Глава шестая

Ужин

— Что она попросила? — голос Эмонна разнесся эхом по комнате.

— Ингредиенты для хлеба, господин.

— Она не попросила сам хлеб?

— Нет. Она сказала, что хотела сама испечь его для боггарта.

Он отклонился на высоком стуле. Сцепив пальцы, он прижал их к губам.

— зачем ей это? Боггарт почти не стоит траты времени.

— Может, для нее боггарт стоит траты времени, господин.

Он не подумал об этом. Боггарты и низшие фейри были традиционно далеко от Туата де Дананн. Их работа была понятной. Слуги, лакеи, порой — красивые служанки приходились кстати. Но он еще не видел, чтобы кто-то тратил время, обходясь с ними с уважением.

Потрясало такое от человека. Она так злилась, ворвавшись в тронный зал, будто замок принадлежал ей. Ее глаза пылали огнем, а слова жалили его гордость. Он отказывался верить, что она была такой, как думала Уна.

В ней был дух воина.

Уна суетилась за ним, убирая каждый дюйм его комнат. Она была хороша в этом. Он еще не видел, чтобы пикси так хотела выполнять работу служанки. Она была лучшей, и только ее из служанок он смог взять на проклятый остров.

Он предпочитал пикси без морока. Ее облик старушки раздражал его. Пикси были худыми, лепестки цветов были у них вместо волос. У нее они были бледно-лавандовыми, сочетались с мерцающими крыльями, которыми она окутывала плечи.

— Где она сейчас? — спросил он.

— Там же, где и прошлой ночью, в хижине ведьмы.

— Она вернулась?

— Даже не жаловалась.

Эмонн склонился и уперся локтями в стол.

— Зачем?

— Печь хлеб для Бронаг.

— Да, но почему еще? Должна быть другая причина.

Уна вздохнула. Она прошла к его столу и опустилась на колени перед ним.

— Вы навредите себе, пытаясь понять людей. Вы знаете, что это невозможно.

— Я не могу принять это за правду.

— Тогда вы сойдете с ума. Оставьте это, мастер. Не все можно понять.

Он не мог оставить. Он закрывал глаза и видел ее пылающие зеленые глаза. Изумруды и леса прятались в ее взгляде, опасные и острые. Странно, что он запомнил ее глаза, будто остальное в ней не было примечательным.

Уважающие себя фейри не ходили к королевичам, выглядя так, будто валялись в свинарнике. Женщина была отвратительна. Водоросли торчали в ее волосах, одежда смялась и была в грязи. Одна нога была босой, а другая — в почти порванной туфле.

Но она держалась с грацией королевы.

Может, так она его очаровала. Она была загадкой, странностью, созданием почти без смысла. Она не могла существовать, но была тут.

— Люди ведь никогда не попадали в Гибразил, да? — спросил он.

— Насколько я знаю, это так, господин.

— Тогда как она сюда попала?

— Не знаю. Я не допрашиваю попавших сюда, а забочусь о них.

Он фыркнул.

— Циан произвел впечатление.

— Я виновата, — скривилась Уна. — Я назвала его имя при девушке. Я не думала, что она услышит нас, пока мы в мороке, но она смогла.

— Он злится на тебя?

— А когда было иначе? — она встала из-за стола и нахмурилась. — Вы уходите от ответа. Что вы будете с ней делать?

— С кем? — Эмонн вскинул бровь и отклонился на стуле. На всякий случай, он поднял ноги в сапогах на стол.

— Хватит издеваться! Это плохо для моего здоровья. Вы знаете, о ком я! Она милая, и ваша грубость меня не радует.

— Я спрашивал мнения?

— Нет, но я его озвучу. Она — милейшее создание, которое приносило нам море за две сотни лет! Вам нужно извиниться перед ней… — Уна подняла руку, когда он открыл рот, — извиниться и пригласить остаться здесь. В той хижине небезопасно.

Эмонн хотел перемахнуть через стол и задушить ее. Извиниться? Перед той, которой даже на острове быть не должно? Его не заботили чувства глупой девочки.

Воспоминания о брате вспыхнули в его голове. Его горло сжалось, будто его душили удавкой. Камни на шее отбрасывали тусклый свет на его пальцы.

Уна отвела взгляд с расстроенным звуком.

— Я не хотела оскорбить, господин.

— Я в этом уверен. Ты всегда была одной из моих любимых слуг, и за это я баловал тебя. Не заставляй пожалеть об этом.

Она поклонилась и повернулась уходить. Он встретил ее взгляд, когда она замешкалась у двери.

— Господин, позвольте попросить вас больше не думать о нас как о слугах. Мы видим в вас семью, дорогой, и надеемся, что однажды и вы нас такими увидите.

Ее юбки шуршали, когда она выходила из комнаты.

Он нахмурился. Так его видел его народ? Как загадочную фигуру, что мало думала о них?

Давным-давно, когда он был юным и опьяненным мыслями о власти, он так и думал. Эмонн встал, сцепил руки за спиной, побрел к портрету матери. Ее золотые волосы ниспадали прямо, ни одна прядка не выбивалась.

Он помнил ее такой. Идеальной в любой ситуации. Даже когда они бросили его.

— Что делать, мама? — прошептал он. — Девушка — проблема. Отвлечение.

Только ее не хватало. Оставалось несколько месяцев на подготовку, но даже так он не был уверен, что справится. Путь Эмонна вел только к смерти.

Но девушка с рыжими волосами не давала ему покоя. Она пробыла тут всего ночь, а он уже не спал. Что еще она сделает?

— Может, она ведьма, — сказал он. — И ее послал мой брат, чтобы я не вернулся домой.

Такое могло быть. Фионн пойдет на все, чтобы уберечь Благой трон.

Рыча, Эмонн развернулся. Длинные ноги понесли его к стене, где была вырезана большая птица. Он прижал ладонь к выступающему камню, нажал, пока стена не подалась и не открыла кристалл в структуре. Кристалл коснулся кристалла, и стена изменилась.

За ней сияли артефакты фейри, заполняющие комнатку. Магия кружилась в воздухе. Она плясала на его коже, сверкала на кристаллах на его лице и шее. Он не был проклят. Эмонн сразу ощутил это, как только появился этот недуг. Но магии все равно нравилось касаться его.

Он отогнал клочки пыли в воздухе и потянулся к ручному зеркальцу. Вырезанные розы переплетались на ручке и расцветали на вершине. Вещь была вычурной, как почти все магические предметы.

— Покажи рыжую девицу, — он склонился и подышал на стекло. Туман закружился в зеркальце и рассеялся. Оно уже не отражало комнату, а показало ему хижину ведьмы. — Что? — зарычал он. — Это какая-то шутка.

Там была не девушка, что вошла в его тронный зал с пылающими от гнева щеками, а красавица кружилась по комнате, напоминая леди-фейри.

Ее волосы, которые он помнил тусклыми и жирными, разлетались вокруг нее широкой дугой. Кудри подпрыгивали от ее движений, она прыгала в стороны, держала руки так, словно ее кружил партнер. Зеленое бархатное платье облегало ее изгибы и кружилось с ней.

Он узнал танец. Люди танцевали его при Белтейне. Женщины покачивались и гнулись под бодрую музыку.

Она танцевала одна. Ее ладони отбивали такт, хоть музыка не играла, и она радостно улыбалась.

Губы Эмонна дрогнули. Она ужасно танцевала. Не управляла конечностями, выражением лица, не обученная. Но было в ее радости что-то манящее.

— Это не грязное создание с характером землеройки, — пробормотал он. — Что еще за секреты ты таишь, человечек?

Зеркало услышало его просьбу, картинка приблизилась. Женщина перестала танцевать. Он понял, что ее уши были чуть заострены.

— Любопытнее и любопытнее.

Пылающее желание в его животе разгоралось до красного тумана вожделения. Ему нужно было узнать о ней больше. Откуда она, почему она здесь, какие ее планы.

Эмонн отогнал вопросы, как ее растили, кто научил ее тайнам фейри, и почему ее уши были заострены. Это были мелочи. Они не были важны.

Она не была важной.

Но… он поднял голову и закричал:

— Уна!

Пикси не ушла далеко. Он услышал, как открылась дверь, ее голос отозвался:

— Да, господин?

— Пригласи ее на ужин.

— Господин, она попросила сегодня уединения.

— Что? — он бросил зеркало и прошел в свою комнату. — Что она сказала?

— Она попросила, чтобы они с Бронаг остались одни тихим вечером и узнали друг друга.

— Зачем?

Уна пожала плечами.

— Наверное, она хочет отдохнуть после долгого пути.

— Нет, она слишком умна для этого, — Эмонн подозревал, что у нее есть какой-то план. Она была слишком решительной. Может, он думал как воин, а не мужчина. — Сколько Бронаг знает о замке?

— Столько, сколько и все, полагаю. Она тут жила.

— Она помнит много его тайн?

— Возможно? — Уна моргнула и заломила руки. — Вы думаете, у девушки есть скрытые мотивы? Господин, она была очень добра.

— Даже добрейшие люди могут быть хитрыми. Я бы хотел убедиться, что она не задумала ничего зловещего.

Уна вскинула руки.

— Она наименее зловещая из всех, кого я знаю!

— И это делает ее отличным шпионом, да?

Он вскинул бровь и потянулся за плащом. Он узнает, насколько опасной может быть эта женщина. Хоть его народ мог считать его безразличным, у него были только они.

Он взмахнул плащом и опустил его на плечи, а потом пошел по коридорам.

* * *

— Видишь, Боггарт, хлеб печь просто! — сказала Сорча, пока месила тесто.

Пикси в ответ вызвал ее улыбку. Писк звучал не очень весело, но и не звучал так, будто фейри не верила ей. Не важно, хлеб будет чудесным на вкус.

Тоска по дому заполнила ее, когда в хижине запахло мукой и пекущимся хлебом. Ее сестры любили свежий хлеб, и Сорча всегда подавала его им в конце ночи. Они не тратили ни монеты зря. Запах борделя был запахом дома, а не работы, и смех поднимал их настроение по ночам.

Она сильно скучала по ним. Она посмотрела на луну за окном, пожелала родне спокойной ночи.

Все ее надежды и желания улетели к морю. Она молилась, чтобы они были здоровыми и счастливыми. Она надеялась, что Розалин вышла за того аристократа и теперь жила в достатке, а Бриана не забывала расслабляться. Сорча начертила на груди крест и выдохнула тревогу в свет луны.

— Прошу, пусть папа будет жив.

Она не могла влиять отсюда. Оставались лишь желания и мечты. Может, Туата де Дананн услышит ее и поможет ее семье.

Писк перебил ее мысли.

— О? — Сорча повернулась и уперла руку в бок. — И что это значит?

Боггарт отказывалась говорить, но Сорча была уверена, что фейри умела. А пока она тихо пищала, оставаясь в мороке.