Версия Салынова А. становилась все более уязвимой. Мало того, что он фактически «нашинковал» ножом тело потерпевшего, тот был еще забит (вероятнее всего) ногами, так что на грудной клетке не оставалось живого места. Вот вам и застенчивые показания о трех ударах ножом.
Мой личный опыт в судебной экспертизе научил не слишком доверять показаниям свидетелей, подозреваемых и обвиняемых. Многим из них цена – пятак в базарный день. Подозреваемые и обвиняемые, по вполне понятной логике, стараются преуменьшить свою роль в содеянном; кому же хочется сидеть «лишний» срок в ИТК (или «на зоне», как у нас повсеместно выражаются). Свидетели - тоже люди; некоторые могут внезапно получить ретроградную амнезию (потерю памяти на прошедшие события), совсем как в мексиканских сериалах, с ними могут задушевно поговорить родственники обвиняемых, как сами, так и через хороших друзей; да мало ли факторов, влияющих на такой субъективный феномен, как человеческая память…
Мне осталось выполнить кое-какие формальности, из-за которых и была назначена эксгумация. Почти беспрепятственно я вылущил из суставов правые плечевую и бедренную кости и уложил их в целлофановый пакет. Эта эксгумация оказалась самой простой в техническом смысле в моей практике.
Доставленные в лабораторию Бюро кости были обработаны: освобождены от остатков мягких тканей и связок, тщательно промыты дистиллированной водой и высушены, после чего были произведены их циркулярные распилы, а костно-мозговые каналы промыты дистиллированной водой с добавлением азотной кислоты, разрушающей костные балки губчатого вещества костей, но не затрагивающей сверхпрочный кремниевый панцирь диатомового планктона. «Промывные» воды, помещенные в стерильную посуду, были переданы в судебно-химическое отделение (заведующий Николай Васильевич Авдеев), где по специальной методике приготовили так называемый минерализат, из которого в гистологическом отделении (заведующая Тамара Петровна Громова) были изготовлены препараты на стеклах для микроскопии. Как и следовало ожидать, ни в одном из 40-ка полей зрения диатомовый планктон обнаружен не был.
Поэтому судебно-медицинский диагноз и «выводы» в моей экспертизе были предельно кратки: « Основной диагноз – Скелетированный труп мужского пола. Закрытая тупая травма грудной клетки с множественными (локальными разгибательными) переломами ребер с обеих сторон. Отсутствие диатомового планктона в костномозговых каналах длинных трубчатых костей. Сопутствующий диагноз – отсутствие головы и грудины (результат изъятия при первичном исследовании трупа 17.05.03).«ВЫВОДЫ»: На основании судебно-медицинского исследования эксгумированного трупа и лабораторных данных прихожу к следующему: 1) Диатомовый планктон в костномозговых каналах длинных трубчатых костей (правых плечевой и бедренной) не обнаружен».
Наконец-то Валерий Бамбаев оперативным и следственным путем отыскал документы, принадлежащие некоему Груфанову Петру Михайловичу, 1950 года рождения, уроженцу и жителю г. Волгодонска, без прописки и определенного места жительства, которого злодейка-судьба занесла в Калмыкию, где ему удалось устроиться помощником чабана на животноводческой стоянке старшего чабана А. Салынова (экспериментальное хозяйство КНИИМСа) и где ему в буквальном смысле пришлось сложить буйную голову.
Мне были предоставлены военный билет с фотографией 3 х 2 см, паспорт с фотографией 6 х 5 см, три любительские фотографии различных размеров (одна из них групповая), на которых было изображено лицо одного и того же человека. Фото на военном билете пришлось забраковать из-за малых размеров (при увеличении все тени и артефакты вылезут наружу, что крайне затруднит работу). Та же выбраковка постигла и три любительских снимка; качество их оставляло желать лучшего, а в двух случаях меня не устраивал ракурс съемки – лицо на них было зафиксировано вполоборота. Лучшим вариантом для таких целей служат снимки, выполненные в профиль и строго в положении анфас, т. е. паспортные и тюремные документы.
Оптимальной оказалась фотокарточка на паспорте, четкая, достаточно контрастная, с удовлетворительной проработкой деталей лица. С фотографии смотрело лицо мужчины явно славянской внешности с почти неуловимыми азиатскими чертами (а ведь на черепе расовые признаки распределились почти равномерно). При составлении словесного портрета по фотографии отмечалось: волосы на голове густые, средней длины, слегка прикрывают верхнюю часть ушных раковин и козелок (анатомическое образование перед ухом); лоб средней высоты; брови широкие, густые, прямые, с приподнятыми наружными концами; разрез глаз слегка косо-наружный; нос массивный, широкий, корень носа различим; скулы довольно хорошо обозначены; губы средней ширины; соотношение высоты носогубного треугольника с высотой подбородка – 1:1,5; подбородок массивный, выступающий вперед, углы нижней челюсти развернуты.
Сходились определенные признаки на черепе и фотографии. Ко всему прочему, возрастной интервал, определенный при исследовании черепа в лаборатории, не противоречил дате рождения, указанной в паспорте; фотография была опознана братьями Салыновыми и свидетелем Соковым-Пуней. Но требовалось экспертное подтверждение тождества.
К началу 90-х годов Главное Бюро судебно-медицинской экспертизы МЗ РСФСР под руководством моего учителя Сергея Абрамова разработало компьютерные экспертные программы для отождествления личности по черепу и прижизненным фотографиям. Бывая на семинарах и совещаниях в различных городах СССР, а затем – России, я вполне овладел этой методикой. Мешало только одно обстоятельство: в нашем Бюро не было ни компьютерного комплекса с видеоадаптером для подключения видеокамеры, ни самих этих программ. Иногда, даже зло брало; владея прогрессивной по тому времени экспертной технологией, я был лишен возможности применять ее практически, хотя большинство наших соседей (астраханцы, волгоградцы, краснодарцы, ростовчане) вовсю занимались этим делом, и довольно успешно.
Мне же до 1995 года приходилось довольствоваться «древним» способом фотосовмещения с использованием павильонной фотокамеры, которыми до 70-80-х были оснащены все фотоателье страны.
В нашу эпоху цифровой фототехники современной молодежи даже трудно себе представить эти реликты фотографического оборудования первой половины XX века, хотя должен, справедливости ради отметить, что оптика на них стояла отменная и фотографии получались великолепными, особенно в руках мастеров. Камера представляла собой деревянный ящик, установленный на треноге, в передней части которого имелись меха (так называемая «гармошка» – для грубой наводки на резкость), увенчанные оптической системой (для диафрагмирования и более тонкой доводки резкости). В задней части камеры располагалось матовой стекло, на котором в перевернутом виде виднелось изображение снимаемого объекта. В эту же заднюю часть в специальный паз вставлялась кассета с фотопленкой (большие листы, в зависимости от размеров камеры, а не современная перфорированная лента). Экспозиция производилась вручную плавным, округлым движением руки, снимавшей с объектива колпачок и также плавно и картинно возвращавшей его на место. Помните: «Улыбнитесь, сейчас вылетит птичка!»
Сама процедура была муторной, так как требовала чрезвычайного терпения и скрупулезности. К тому же мешали проекционные искажения; ведь сравнивались объемный череп и плоская фотография. Ориентирных точек (одинаковых по расположению на черепе и лице, а также сравниваемых контуров было немного, что снижало объективный компонент исследования), чуть ли не на первый план выступали профессиональные навыки эксперта и его добросовестность.
Это уже на первых российских компьютерных программах TADD 2 и TADD pnt появилась возможность создания трехмерной модели черепа, позволяющая на подготовительном этапе “отсеивать” заведомо непригодные для работы черепа; для положительного результата фотосовмещения необходимо было добиться совпадения 16-ти ориентирных точек и 11-ти контуров. В более современных модификациях этих программ точность выводов стала неизмеримо выше.