Женщины помолчали, глядя на детей, что бегали между колоннами. Мирьям тихо добавила: «Для этого мы и живем, кузина Дина — чтобы они, — Мирьям обняла Мэри, и коснулась губами ее виска, — чтобы они росли, не зная, что такое рабство».

Дина посмотрела на высокое, чистое небо: «Да».

Аарон отложил перо. Разминая уставшую руку, глядя на аккуратно разложенные по столу маленькие свитки, он подумал: «В Иерусалиме я за месяц столько мезуз не пишу, сколько здесь за неделю. И люди все идут, конца им нет».

Он вспомнил привольно усевшегося в кресло, высокого, с черной бородой мужчину. Он посчитал на пальцах: «Десять, рав Горовиц».

— Зачем вам столько, мистер Бирнбаум? — удивился Аарон. «Я ваши старые проверил, они в порядке».

— А! — Бирнбаум улыбнулся. «Я ведь уезжаю, рав Горовиц, и семью с собой забираю. Вот сюда, — Бирнбаум легко поднялся и указал на карту, что висела на стене.

— Новое поселение, называется Цинциннати. У меня дружок есть, мы служили вместе, мистер Зинглер. Он, как и я, из Гейдельберга, не еврей, но это неважно, — Бирнбаум махнул рукой.

— Он летом туда едет, на запад. В Форт Хармар, на реку Огайо, служить. Я-то в отставку вышел, как война закончилась, а Дэвид сейчас майор. Вот, — Бирнбаум улыбнулся, — он меня и сманил. Торговец открыл плоскую шкатулку с сигарами, и предложил: «Угощайтесь. Новый Год мы уже там будем встречать. Вот и подумайте, — он начал загибать пальцы, — дом надо строить, большой, у меня же пятеро детей, младшему еще года не было, и еще родятся, — мужчина усмехнулся в бороду, — потом на магазин мезузу надо, обязательно, на кабинет мой…»

Аарон посмотрел на бесконечное, белое пространство, едва перерезанное ниточками рек: «Там ведь и синагоги нет, мистер Бирнбаум».

— Появится, — уверенно сказал торговец. «Построим, рав Горовиц, обязательно. Жена моя из Саванны, с юга, думал я — испугается она. Там ведь не как здесь, — индейцы, зимой ветер, снега по колено. Но моя миссис сразу сказала — поедем, и даже думать нечего. Зачем тут, на восточном побережье, тесниться, когда вся страна перед нами? И денег там, — Бирнбаум махнул рукой на запад, — больше заработаешь. Да все, — он почесал в бороде, — сейчас зашевелились. Кто в Питтсбург собирается, там уже и газету издают, и колледж открыли, кто в новой столице жить, намерен…, Так я послезавтра зайду, расплачусь с вами, — Бирнбаум пожал ему руку и вышел.

Аарон встал. Потянувшись, он стал разглядывать карту. За окном был чисто выметенный двор синагоги Шеарит Исраэль, с Милл-стрит доносился скрип тележных колес.

— Индейцы, — усмехнулся мужчина. «Ты и сам, рав Горовиц, не забывай — где родился. На ягуаров охотиться не боялся, так чего же тут робеть?»

Окна классов, что помещались в деревянном флигеле, были раскрыты. Аарон, прислушавшись, уловил гудение детских голосов.

— Хаим с Натаном сейчас там, — он посмотрел на большие, настенные часы, — они же с утра в городскую школу ходят, а после обеда сюда. Шавуот той неделей, а потом каникулы. Хорошие мальчишки, оба, и учатся прилежно. В Иерусалиме, — он невольно вздохнул, — конечно, никакой математики и географии им бы не преподавали, а уж тем более — английского и французского. Рахели с Малкой хорошо языки схватывают, бойко, надо будет, когда вернемся, не бросать занятия. В тайне, конечно, если узнают, — он помрачнел, — вряд ли мне разрешат Тору писать. Когда вернемся…, - он чиркнул кресалом и услышал за спиной веселый голос рава Гершома:

— Кофе и лимонный пирог, рав Горовиц, перед минхой. Он свежий, миссис Гершом сегодня пекла.

Раввин взял сигару из шкатулки, и разлил кофе: «Работы мы вам прибавили, рав Горовиц, как вернетесь, осенью — опять к вам очередь выстроится, обещаю. У нас же тут, — рав Гершом закурил, — таких людей, как вы, и нет вовсе. Вы на карту смотрели, я видел, — Гершом погладил полуседую бороду и внимательно взглянул на Аарона.

Тот улыбнулся: «Очень вкусный пирог. Ваша жена отлично готовит, мы в этом еще на Шабате убедились».

— Жена, — раввин все изучал его. «Да, как сказано: «Добродетельную жену кто найдет? Цена ее выше жемчугов». Ваша миссис Горовиц тоже — замечательная женщина, она бы ведь могла, — раввин задумался, — преподавать девочкам, следить за миквой…, И дочки у вас прекрасные, очень воспитанные, рав Горовиц. В общем, — Гершом затянулся сигарой и указал на карту, — не буду скрывать, евреи в Америке, очень выиграют, если вы останетесь. Мы, старики, скоро умрем, а тут — он поглядел на Аарона, — целая страна, дорогой мой рав Горовиц, работы много».

— Мне еще сорока нет, — мужчина покраснел, — рав Гершом, в таком возрасте еще учатся…, Я не могу брать на себя общину, не справлюсь…

— Ерунда, — уверенно сказал раввин. «Поработаете у меня помощником пару лет. Я же видел — вы отлично преподаете, и молитву ведете — любой заслушается. Голос у вас красивый, и вообще, — он повел рукой. «Подумайте, дорогой Аарон, подумайте, посоветуйтесь с женой…, Вот, — рав Гершом вытащил из кармана сюртука какое-то письмо, — это я от своего друга получил. Вы, наверное, слышали о нем. Я на Шавуоте его прочту, перед общиной, так что сделайте одолжение — никому не говорите пока».

Аарон посмотрел на подпись. Он спросил, внезапно перехваченным горлом: «Он…, это написал, чтобы отметить избрание мистера Горовица депутатом?»

— Угу, — кивнул рав Гершом. «Вы знаете, ваш кузен и на войне отличился, как и брат, его покойный, и вообще — незаменимый человек. Финансы страны без его заботы сильно бы пострадали. Миссис Мирьям — замужем за лучшим капитаном Великих Озер, так что, — раввин широко улыбнулся, — их семья в Америке известна. Вы читайте, читайте…, - он разлил остатки кофе по фарфоровым чашкам.

Аарон свернул листок. Осторожно вложив его в конверт, вернув раввину, мужчина долго молчал.

— Я еще тогда, в Федерал-холле, — он вздохнул, — подумал, рав Гершом — неужели такое возможно, чтобы евреи — становились депутатами, министрами…, Ведь в Старом Свете…

— Тут не Старый Свет, — рассмеялся раввин и повертел в руках письмо. «Видели же, что он, — Гершом кивнул на конверт, — обещает? Этот человек свое слово держит, я его много лет знаю. В общем, не торопитесь. Вы же все равно, с маленьким ребенком тут на год еще останетесь, я прав?»

— Да, — вздохнул Аарон: «У Меира двое сыновей. Может, и у нас в этот раз мальчик будет. Ничего, что в деревне. Иосиф же с нами едет, сделает обрезание. Как Пьетро маленькому делал. Хорошо, что ребенок в семье живет, что нашли его. Священником хочет стать, — он почувствовал, что улыбается.

— Вот и славно, — заключил рав Гершом и вытащил свой золотой хронометр: «Пора на минху. Потом к вам ученики придут, вы уж простите, что их так много. Сами понимаете, как люди услышали, что раввин из Святой Земли приехал…, И, вы, конечно, выступите перед общиной на Новый Год. Мы вас без пожертвований не отпустим. Если вообще отпустим, — расхохотался раввин.

Но все время, пока Аарон шел по коридору, пока он поднимался на биму, и, раскрыв молитвенник, находил в нем знакомые слова, он видел перед глазами другое — чудный город на холмах, каменные стены, нежный рассвет, что вставал над горами.

— Если я забуду тебя, Иерусалим…, - глубоко, тяжело вздохнул он. Аарон обвел глазами общину, — на послеполуденную молитву прибежали дети. Он, улыбнувшись, заметил Хаима, Натана, Элайджу и Давида, что шептались о чем-то, устраиваясь на скамье. Аарон начал молитву — сильным, высоким, красивым голосом:

— Счастливы пребывающие в доме Твоем, вновь и вновь будут они прославлять Тебя.

По стенам просторной, затянутой белым холстом комнаты были развешаны анатомические рисунки — тонкие, изящные.

Эстер распахнула дверь в сад: «Пойдем, я в комнате не курю, все-таки медицинский кабинет. Видишь, — она указала на калитку, — очень удобно, отдельный вход, с улицы ничего не заметно».

Они устроились на деревянной скамье. Мужчина, раскурив трубку, улыбнулся: «Борешься с невежеством».