— Пожалуйста, — отчаянно пробормотал юноша, — просто Тедди, мисс Фримен.

— Тогда и вы меня называйте Мартой, — велела она. Тедди с удивлением увидел румянец на высоких, будто из темной бронзы отлитых, скулах.

Он забыл о Мораг, что стояла рядом, забыл обо всем. Только когда Марта, рассмеялась: «Пойдемте, Тедди, вы как раз к обеду», он нашел в себе силы ответить: «Меня кузина Мораг покормила, спасибо большое».

— Значит, — Марта подняла бровь, — я сварю всем нам кофе, и вы нам расскажете о Старом Свете.

Она повернулась и пошла к входу в трактир, а Тедди все не мог оторвать взгляда от ее спины, от волос, что играли в лучах солнца черным, глубоким огнем.

— Она очень красивая, да? — раздался рядом грустный голос Мораг. «Да что ты, — вздохнула девушка, — понятно, на кого он смотреть будет. Ладно, Марта моя подруга, да и не нравлюсь я ему. Буду просто им любоваться и молчать».

— Да, кузина Мораг, — тихо ответил Тедди. «Очень красивая».

Миссис Бетси подперла щеку рукой: «Так ты десять тысяч негров освободил. Господи, вот уж истинно — благодетель. Ты ешь, ешь, мы это печенье по рецепту миссис Эстер делаем, с имбирем, свежее совсем. И джем намазывай. Это я сама варила, малиновый».

— Не десять, — Тедди покраснел, — а почти девять, миссис Фримен. Спасибо, все вкусное такое, совсем, как дома. А землю мой адвокат нью-йоркский в аренду сдаст, и неграм — тоже.

Он посмотрел на дверь в столовую: «Сразу с Мораг наверх убежали. Господи, она, наверное, со мной и встречаться не захочет, Марта. Я же видел афишу, на набережной, — вспомнил Тедди, — концерт будет завтра вечером. Вот бы с ней сходить…»

— Ну и славно, — Салли улыбнулась. «У нас много негритянских ферм появилось, вокруг Бостона. Мы у них провизию берем. Коровы-то у нас свои, и куры тоже, а вот овощи покупаем».

— У вас так красиво, тетя Салли- восторженно сказал Тедди, оглядывая натертый паркет, серебро и фарфор в открытых шкафах, кружевную скатерть на столе.

Салли качнула изящной, прикрытой шелковым чепцом головой. «Я в имении твоего отца выросла, Тедди, а у него отличный вкус был. Так что я знаю, как дом обустроить, научилась. Когда мы только постоялый двор открыли, помню, люди говорили — у этих негров грязь одна, они все ленивые, готовят плохо…, А вот видишь — лучшая кухня в Бостоне. Муж мой сам к очагу встает, он отменно готовит».

Тедди подумал: «Она же рабыней была, у моего отца. Мама ее из Виргинии вывезла, она рассказывала. Господи, неудобно как…»

— Тетя Салли, — решительно сказал юноша, — я извиниться хотел. За то, что вы в рабстве были.

Женщина ласково положила на его руку свою — изящную, с длинными пальцами: «Уж как твоя матушка нам помогла, что брат старший сделал, когда миссис Бетси освободил — так и не измерить этого. Если бы не они, мы бы никогда волю не обрели».

— Тетя Салли, — Тедди сглотнул, — а вы моего отца знали? И брата, Мэтью? Мама мне рассказывала, но совсем немного. Просто, что ее папа болел тяжело, и она вышла замуж за Дэвида, моего отца. А потом и он умер, от оспы. Если вы там жили, в имении, то вы их должны были знать?

Женщина все еще улыбалась — одними губами. Миссис Бетси бросила предостерегающий взгляд на невестку. Та, на мгновение, опустила длинные ресницы. Салли вспомнила почти незаметные следы от ожога у себя на плече. Она весело сказала: «Что ты, милый мой! Я младшей горничной работала. Там пять сотен человек было, в имении. Я только издали их видела — мистера Дэвида и мистера Мэтью. Даже не разговаривала с ними никогда».

— Не надо мальчику об этом знать, — подумала Салли, глядя в его большие, лазоревые глаза. «Как у деда его, — вздохнула женщина. «Пусть ему мать скажет, или брат старший. А лучше пусть вообще ничего не говорят. Что было, то было, и не вернется оно».

Марта всунула голову в столовую: «Мамочка, мы с Мораг хотим верхом покататься, можно? В пятой комнате мы убрались».

— Ты же гостья, Мораг, — укоризненно заметила Салли, — зачем ты с тряпками возишься?

— Мне нравится, — рассмеялась Мораг, что стояла за подругой, — я и дома все время что-то чищу. Мы недалеко, тетя Салли, до ручья и обратно.

— Тедди с собой возьмите, — распорядилась женщина, — зачем ему с нами сидеть. У нас ручей, — обратилась она к юноше, — там водяную мельницу поставили. Муж мой с Мартой, как она еще маленькая была, на телеге ездил, за мукой. Там красиво очень, посмотришь.

Они сидели на камнях, в маленькой запруде покачивались кувшинки, скрипело деревянное, обросшее мхом, колесо. Звенела вода, пахло свежестью, лесными цветами, где-то вдалеке куковала кукушка.

— Долго, — прислушавшись, сказала Мораг. «В Англии, кузен Тедди, — так же красиво?»

— Вы все увидите, кузина, — он заставил себя не смотреть на Марту. Черные, блестящие волосы спускались ниже талии. Она была в платье для верховой езды, — темно-зеленом, отделанном замшей цвета каштанов.

— Она вся, как крем-карамель, — понял Тедди. «Господи, если бы я, хоть пальцем к ней прикоснулся, — я бы умер, от счастья. А она сама в седло садилась, и сама спешивалась, эх».

— У дяди Питера усадьба на Темзе, и у дяди Джованни тоже, — добавил юноша. «Мы с вами и Мэри обязательно на лодке покатаемся, кузина. Там у нас ивы, лебеди…»

Марта бросила в тихую воду камешек и лукаво заметила: «Если бы не морская болезнь, Мораг бы со мной на боте вышла. Я как раз на той неделе собираюсь».

— Вы тоже под парусом ходите? — удивился юноша.

— Марта и стреляет, и вы сами видели, как она с конем управляется, — восхищенно сказала Мораг. «Меня бабушка Онатарио научила верхом ездить, а стреляю я только из лука, — девушка покраснела, — из пистолета громко очень, я до сих пор боюсь».

— Вот бы с ней на боте отправиться, — вздохнул Тедди. «Я же умею. Тетя Изабелла нас всех в Грейт-Ярмут возила, учила. Господи, она, наверное, в мужском костюме будет, ей так пойдет…». Юноша представил себе длинные, стройные ноги, смуглую кожу цвета каштанов, в распахнутом воротнике рубашки, волосы, бьющиеся черной волной под крепким ветром, и сглотнул: «Наверное, нам уже пора, вечереет».

Девушки ехали впереди. Он, глубоко выдохнув, сжав в кулаке поводья, велел себе: «Будете расседлывать лошадей — ты ее и пригласишь. Просто прогуляться, вот и все. Откажет так откажет».

Однако она не отказала. Она улыбнулась, так и держа в руке щетку: «Я вас буду ждать завтра в семь, перед Фанейл-холлом». Марта помолчала: «Тедди».

Он шел на Бикон-хилл, слушая и не слыша, что говорит Мораг, вспоминая глубокие, карие глаза Марты, ее волосы, от которых пахло лесной свежестью, всю ее — высокую, легкую, словно высеченную из старой, боевой бронзы.

— Артемида-охотница, — вспомнил Тедди, ворочаясь, глядя на косой, бледный серп луны, что повис над городом. Он выбрался из постели, и, чиркнув кресалом, зажег свечу. Тедди курил, сидя на подоконнике, смотря на спокойное море, на мачты кораблей в порту, и шептал:

-

Муза, воспой Артемиду, родную сестру Дальновержца,

Стрелолюбивую деву, совместно взращенную с Фебом.

Поит она лошадей в тростниках высоких

Мелита

И через

Смирну

несется в своей всезлатой колеснице

Радуйся ж песне и ты, и с тобой все другие богини!

— Радуйся, — уверенно повторил Тедди. Ласково улыбнувшись, он вздохнул: «Моя богиня».

В соседней комнате Мораг, подперев щеку кулаком, сидела над тетрадью. «5 июня 1793 года, — написала девушка. «Ничего не могу сделать — он мне так нравится, так нравится! Он красивый, умный, заботливый, и так много знает. А ему, — она прервалась и грустно погрызла перо, — нравится Марта, это сразу видно. Так тому и быть, — дописала девушка и застыла. Она неслышно, отчаянно плакала, не стирая слез с глаз, смотря на то, как расплываются свежие чернила.