21 апреля 1918 года Рихтгофен с боевого задания не вернулся. Позже было установлено, его сбил канадский летчик Рой Браун, вовсе не подозревавший, кого он сумел одолеть.

С годами имя Рихтгофена, между прочим, усилиями не только немецкой стороны, можно сказать, было едва ли не мифологизировано. Вокруг этого имени образовалась легенда, оно окуталось флером романтики. Поначалу сбитый барон Манфред фон Рихтгофен, рухнувший на землю Франции, нашел свое успокоение в этой земле. Его хоронили враги, хоронили с почетом — был почетный караул, над могилой прозвучал ружейный салют, словом, по-рыцарски хоронили. Удивительно? Пожалуй. Меняются времена, меняются и нравы, к сожалению, не сказать — к лучшему. Прошло время, и 18 ноября 1925 года останки Рихтгофена перенесли в Берлин и предали родной земле, окружив эту церемонию большой помпой. В тридцать шестом году канадцы передают немец, кому правительству, как оказалось бережно сохраненные части рулевого управления самолета Рихтгофена…

Если еще в годы первой мировой войны Рихтгофен сделался кумиром немецкой молодежи, самым знаменитым героем своей страны, на примере которого воспитывалось поколение, то удивительно ли, что с приходом фашизма в Германии его имя было вознесено вообще до небес! Лучшая истребительная эскадрилья ВВС именовалась «Рихтгофен», его портреты украшали казарменные стены, я видел изображение Рихтгофена, нарисованное на борту Фокке-Вульфа-190…

Француз Гарро сообразил вооружить истребитель пулеметом, стрелявшим сквозь плоскость воздушного винта, и это во много раз увеличило возможности боевого летчика; немец Рихтгофен заложил основы группового воздушного боя, его тактика, в свою очередь, увеличила силу истребителей; русский Нестеров — о нем речь впереди — поразил авиационный мир тараном, засвидетельствовав этим — победа — дороже жизни!.. Так на крови и отваге, на страхе и бесстрашии взрастало будущее. Что кривить душой, всякое ремесло — прежде всего ремесло. Мне трудно, глядя на портрет Рихтгофена, испытывать чувство симпатии к этому человеку, но было бы бессовестно отказать ему в потрясающем умении драться в небе. Что другое, а сбивать противника этот человек с холодными глазами, пробором в ниточку умел.

Однажды бдительный редактор вычеркнул из моего текста слова: «Вскормленный для воздушного боя, он рвался на фронт, свято веря, там ждут его победы и слава». Я спросил: «Что же криминального в этой фразе?» «Вскормленный» звучит… не того… вроде о хищной птице речь…» В это же время нас именовали сталинскими соколами, а таран не иначе, как — соколиным ударом…

Грешно живем. В словоблудии утопаем… Вспоминая Манфреда фон Рихтгофена, подумайте еще разок: профессионал — это кто? Кто такой — мастер?

Пожалуй, это будет правильно — начать разговор об Удете воспоминаниями Манфреда Браухича — известнейшего автогонщика, вообще человека любопытной судьбы. «Моя первая встреча с Удетом, этим чрезвычайно живым невысоким мужчиной с добродушным выражением лица и лукавыми улыбчивыми глазами, состоялась еще в 1922 году. Как-то в воскресный день я отправился на пригородный аэродром посмотреть авиационный праздник. Гвоздем программы были фигуры высшего пилотажа, которые Эрнст Удет демонстрировал на одномоторном биплане. После бесславно проигранной первой мировой войны этот ас зарабатывал себе на хлеб только своим летным искусством. Его рекламные полеты давали ему не только приличные доходы, но со временем сделали его настолько популярным, что на него обратили внимание кинопродюсеры…

Однажды под Штеттином мне посчастливилось увидеть один из его коронных номеров — «трюк с носовым платком». Этому трюку предшествовали безудержно смелые мертвые петли. Он крутил их у самой земли, приводя публику в состояние крайнего возбуждения. Но то, что следовало затем, вызывало форменный взрыв экстаза. Примерно в ста метрах от барьера, за которым теснилась толпа зрителей, на травяном бордюре, окаймлявшем летное поле, лежал обыкновенный носовой платок. Удет подлетал к этой точке на предельной скорости, держась на высоте не более двух метров. Затем следовал резкий разворот на крыло, едва не касавшееся земли. Крюком на боковой кромке нижней плоскости Удет подхватывал платок и под ликующий рев толпы взмывал с ним в воздух».

В другом месте своей увлекательной книги Браухич живо рассказывает, как он в интересах кинопродюссеров состязался с Удетом — самолет и гоночный автомобиль — кто кого?..

Виртуозного пилотажника Удета Браухич характеризует улыбчивым, добродушным, остроумным, словом, милейшим человеком и приятным собеседником. Что касается летных талантов, тут сомневаться не приходится: Удет сбил в годы первой мировой войны шестьдесят два самолета противника, так что летал он, несомненно, здорово, а вот как поверить в его человеческие достоинства нам, воспитанным на строгих стереотипах — раз враг, то коварный или подлый, для разнообразия — гнусный или черный, всегда, — одна краска.

Если же принять во внимание, что в царствование Гитлера, он был произведен в генералы и с двенадцатого июня тридцать шестого года вступил в должность начальника технического управления Министерства авиации, в чьи обязанности входило наблюдение за всей исследовательской работой, размещение заказов ВВС, контроль вооружения, то… сами понимаете.

Первые опыты с планерами Эрнст Удет начал еще в тринадцатилетнем возрасте, в восемнадцать выучился летать. Это было перед самым началом войны. А когда война разразилась, Удет записался добровольцем, стал мотоциклистом, к 1915 году переучился, получив звание военного летчика. Его успехи в этом амплуа достойны удивления — он сбивает за короткое время двадцать один самолет противника, за что получает орден «За боевые заслуги». Он — командир звена в знаменитой эскадрилье Рихтгофена…

После войны Удет принимается конструировать авиетки и учебные самолеты. Его «Колибри» и «Фламинго» имеют успех. Особенно удачна U-12 — учебная машина, способная выполнять самые сложные фигуры высшего пилотажа. Инженерные успехи Удета не мешают его полетам — он пилотирует много и увлеченно, показывая свое искусство во многих странах, ввязываясь в авантюрные перелеты через Альпы, вояжируя в Африке, в Гренландии. А еще он выступает оператором воздушных съемок, поражая публику необыкновенным эффектом присутствия в полете.

Если сложить всю неугомонную деятельность, что развивает этот человек в двадцатые-тридцатые годы, станет совершенно очевидно — Удет всколыхнул необыкновенный энтузиазм и интерес в широчайших кругах к авиации и спорту.

Не зря Геринг, с первых же шагов своего вознесения делает ставку на своего фронтового товарища Удета, но… тот оказывается неуживчивым — он остро конфликтует с начальством. Суть конфликта сводится к тому, что прославленный ас первой мировой войны всячески защищает интересы летающих (летчик есть летчик!), а новоиспеченные тузы из ВВС Германии заигрывают с промышленниками, готовы держать их руку, может быть и не бескорыстно. Конфликт закончился внезапным самоубийством Удета.

Характерно, власти долго скрывали обстоятельства его ухода из жизни, распространяя слухи о мнимой катастрофе при испытании сверхсекретного самолета.

Манфред фон Браухич никогда не был членом фашистской партии. Ему, аристократу, выходцу из старой знати, была совершенно чужда пошлость гитлеровского окружения. Амплуа автогонщика с мировым именем позволяло Браухичу как-то оставаться в стороне от большой политики, и нет оснований не доверять его воспоминаниям, когда они повествуют об изумлении автора при встрече с Удетом, одетым в генеральский мундир.

«Послушай, друг, как же это так?» И чуть дальше Браухич поясняет: «Ясно было одно: для будущих кадров истребительной и бомбардировочной авиации Удет являл собой блестящий образец мужества и летного мастерства. Нацисты использовали его, точно так же как нас, спортсменов, или как известных артистов…»

Не просто сложилась судьба бывших кумиров немецкой молодежи — Браухич, отсидев в тюрьме при Аденауэре, нашел прибежище в ГДР, где был и обласкан и отмечен. Удет, как сказано, не примирившись с нацистскими порядками, лишил себя жизни.