Убедившись, что глаза наши сияют от удовольствия, он начал показывать парные движения, которых мы еще не проходили. Сказал, что в этих движениях один должен играть роль мужчины, роль ведущего, второй - роль женщины, роль ведомого. Чтобы было понятно, как правильно делать, он будет ведущим.
Будет мужчиной.
Это было красиво, завораживало.
На озаренный потолок ложились тени, сплетенья рук, сплетенья ног...
Руки его обвивались вокруг моих запястий, рождая странные ощущения. На руках, от локтя до ладони, там, где близко проходят кровеносные сосуды, и родничком бьется пульс, кожа тонкая и нежная. Она чувствует прикосновения, как никакая другая. Она улавливает биение чужого родника, тепло другого тела, жар соблазна. Этот жар, проникая в кожу, подхватываемый кровью, заставляет просыпаться тайные источники, которые, чувствуя приглашение, начинают бурлить, вплескивая в кровь колдовское варево, туманящее голову.
Я думала, наставник пронизанного тайнами искусства знает, что делает, не соблюдая ограничений, хорошо знакомых всякому, кто работает с людьми. Особенно с людьми противоположного пола.
Потому что нельзя вот так трогать женщин. Нельзя поднимать древние, как сама земля, силы.
Иногда можно наткнуться на ведьму.
Получив приглашение чужих рук, любопытная ведьма отзовется и потрогает в ответ.
И одни боги знают, какие струны она заденет.
Потому что есть искусства приобретенные, а есть врожденные. И то, что дано тебе от рождения, очень сложно держать в узде, оно ведь, все-таки, из разряда неосознанных, ты умеешь это делать, и все тут.
Именно поэтому ведьма и старается касаться людей - что пальцами, что словами - крайне осторожно, соблюдая запреты. Ведь древние силы легко высвободить и очень, очень трудно усмирить.
Я знаю. Я ведьма.
И это нелегкое знание.
Мы возвращались домой, на Гору, и глаза у нас с сестрой блестели одинаково. Это недвусмысленно говорило, она испытала то же, что и я. Но чаша ее любопытства наполнена опытом, она мудрее.
А меня, когда я дошла до домашнего очага, накрыло сильнейшее эхо парных движений. Иногда такое называют оргазмом.
Это было странно и непонятно. По меньшей мере.
С этим нужно было разобраться.
***
Любопытство любопытству - рознь.
Со стороны ведьма может казаться крайне нелюбопытной, спящей на ходу особой.
Потому что ей совершенно неинтересно развлечение, зачастую составляющее основное занятие кумушек обоего пола: страстный интерес к жизни соседей и знакомых.
Подсматривать, подслушивать и додумывать обожают люди, не сумевшие выстроить собственную жизнь. Ведьме же достаточно смотреть, слушать и думать. Ведь в каждой капле отражается небо.
Ведьма знает - мелочей нет.
Ровно так же она не понимает и сладости мщения.
По мнению ведьмы, месть как таковая - штука чрезвычайно глупая. И опасная в первую очередь для мстителя.
Достаточно тех мер, что обеспечивают безопасность, - но растрачивать силы и время на причинение вреда? Мстить, карать и воздавать по заслугам? Увольте. Пусть боги карают, им сверху видно все.
Ведьма же отодвинет в сторону мешающий камень, или обойдет его. Или сбросит в пропасть, если обойти не удастся. Или найдет ему применение.
Но плевать на него или с болезненным наслаждением разбивать на мелкие кусочки, чтобы потешить чувство мести ей и в голову не придет.
Есть значительно более интересные вещи.
Любопытство же ведьмы заключается в том, что она способна принять правила чужой игры, чтобы посмотреть, в какие дела преобразуются слова, какой историю прячет заглавие.
***
И первое открытие, которое меня ожидало при новой встрече с наставником - запах страха.
Это было настолько неожиданно, что я не поверила.
Мы не привыкли обращать внимание на запахи, оставляя обоняние диким зверям, считая, что дым от очагов лишил нас носа.
Но женщину в поре, когда она способна вынашивать и рожать детей, природа наделяет тонким, воистину звериным нюхом. Это невыносимо осложняет жизнь, но и привносит новые ощущения, необычные знания. Возможно, такова одна из защит матери. Я только по запаху способна понять, в каком настроении вернулся мой муж домой. Хотя он мне и не верит. Но я чувствую запахи - чувствую вплоть до изнуряющей головной боли.
И знаю запах радости и запах ненависти, запах страха и запах болезни. Ужасный, въедливый и липкий запах старости, пропитывающий места, где живут пожилые люди.
И это тяжелое знание.
Между занятиями я подошла к наставнику почти вплотную и попросила его еще раз показать прошлое упражнение, в котором по очереди пихаются коленками.
Насторожившийся взгляд и резкий запах, поплывший от пришлого наставника, говорили, что я для него - угроза, что я не должна, я не имею права подходить так близко. Едкий запах вожделения смешивался со жгучим запахом страха. Человек в черных одеждах больше боялся меня, чем хотел.
Поведение наставника сразу снимало самый важный вопрос: то, что произошло на прошлом занятии, могло быть чем угодно, только не тем, что называют любовью, когда двоих тащит друг к другу, как на аркане, и нет силы помешать этому. Потому что любовь это когда люди одиноки и ищут свои половинки. Когда же не люди не одиноки, это не любовь, - это беда. И боль. Так думает ведьма. С такой бедой можно справиться, но требуются время и силы.
Произошедшее было не тем, и не тем. Мы были чужие друг другу.
И это было хорошо.
Но я не понимала, почему он меня боится?
Мы же друг другу чужие. Совсем.
Почему наставник не боялся и не держался на расстоянии в прошлый раз?
Почему он так по-разному себя ведет?
Я отошла на безопасное для наставника расстояние.
И решила рассмотреть его повнимательнее. Раньше такого желания не возникало.
***
Если интересное - это то, что с чем раньше не сталкивался, то интереснее пришлого наставника мне не встречалось: у него не было постоянного возраста.
Когда он приходил на занятия, его лицо было лицом пожилого, уставшего, мрачного человека. Это было не лицо, а надгробный камень.
Начиналась разминка - и он на глазах молодел. Куда-то исчезал тусклый взгляд, мешки под глазами, желваки на скулах, складки на щеках - вполне симпатичный мальчишка ловко, мягко двигался, шурша черными одеждами. Когда он улыбался, на щеках его проступали ямочки. В такие мгновения смотреть на него было приятно.
Но длилось это недолго, лицо снова окаменевало, мертвые глаза смотрели из глазниц, как арбалеты из укрытий. Сразу хотелось опустить взгляд, уйти с линии обстрела, не сталкиваться с неживым взглядом.
А вот тело, казалось, жило своей жизнью. Особенно руки. Они завораживали - плавными, мягкими движениями, своеобразной красотой линий. Так бывает красиво то, в чем нет ненужного, излишнего.
Наставник был жилист и крепок. Темноволос. Слегка сутул. Совершенно неприметен. И невысок. Всего лишь на полголовы выше меня.
***
Магия ведьмы складывается из многих вещей.
Зернышко к зернышку, капелька к капельке, волосок к волоску. Здесь не нужно спешить. Мягкость, а не грубая сила. Терпение, а не напор.
Мы зачастую путаем свои представления о вещах, событиях и других людях с самими вещами, событиями и другими людьми.
Но золото и позолота смотрятся одинаково. Ведут они себя по-разному.
Золото всегда ведет себя, как золото. Не меняясь со временем.
Позолота может выглядеть ярче золота, но рано или поздно облупится. И тогда из-под блестящей шкурки полезет неприкрытая основа, оскалится медь или тускло ощерится олово. И выглядеть это будет гадко.
Ведьма старается иметь дело только с золотом. Потому что это вопрос жизни и смерти. Позолота тебя предаст в тяжелую минуту, а золото нет.