- Никто здесь его не тронет.

- Не надо, - возмутился Валера, - я сам...

Я подняла ладонь:

- Молчи.

И он замолк. Словно послушная Сона. Я прорычала:

- Здесь никто никому ничего не должен. Пусть так и останется, - и чуть мягче, но все еще по-мужски обратилась к Деду: - Ты реально крутой чел, Дед, с большим сердцем. Больше всего на свете ты ценишь искренность и справедливость, чтобы было без фальши, так?

- Откуда ты... - пробормотал байкер.

- В точку. Это про тебя, Дед, - раздалось со столиков.

- Я говорю искренне. И ты это чувствуешь, - сказала я. - И я говорю тебе, что в этой драке справедливости не будет. Просто поверь мне. Ты и так силен, прояви мудрость.

Дед молчал, соображая. Пауза стала материальной, весомой, как туман в лощине, оседающий каплями на лицо. Наконец, байкер отступил к стойке, опустив биту или что там у него было в руках.

- Фак, ладно. Тебе видней.

- Спасибо, Дед, - сказала я и обратилась ко всем присутствующим, сидящим и повскакивавшим с мест. - И вам, ребята, спасибо! За то что настоящие. Для меня большая честь побывать у вас.

- Крутая девчонка. Мы тебя тоже рады видеть! Чувиха с характером. Да это не телка, это риал мэн. Иди к нам за столик. Пива будешь? Угощаем, - полетело отовсюду добродушное.

Еще чувствуя в себе Матхураву, я с достоинством приложила ладонь к груди и чуть склонила голову.

- Благодарю. - Коснулась плеча Деда. - Нам действительно нужно поговорить.

- Иди, - буркнул он примирительно, - но если что, я здесь.

- Дед, ты крутой. - И я, наконец, обернулась в Валере. - Пойдем.

- Хорошо.

Я пошла вперед уверенно, не слишком выставив руки, потому что успела запомнить количество шагов от стойки до выхода. Нащупала дверной косяк. Валера поспешно открыл дверь и поддержал меня под локоть.

- Я могу выйти сама, но спасибо, - кивнула я, вставила носок до предела в ступень и рукой коснулась кирпича в стене.

Мы быстро вышли на улицу. Озябнув, я засунула в карманы джинсов руки и выдохнула, отпуская прочь Матхураву. Тело сразу стало легче, ослабло, вспомнив об усталости. Совсем другим, обычным своим голосом я спросила:

- Утро, наверное, скоро? Что там, на небе?

- Скоро, - ответил Валера и добавил тихо. - Ты какая-то совсем другая. Там. И теперь снова... Разная совсем.

Я пожала плечами.

- Иначе бы Дед меня не услышал.

- Я могу сам за себя постоять.

- Я знаю.

Мы оба молчали, каждый боясь сказать не то. Где-то мимо пронеслась скорая с сиреной. Зачем ночью будить город, машин и так не много? Валера стоял в шаге от меня, и я слышала его взволнованное дыхание, чувствовала доносимое прохладным сентябрьским ветром его тепло. Казалось, с нашей последней встречи прошел месяц или несколько жизней.

- Ты хотел поговорить, а сам молчишь.

- Оказывается, это трудно, - он снова замялся.

- Что?

- Просить прощения, - он на самом деле волновался.

- Скажи «Прости меня».

- Прости меня, Варя.

- Хорошо, прощаю. Давно простила.

- Почему?

- Так...

Мы опять замолчали, прислушиваясь к дыханию друг друга.

- На самом деле, я за тобой, Варя, - выговорил, наконец, он. - Тебе угрожает опасность. Тебя хотят убить.

- Уже пытались, - сказала я кратко. А сердце зашлось, захотелось расплакаться, как маленькой, рассказать все, что я пережила, что передумала. Но слова так и остались комом в горле. Валере это не надо...

- Но как ты спаслась?

- Нарочно не придумаешь, - улыбнулась я, скручивая в жгут свои слабости. - В лесу вышел на дорогу лось, и машина, в которой меня везли убивать, перевернулась. Все мертвы, кроме меня. И лося. Ирония судьбы, да?

- Варя... Это не ирония, это чудо... Но как ты, не видя, добралась почти в центр Москвы? - он шагнул ко мне, как-то нерешительно поднял руку, словно хотел дотронуться и тут же опустил ее. После случившегося это было правильно и говорило о какой-то перемене в его отношении ко мне, но мне было больно. Неловкость зависла в воздухе...

- Бйкеры подвезли. Знаешь, Валера, - задумчиво проговорила я, - бывают на свете простые люди, бывают счастливые, а мы с тобой два кармических инвалида.

- Почему инвалида?!

- Потому что столько раз друг друга ранили. Много жизней подряд. И уже никто из нас не знает, как поступить нормально. Всё, что ни делаем, получается вкривь и вкось.

- Я ничего не знаю про карму, но если тебе нравится верить в эти кришнаитские штуки, пожалуйста. Я просто хочу увезти тебя туда, где безопасно.

- Штуки не кришнаитские, буддистские. Думаешь, у тебя получится? - Я подняла к нему голову с вызовом. - С договором ничего не вышло. Плохая оказалась затея.

- Ты не можешь оставаться здесь.

- Я не останусь. Утром прилетит подруга и отвезет меня в такие дебри, где крокодил не ловится, не растет кокос.

- Куда? - напряженно спросил он.

- В глушь, где водятся только местные пьяницы и приезжие кришнаиты. - Я хотела звучать беззаботно, но не уверена, что получалось, внутри всё дрожало. - Они что-то там пытаются строить. Новое общество. Без электричества, интернета, сельсовета и, соответственно, полиции. В общем, куча ненормальных, почти как я.

- Ты не понимаешь! - с нажимом сказал Валера и все-таки взял мою ладонь в свою, правда, тут же отпустил, смешавшись. - В России тебе нигде не безопасно. Ты представляшь угрозу для очень опасных людей. Шиманский не успокоится, пока жив свидетель. И твоя слепота... Ее надо лечить.

- Валера, - сказала я возможно слишком напряженно, с трудом справляясь со вспыхнувшей от этого прикосновения эмоцией. Это была сносящая мозг одержимость Матхуравы Соной, наслоившаяся на мои чувства к человеку из плоти и крови, беспокойно потирающему замерзшие пальцы или просто не знающему, куда деть руки. Я обхватила себя, загораживаясь, ругая себя за то, что ищу в его словах какие-то чувства - там не было ничего, кроме вины. Я проговорила, стараясь звучать ровно: - Мне приятна твоя забота, но я не приму от тебя деньги. Теперь абсолютно точно не приму. Профессор сказал, слепота пройдет сама, достаточно успокоиться. Пройдет время, и я успокоюсь. Я уже почти спокойна. И ты мне ничего не должен. Я на самом деле простила тебя. Так что ты, правда, свободен. Насколько я успела понять, у тебя большая, интересная жизнь. Живи ею. Я сама справлюсь. Я - большая девочка. И мне, как ты заметил, невероятно везет.

Ответом был тяжелый вздох. Валера отвернулся, сгорбившись, а затем тускло вымолвил:

- Я должен вернуть тебе телефон. И, пожалуйста, дождись свою подругу у меня. Тебе же, наверное, хочется принять душ, переодеться... Такую мелочь ты сможешь от меня принять?

- Лучше отвези меня в аэропорт. Ника прилетает в десять утра в Домодедово. Уже не так долго осталось ждать, а учитывая масштабы Москвы и утренние пробки, мы вполне можем приехать вовремя, если стартанем прямо сейчас.

- Хорошо, - сердито сказал он. - Как скажешь.

Я не удержалась, тронула его за рукав:

- Не сердись. Если ты занят, я доберусь на байке Деда. Он обещал.

И тут же почувствовала горячие ладони Валеры на своих предплечьях, он наклонился ко мне. Стало до боли жаль, что я не вижу его глаз, но, наверное, так было даже к лучшему.

Валера сказал медленно, чуть ли не по слогам:

- Всё. Нормально. Я сам. Тебя. Довезу.

Близость его тепла, запах, пробуждающий одновременно страх и жестокие воспоминания прошлой ночи, и несовместимое с ним желание, чтобы он обнял меня, проявил что-то доброе, хотя бы по-дружески, еще сильнее закружили мне голову. Сдерживая проклятые, подступающие слезы, я по-деловому кивнула:

- Хорошо. Только я попрощаюсь с Дедом. Удивительно хороший человек.

В ответ послышался еще один вздох.

Глава 18. Вектор

Сергей подошел неожиданно, Валерий вздрогнул, услышав его голос из-за спины:

- Война отменяется?