Римская Академия св. Луки открывает перед Баженовым свои двери. Он создает проект лестницы для Капитолия в Риме, который признается одним из лучших. И только петербургская Академия забыла о Баженове. Живя в Риме, молодой зодчий сильно нуждается в деньгах. Часто у него нехватает на обед…

Наконец, приходит долгожданное письмо из Петербурга.

Кокоринов пишет:

«Академия никакого от вас по ныне известия не имеет, того для вас подтверждается, чтобы изволили при оказиях о себе уведомлять, а особливо по прибытии в Петербург, вы непременно должны будете представить журнал всего вашего вояжа и что, примечания достойно, будете видеть и в каких местах; вы можете остаться в Риме год или полтора, а потом изволите объездить и осмотреть знатнейшие города и академии в Италии с тою же суммою, а об отъезде в С.-Петербург ожидать ордера, наиболее всего рекомендую употребить время вашего вояжирования к славе своего отечества и к собственному благополучию».

Одновременно Кокоринов извещал о переводе векселя на 1000 рублей.

Баженов рассчитался с долгами и стал работать еще настойчивее. Он выдержал публичный экзамен в римской Академии, получил диплом и звание академика «с привилегиею быть ему даже действительным профессором архитектуры в сей Академии».

В Риме середины XVIII века хорошо знали цену архитектурному мастерству…

Баженов, которому недавно исполнилось двадцать семь лет, становится знаменитым художником; он восхищает римские художественные круги смелостью проектов, их художественной глубиной и законченностью.

Секретарь римской Академии св. Луки синьор Поччи посылает Баженову официальное приглашение и торжественно заявляет:

— От имени Академии св. Луки предлагается вам вступить в число ее членов…

Но слава академика была чисто платонической: она еще не давала заработков.

Деньги иссякли, и Баженов снова бедствует. Настойчивые и резкие письма в Петербург остаются без ответа. Молодому академику буквально угрожает голод. Не оплачены квартира, счета поставщиков… Приходится осаждать русского посла князя Голицына унизительными письмами о своем бедственном положении; наконец, тот высылает из Парижа 500 франков.

Баженов отправился в путешествие по Италии. Он посетил Геную, Пизу, Венецию, Флоренцию, Парму, Болонью.

Болонья вплела в венок молодого Баженова новый лавр: известная в то время болонская Академия также избрала его своим членом. Это был второй русский художник, завоевавший признание в значительном тогда очаге итальянской культуры, — незадолго до этого болонская музыкальная Академия дала титул почетного академика Максиму Созонтовичу Березовскому, музыканту и композитору, имя которого было вырезано золотыми буквами на мраморной доске Академии.

В Болонье состоялось знакомство двух талантливых русских художников — Баженова и Березовского.

Вместе бродили они по тихим улицам и площадям Болоньи, любовались игрой струй фонтана против большой церкви Сан-Петронио… Вместе мечтали о будущем.

Мечты Баженова уносились к городам с дворцами, прекрасными зданиями, колоннадами… Эти дворцы будет строить он, Баженов, и их архитектурный силуэт четко рисовался в воображении зодчего.

Березовский жил в царстве звуков.

— Я люблю Болонью. В здешних церквах так хорошо пахнет камнями, холодом и воском… В блеске церковного золота, в волнах ладана я люблю слушать пиесы францисканской капеллы моего учителя падре Мартина.

И оба русских художника грустили о родной стране: она казалась далекой, лежащей в пустынных снегах…

Баженов вспоминал отца, его громоподобный бас, церковный хор в скромной церкви и свой народ — талантливый, но темный и забитый, приходивший в церковь искать утешения или мимолетного забвения своей безрадостной жизни.

Но перед ним была Болонья: казалось, что под ласковым небом Италии жизнь полна довольства, безмятежности — за городом лежали холмы, голубеющий простор виноградников.

И Березовский вспоминает родину.

Киев…

Вечерний час, темнеющее небо, ярко сверкает россыпь звезд, слышатся женский смех и музыка, а он, рожденный в бедности, прячется в темном саду, не смея приблизиться к господскому дому, задыхается от необъяснимого восторга и плачет от бессилия выразить этот восторг в звуках.

Березовский сообщает Баженову о своей опере «Демофонт», которую он повезет в Россию…

— В этой опере рассказана Овидиева повесть о любви Демофонта к скорбящей Деметре…

Баженов продолжает свое путешествие по Италии. Слава сопутствует ему. Его приняли в, число своих членов еще две Академии: Флорентийская и Клементийская. Это уже было мировым признанием.

В Россию Баженов возвращался через Париж.

Де Вальи представил его королю Франции.

— Сударь, — сказал король, — я рад приветствовать в вашем лице прекрасное искусство архитектуры.

Баженов поцеловал, по придворному этикету, протянутую руку и ответил:

— Ваше величество, я бесконечно тронут вашим вниманием и огорчен тем, что его недостоин.

Людовик XV, ознакомленный с рисунками Баженова, предсказал ему славное будущее. Де Вальи предложил ему остаться во Франции. От блестящих перспектив придворного художника Франции Баженов отказался: он предпочел сомнительное будущее на своей родине.

Но вернуться в Россию было не с чем — не было денег. В ответ на просьбу петербургская Академия пишет Голицыну: «Отправить сюда на первых кораблях, дав ему на дорогу до С.-Петербурга, сколько заблагорассудите»…

Получение законной суммы на обратный переезд превратилось в унизительную подачку.

9 апреля 1765 года Баженов получил от князя Голицына паспорт и выехал на родину, полный самых радостных ожиданий.

За время отсутствия Баженова на родине произошли крупные политические события. Кончилось двадцатилетнее царствование Елизаветы, на престол вступил Петр III. Этот монарх, герцог Голштинский, немец по происхождению и солдафон по воспитанию, боялся и ненавидел Россию, называя ее «проклятой страной». В окружении шпионов прусского короля, которым он выбалтывал все государственные тайны, Петр III проводил краткие дни своего царствования. Русский царь управлял страной словно верноподданный прусский министр. Национальное достоинство русского народа грубо попиралось, стране грозило превращение в придаток прусского королевства. Дворцовый переворот, организованный женой и поддержанный русским дворянством, закончил краткое и бесславное его царствование.

На престол вступила жена Петра III — Екатерина II.

Крепостное право распространялось вширь и вглубь. Помещикам предоставили неограниченную власть над крепостными, запретив последним даже жаловаться на притеснения со стороны своих господ. Военно-бюрократическая дворянская монархия крепкими цепями сковала огромную страну — самая. жестокая эксплоатация крестьян шла об руку с лицемерными разговорами о просвещении, о началах справедливости.

Реформы коснулись и петербургской Академии художеств.

Шувалов ушел в отставку. Его сменил Бецкий, хитрый, льстивый и сластолюбивый царедворец. В искусстве он понимал мало, но живо интересовался француженками (он выписал их несколько человек в качестве воспитательниц будущих гениев искусства) и своими домашними делами: цыплятами, выводимыми в фарфоровой печке, собачкой, приученной лизать руку, и ручными канарейками, летавшими по комнате. Эти предметы и составляли любимую тему разговоров господина президента императорской Академии трех знатнейших художеств — Ивана Ивановича Бецкого.

Возвратившись из-за границы, Баженов начал работать в Академии. Он приехал в разгар подготовки к торжеству посвящения — инавгурации — Академии и принял участие в оформлении празднества, проводя дни и ночи за стройкой декоративных павильонов.

Тем временем, по публикациям в петербургских и московских «ведомостях», для обучения искусствам при Академии стали принимать детей от трех до пяти лет включительно. Переступив порог этого рассадника будущих великих людей, дети передавались на руки француженкам, «все достоинство которых, как утверждала хроника того времени, — заключалось в том, что они родились в деревнях, соседних с Парижем, и согласились взамен занятий портних и прачек разыграть на берегах Невы роль наставниц»…