более того, поддерживается ложное представление, что царь был пассивным сторонним наблюдателем великих столыпинских свершений. Однако даже беглый обзор фактов приводит нас к противоположному выводу: в эпоху Столыпина не только правительство, но и сам Николай II перешли в режим усиленной государственной работы. «Ситуация в стране с 1905 по 1909 год, – свидетельствует баронесса София Буксгевден, – складывалась таким образом, что императорская чета отложила все свои поездки по стране и за рубежом. Император должен был находиться в постоянном контакте со своими министрами. Дума была новым учреждением, в связи с чем возникало много вопросов. Пришлось отложить охоту в Польше и посещение Крыма»[372]. В 1909 г., в самый разгар столыпинского курса, император, всегда сдержанный в разговорах о себе признался, что работает за троих[373]. Не случайно императрица жаловалась супруге председателя правительства Ольге Борисовне о чрезмерной усталости своего мужа. Рабочий график государя становился все более плотным, а время, предназначенное для отдыха, сокращалось из года в год. «Его работа в течение царствования, – вспоминала друг царской семьи баронесса С.К. Бухсгевден, – все время увеличивалась, так как появились новые министерства и департаменты»[374]. Даже уезжая с семьей на отдых в Ливадию, царь продолжал свою управленческую деятельность. Здесь, вдали от петербургской суеты, он обычно встречался с семьей только за едой, во время чая и в те редкие вечера, когда дела не призывали его в рабочий кабинет. По свидетельству А.А. Мосолова, непосредственного очевидца пребывания царской семьи в Ливадии, Николай уже с самого утра после короткой прогулки начинал принимать посетителей. Работа возобновлялась после обеда с четырех часов и продолжалась до половины седьмого вечера. Во второй половине дня государь чаще всего рассматривал министерские отчеты[375].