- Здорово Тир, - произнес Бернард густым сильным голосом, нависая надо мной. - Пойдем, орудие смажем, а?

   Вообще-то Бернард может мне приказывать, так как он старший по званию, но он предпочитал просить меня, где то на интуитивном уровне чувствуя, что я дворянин. Глядя на его веснушчатое, улыбающееся лицо с носом-картошкой, я не нашел что соврать и согласно кивнув головой пошел за ним, наблюдая за его соломенного цвета волосами, треплющимися на проникающим сквозь иллюминатор, ветру. В моей голове засела мысль, что деревенских дурачков-силачей, я представлял себе именно такими.

   Спустившись на первую палубу, мы вошли в отсек, предназначенный для нашего орудия. В отличие от всего остального дирижабля здесь было значительно свободнее, хотя по углам и стояли ящики со снарядами. Всего таких отсеков было сорок. Двадцать на одной стороне, двадцать на другой.

   Артиллерист сел на лафет пушки и натирая маслом шестеренку спросил:

   - Я видел к тебе подходил Герхард, чего он хотел?

   - Да так, ничего, - ответил я, думая о том, что оказывается, я не был в гордом одиночестве.

   - Ты это, с ним поаккуратнее, он опасный мужик. Его к нам с "Каприза Судьбы" перевели, - проговорил Бернард, многозначительно подняв испачканный в смазке указательный палец.

   - Что это за "Каприз Судьбы"? - спросил я, непонимающе смотря на собеседника.

   - О, это дирижабль, на котором почти половина команды состоит из преступников! Совсем мужиков в Анхероне не осталось, если уж таких негодяев отправляют в воздушный флот.

   - А за что его перевели к нам? - не отставал я.

   - Говорят за хорошее поведение, только что-то не вериться мне, что он исправился. Как взгляну в его волчьи глаза, так аж жуть берет.

   - А еще бывшие преступники на нашем дирижабле есть?

   - Нет, только ты и Герхард, но ты-то сразу видно парнишка хороший, видать не с той компанией связался. Не хочешь рассказать, как в тюрьму попал?

   - Почему бы не рассказать, расскажу.

   Я рассказывал артиллеристу свою историю и думал, что Герхард наверно хотел найти во мне родственную душу, раз уж я тоже преступник.

   - Не повезло тебе братец, - проговорил Бернард, после того как я закончил рассказ.

   - Ага, - согласился я.

   - Но ничего, послужишь годок-другой, покажешь себя в бою и глядишь, помилуют. Домой вернешься героем!

   - А что, такое бывает? - спросил я жадно.

   - Да, на моей памяти пару раз бывало.

   - А сам-то ты, что делаешь в воздушном флоте? Уж больно ты не похож на солдата.

   - Эх, нужда заставила. Дома то у меня жена и двое детей остались, а работы то у нас в городе нет, только спивайся или наркоманом становись, вот я и пошел на флот. Весь свой заработок семье отсылаю, - произнес Бернард, тяжело вздыхая.

   - И долго ты воюешь? - спросил я.

   - Да почитай уже второй год.

   - И что, много боев прошел? - произнес я с интересом.

   - Для меня и один бой много, - устало сказал артиллерист.

   - Расскажи что-нибудь, - попросил я его.

   - Бой был в прошлом году, над океаном Бушующим...

   Слушая рассказы Бернарда, я и не заметил, как наступило время завтрака, об этом мне поведал звонкий голос повара Ричи, раздавшийся из динамика расположенного на палубе:

   - Время ужина! Время ужина! Время ужина!

   - Ох, засиделись мы что-то с тобой, пойдем, поедим? - произнес артиллерист.

   - Пойдем, - согласился я.

   Опять узкие переходы и наконец-то камбуз. Я сидел на длинной лавке рядом с Бернардом и поглощал гречневую кашу, когда совершенно случайно обнаружил что среди ужинающих мужчин сидит девушка. Ее немудрено было просмотреть среди ста семидесяти представителей сильной половины человечества, из которых состояла команда. Девушка была довольно миловидной, с чуть грубоватыми крестьянскими чертами лица. На ее губах играла приятная улыбка. Чуть вздернутый носик, гармонично смотрелся с голубыми глазками, были почти под тон формы воздушного моряка. Ее светлые волосы закрывал белый платок, а на шее, поверх безукоризненно белой туники висел маленький хрустальный светильник. Ее лицо было почти неестественно бледным. У меня сложилось впечатление, что она ни разу не чувствовала на своей коже лучиков солнца. На вид ей можно было дать лет двадцать пять, хотя может быть она и младше. Рано появившиеся мимические морщины вокруг губ, немного старили ее. Глядя на ее лицо и на все те же морщинки, можно было смело предположить, что она очень живой и подвижный человек.

   - Кто она? - спросил я у Бернарда, толкая его в бок и показывая на девушку.

   - Проповедница тотусианской религии Джейн, - ответил артиллерист, недовольный тем, что его оторвали от еды.

   - Что она здесь делает?

   - Капитан разрешил ей вместе с нами долететь до империи.

   - Так ее же там сожгут! - воскликнул я, чем привлек внимание соседей по столу и в частности Джейн, устремившей на меня долгий, изучающий взгляд.

   - Говори тише, - произнес Бернард. - Это ее выбор.

   Вдруг из динамика раздался голос капитана Дамели:

   - Внимание команда. Мы меняем курс и летим к горам Вальдомира. Там замечено большое скопление дирижаблей Страмании. Всем быть наготове, через два часа мы будем на месте.

   Как только голос усача стих, камбуз взорвался комментариями предстоящего боя.

   - Будет жарко, - проговорил артиллерист, не забыв оправить в рот ложку с кашей, - и пообедать не успеем.

   - Мы будем сражаться одни? - спросил я обеспокоено.

   - Нет что ты. Готфран пришлет нам на помощь свои дирижабли.

   - Что-то мне не хорошо, пойду, выйду, - произнес я, вставая из-за стола.

   Вопреки словам брата о равновесии, сейчас я был проинформирован о преимуществе Страмании. Флот вражеской империи уже на границы нашего королевства! Страха не было, было какое-то волнение, одно дело сражаться на твердой земле и видеть своего противника, а другое дело биться на высоте нескольких километрах и гадать, чья же артиллерия окажешься точнее.

   Я вышел на палубе и высунул голову в открытый иллюминатор. Ветер приятно обдувал лицо, ласкал кожу, играл волосами, я так любил эти ощущения в детстве, но сейчас я не почувствовал желанного прилива сил, я осознал, что являюсь маленькой песчинкой утратившей контроль над своей жизнью, впереди меня ждет суровый бой, которого я совсем не хочу, но изменить ничего не могу. Миф о свободе воли в моем случае звучит еще более утопично, чем там, в нескольких километрах под брюхом дирижабля.

   Из-за спины послышались шаги и я повернул голову. Мимо проходящий повар Ричи, насмешливо произнес:

   - Что, страшно?

   - Нет, беспокойно.

   Повар "Стремительного" производил отталкивающее впечатление, то ли его заплывшие жиром и все время бегающие глазки заставляли мои губы презрительно кривиться, то ли грузная фигура, в общем-то, молодого парня, но он категорически мне не нравился, его рыхлая физиономия нагоняла на меня чувство отвращения.

   Неожиданно, Ричи остановился, заговорщицки подмигнул и подошел ко мне.

   - Надо? - произнес повар, держа на раскрытой ладони серые таблетки.

   - Не интересуюсь, - ответил я грубо.

   - Да это не то, что ты подумал. Это другое! Бицепсы будут расти прямо на глазах!

   - Вообще-то мне надо на руках, - ухмыляясь, произнес я. - Иди Ричи, меня это не интересует.

   Сверкнув рано облысевшей головой, Ричи молча удалился. Через пару минут, прихрамывая, я проследовал обратно в камбуз.

   - Чего нам ждать от боя? - спросил я у спокойно уминающего кашу Бернарда.

   - Ничего хорошего, - ответит тот. - Иди лучше в свою каюту, отдохни, но через час, чтоб был около орудия!

   Я последовал словам артиллериста и двинулся в свою конуру. Плюхнувшись в гамак и уставившись в низенький потолок, я подумал о том, что капитан меня все-таки выделяет из команды. Простые воздушные моряки жили в одной общей каюте, а у меня своя, хоть и маленькая, да и амулет защиты, такие только у офицеров.