- А кто это?

- Кто-кто… Ты!

- А если раскроется?..

- Не раскроется – это я тебе как крестный фей говорю!

- Тогда… - дровосек помялся с ноги на ногу, почесал железной пятерней в стальном затылке, и решительно кивнул. – Тогда я согласен. Наверное, это очень здорово – быть настоящим принцем… Принц Агафон… Почти твой тезка получаюсь!

Волшебник закашлялся.

- Почти. Тезка.

- А что… - по голосу было слышно, как Лесли под шлемом улыбнулся. – Моё высочество Агафон Непобедимый из царства Костей… просит руки и сердца дочери вашего величества… Хорошо звучит! Мне нравится.

Грета скривилась, надула щеки и издала губами неприличный звук, но, памятуя предостережение волшебника, язык за зубами удержала.

- Вот и молодца… - косовато усмехнулся студиозус[24] и продолжил: - Так что, заварганим тебе сейчас оружие – и вперед, к славе и счастью на веки веков. Время идет, принцесса заждалась!

- Меня?

- Тебя, кого же еще! А теперь стой смирно и по порядку диктуй, чего тебе и сколько надо.

- Меч полуторный… одна штука… - принялся дотошно загибать железные пальцы новоиспеченный внук царя Костея.

На регистрацию желающих породниться с королем новоявленный принц Костейский и его крестный фей – он же по совместительству оруженосец – успели за три минуты до окончания.

Поразительно промолчавшая всю оставшуюся дорогу Грета покинула маленький отряд почти сразу после въезда в Монплезир: Горшечная улица, где располагалась лавка заказчика ее отца, начиналась метрах в ста от городских ворот. Едва завидев указатель Посудной слободы – покрытую патиной, пылью и следами пребывания вездесущих голубей[25] медную крынку размером с бочонок, девушка угрюмо бросила через плечо нечто нечленораздельное, хлестнула кобылу так, что та припустила вскачь не хуже любого рыцарского коня, и скрылась за поворотом.

Агафон проводил ее долгим сочувственным и даже чуть грустным взглядом – но без тени раскаяния.

Если вопрос стоял, выйти замуж незнакомой дочке бондаря за его подопечного, или вылететь из ВыШиМыШи одному очень хорошо известному студенту, его премудрие однозначно выбирал второй вариант.

В конце концов, разных лесорубов, гончаров и прочих землепашцев у Греты была еще полная деревня, даже если не считать соседние.

Других крестников – и другого шанса остаться в Школе[26] – у него не было.

Лесли ее отбытия не заметил.

Завороженный суетой, толчеей и слегка хмельным шармом самого главного города страны, который уже сегодня вечером может стать его собственностью, вчерашний дровосек взирал на окружающие его улицы, памятники, дома и людей с новым, удивительным для него самого чувством, описания которому он подобрать смог бы едва ли. Самое близкое, что могло прийти ему на ум – это сравнение Монплезира с породистой коровой-рекордсменкой, на которую денег не хватало и у всей деревни вместе взятой, и которую однажды утром он обнаружил бы у себя во дворе с дарственной запиской на рогах.

Иными словами, из деревенского ротозея – молчаливого обожателя чудесного в своей недосягаемости города – он медленно, но верно, с каждым шагом одетого в голубую броню мерина, превращался в хозяина.

Главную площадь столицы – перед королевским дворцом, естественно – они нашли без труда.

Хоть Лес за свои немногочисленные прошлые визиты на ярмарки и праздники ни разу на ней не побывал – но однажды спросив дорогу, заблудиться было невозможно: лавочники, крестьяне, ремесленники, уличные торговцы, дворяне, военные, матросы, нищие, бродячие артисты, целители, мастеровые, купцы, кабатчики и прочие сословия славного города Монплезира с семьями и без влеклись, вышагивали, бежали, фланировали и тащились лишь в этом направлении. Тот, кто захотел бы продвигаться в противоположную сторону, немедленно почувствовал бы себя лососем на нересте, неожиданно встретившем на своем пути вверх по реке водопад.

Человеческий поток, закованный в голубоватые каменные стены домов, тек в направлении площади Пиона плавно, но непрерывно. Казалось, перестань Сивый перебрать копытами – толпа вынесла бы его ко дворцу сама. Рыцарские турниры такого масштаба каждый день – и даже каждый год – в стране не случаются. Рассказы и воспоминания о нем, были уверены добрые[27] жители Монплезира, можно будет еще долгие годы передавать детям и внукам вместо наследства.

Лесли восседал в золоченом седле подобно памятнику самому себе – могучий, блестящий, гордый, упиваясь восхищенными, оценивающими и даже завистливыми взглядами. Такого в его жизни не случалось еще никогда: как бы ловко и быстро не свалил он даже самое толстое дерево, максимум, на что мог рассчитывать молодой дровосек – скупое отцовское «молодца». Рыцарю же, для того, чтобы стать центром всеобщего внимания, обожания и поклонения, не приходилось делать вообще ничего – лишь сидеть в седле не падая и сверкать доспехами[28].

Жизнь благородного отпрыска начинала ему нравиться, а в голову – украдкой заползать мысли о том, как тогда должно, наверное, замечательно быть королем…

Растолкав гордым не менее владельца Сивым толпу конкурентов и их группы поддержки, Лесли предстал перед широким столом регистраторов, установленным под белым по алому шелку лозунгом «Привет участникам турнира!», и громко потребовал немедленно внести его в список.

Три седовласых[29] старичка-герольда в пурпурных одеждах с золотыми королевскими пионами на груди недовольно отвлеклись от беседы с красным, как спелая клубника долговязым парнем в странного вида доспехах и сердито уставились на вновьприбывшего.

- В очередь, молодой человек, - сухо и равнодушно, как рассматриваемый им пергамент, прошелестел голос самого сурового из них.

- Я вам не молодой человек! – приосанившись на недовольно всхрапнувшем мерине подобно божеству турнирных побед, с благородным негодованием воскликнул Лесли.

- Извините, но девушки к состязаниям не допускаются, - отстраненно сообщил другой старичок.

- И я… я вам не девушка!

- И нечеловеческие расы с явно выраженными половыми признаками или без оных – тоже, - заглянув в отдельно лежащий лист гербовой вощеной бумаги – очевидно, правила – процитировал третий герольд, и вернулся к разговору с долговязым.

- Итак, ты утверждаешь, что являешься пятым по счету отпрыском шевалье Бриана де Шене из Нижних Болотищ, - меланхолично заглядывая в раскрытый перед ним толстенный замшелый том, вопросил третий герольд.

- Седьмым, - стыдливо опустив глаза, ответил претендент. – Пятый и шестой отпрыски – мои сестры.

- Имена?

- Мари Анна и Мари Николь.

- Еще дети женского пола в семье имеются?

- Старшая сестра. Мари Жанна.

- Ух-ху… - удовлетворенно кивнул старик, уже не консультируясь с книгой, и перевел взгляд на коллегу слева.

- А во владениях твоей семьи, кроме вышеназванной деревни, какие еще географические объекты и населенные пункты находятся?.. – близоруко прищурился тот сперва на юношу, потом на другой фолиант, распростерший перед ним свои желтоватые пергаментные крылья.

При этом вопросе спелая клубника превратилась в радикально переспелую.

- Кроме этой деревни и полей вокруг нее… у моей семьи… нет других владений.

- Которые будут в полном объеме унаследованы старшим сыном?

- Да… полностью…

- Ух-ху… - довольным филином ухнул и второй старичок и склонил голову, выглядывая дальнего соседа справа.

- Седьмой сын шевалье де Шене… двадцати одного года от роду… не был… не был… не жил… не участвовал… не состоял… не привлекался… не увлекался… не завлекался… не отвлекался… не навлекался… не вовлекался, - подвел итоги собеседования первый герольд. – Хоть вышеозначенный дворянин и является четвертым и последним наследником своего отца… не получающим во владение ничего, кроме доброго имени… но документированно доказал свое благородное происхождение… и посему к участию в королевском турнире допускается. Запишите, мастер Сен-Поль. Свидетельство можете забрать, шевалье.