Никогда раньше столь обширные земли России не захватывались войсками европейских государств. Великое княжество Литовское, до обращения его знати в католичество, не принадлежало к романо-германской цивилизации, а было Западной Русью. Ранние московско-литовские войны есть войны внутриэтнические, ведущиеся внутри распадающегося древнерусского суперэтноса. С XVI в. Литва, войдя в унию с Польшей, всё больше приобщалась к католицизму и западноевропейской культуре, но войны с Россией в XVI столетии не были особенно успешными для Польско-Литовской унии (с 1569 г. Речи Посполитой). Кроме попыток Яна Батория взять Псков, не было крупных вторжений поляков и литовцев в земли Российского государства. То же самое можно сказать о войнах с немцами Ливонского ордена и шведами.

В разгар Смуты разноплеменное воинство Речи Посполитой, именуемое поляками, распространилось по всей Западной и Центральной России, в руках интервентов были Суздаль и Переяславль-Залесский, «поляки» дважды захватывали Кострому, в Московском Кремле сидел польский гарнизон. В ту же пору шведы заняли Новгород и новгородчину. Казалось, русским остается лишь смириться и научиться выживать под европейцами, подобно униатам Белоруссии и Украины. Но русские смиряться не пожелали; они преодолели Смуту и выгнали завоевателей. В дальнейшем России не раз пришлось испытать страшный напор романо-германского мира. Этот напор усилился в XIX столетии и достиг невиданной силы в веке XX. Продолжается он и по сей день.

В отличие от монголо-татарских завоевателей европейские покорители России всегда ставили цель духовно поработить русских, заставить их сменить веру и свою сущность, иными словами, перестать быть русскими. Первый большой натиск Запада Россия выдержала во время Смуты, но понадобилось 350 лет безуспешных усилий, прежде чем до проницательных западных умов дошло, что не силком, а лишь посеяв смуту в умах россиян, можно победить Россию.

Начало информационных войн. Война мифов. Ключевский и Платонов считали Смуту гражданской войной, в которую последовательно втягивались все слои российского общества. Историки-марксисты 30-х годов видели здесь войну классов — закрепощаемых крестьян против бояр и дворянства; учёные 40-х — 50-х гг. XX в. добавили к классовой войне патриотическую — борьбу русского народа против польской и шведской интервенции. А.Л. Станиславский главным в Смуте считал войну за власть дворян и казачества. Л.Н. Гумилёв описывает Смуту как войну субэтносов — русских Юга против русских Северо-Востока. Были и попытки синтеза высказанных представлений, в чем преуспел Р.Г. Скрынников. Действительно, все указанные типы войны в русской Смуте наличествовали. Не отмечен лишь один вид войны, может быть наиболее важный: Смута, в первую очередь есть война информационная.

Учёные XIX и XX вв. обошли вниманием информационные войны Смуты, что неудивительно — осознание их важности пришло лишь с распадом СССР и развитием технологий «оранжевых революций». Для человека, живущего в XXI в., несложно увидеть эти черты в событиях Смутного времени. По этой причине Смутное время для нас удивительно современно, но для русских XVII в. это было первое столкновение с воздействием на массовое сознание в политических целях.

Основным способом ведения информационных войн во времена Смуты было мифотворчество. Создавались мифы, заточенные под определенную политическую задачу, и распространялись в народе. Народ — доверчивый и малоискушенный во лжи, охотно верил слухам, особенно если они совпадали с народными настроениями и чаяниями. Людей, осведомленных и профессионально осторожных, было немного: к их числу можно отнести бояр, иерархов средних и высших степеней, приказных дьяков и крупных купцов. Основная часть народа: крестьяне, казаки, служилые люди (стрельцы и дворяне), низшее духовенство, — легко становились жертвами слухов. Утвердившись в народе, слухи приобретали черты устойчивых мифов.

По форме мифы эти могли быть «чёрными» — обвиняющими царей и претендентов на царство в незаконности и всевозможных преступлениях или, напротив, «белыми», где превозносились истинность претендента и его добрые качества или рассказывалось о его чудесном cnaceiran. По содержанию, независимо от окраски, все они относятся к кризисным мифам, порожденным системным кризисом российского общества и государства. Утверждающие мифы появились лишь в конце Смутного времени и были направлены на выход России из системного кризиса. Нам многое станет понятнее в анализе мифов Смутного времени, если рассмотреть основные компоненты системного кризиса, в котором находилась тогда Россия.

 Системы, кризисы и катастрофы. Понятие «система» (греч. целое, состоящее из частей) использовали в античной философии для описания упорядоченности мира. В XX в. системами занялись физики и математики. Под системами они по-прежнему понимали набор элементов, образующих целое, но подразделили их но свойствам, выделив простые и сложные системы. Появилась наука синергетика, изучающая законы развития и самоорганизации сложных систем. К числу таких систем относятся биологические и общественные системы.

Динамическая устойчивость самоорганизующихся систем поддерживается благодаря следованию законам ритма, цикличной смены состояний. Ритмы выступают как механизмы, позволяющие системе оптимально приспособиться к меняющимся условиям. При этом па внутренние ритмы системы накладываются ритмы окружающего мира. Их суммация влияет на свойства системы, которая в определенные фазы развития при наличии сильных или, напротив, незначительных, но попавших в резонанс внешних воздействий может потерять устойчивость. Наступает состояние неустойчивости системы, известное как кризис.

Кризис (греч. решение, исход) означает резкое изменение, крутой перелом, тяжелое состояние. В синергетике кризис — период дезорганизации системы и вместе с тем — фактор ее организации. Кризис системы сопровождается нарушением порядка в се организации, нарастанием хаоса. Но кризис есть также естественная фаза развития системы, когда в развилке бифуркации (раздвоения) система имеет два или больше вариантов выбора и может в той или иной степени перестроиться. Если системе удастся преодолеть кризис, то, видоизменив свои параметры, она вновь приобретает устойчивость и продолжает функционировать до следующего кризиса. Если же кризис углубился настолько, что система уже не может его преодолеть, то в зоне бифуркации запускается качественная перестройка, свойства системы меняются коренным образом и прежняя система перестает существовать. Это явление называют катастрофой.

В Элладе катастрофой (греч. поворот, переворот) именовали заключительное действие драмы, означавшее итоговый поворот, когда статус героя резко менялся: в трагедии — это смерть или крушение, в комедии — женитьба. Слово «катастрофа» вошло в европейские языки, сохранив значение трагической развязки. В XX в. была создана математическая теория катастроф, определившая катастрофу как скачкообразную потерю стабильности динамической системы и полную ее перестройку, сопровождающуюся исчезновением старой Системы.

Смута — кризис или катастрофа? Смуту XVII в. и смены общественного строя в России и СССР в XX в. нередко рассматривают как явления одного порядка. Белоэмигранты называли российской смутой период с 1916 по 1922 г.: развал армии, отречение государя, Февральскую и Октябрьскую революции и Гражданскую войну[5]. Со Смутой сравнивали и горбачевскую перестройку вкупе с последним, «ельцинским», десятилетием XX в. Действительно, во всех трех «смутах» есть много общего как в характере событий — ослаблении государства, смене власти, развале экономики, гражданской войне, территориальных потерях, обнищании народа, так и в психическом состоянии общества — вере в социальные утопии, легковерности и податливости на демагогию, последующем разочаровании и общественном хаосе — падении морали и росте преступности.