Неожиданно за спиной Гордей услышал знакомый голос и, обернувшись, увидел Михайлу. Тот шел рядом с худенькой женщиной и говорил ей:

— А вы господину Чернову пожалуйтесь.

И засмеялся. Женщина тоже улыбнулась и ответила:

— Я уж как‑нибудь без него обойдусь.

— Вот и прекрасно! — Михайло пожал женщине руку, и она пошла назад.

Гордей посторонился, Михайло скользнул по нему взглядом, но не узнал и прошел мимо. Гордей окликнул его:

— Товарищ Михайло!

Михайло обернулся, посмотрел на него внимательно.

— Гордей?! А я тебя и не узнал. Вон ты как вымахал! Ну рассказывай, откуда и зачем пожаловал.

Гордей коротко рассказал.

— Молод ты, брат, — с сомнением сказал Михайло. — Будут ли тебя крестьяне слушать? Впрочем, чем черт не шутит? Привыкай!

Гордей хотел спросить про дядю Петра, но тут прибежал Брыськин:

— Шумов, ты куда, дьявол, пропал? Идем быстрее, все уже собрались, сейчас к Ленину поедем!

Гордей подхватился бежать, но Михайло придержал его» а рукав:

— Когда освободишься, заходи, найдешь меня вон в той комнате.

До дворца Кшесинской они добирались долго и, должно быть, опоздали. Ленин уже был в пальто и собирался уходить. Рядом с ним стояли еще несколько человек, но. Ленина Гордей узнал сразу, хотя до этого видеть его не приходилось. Как‑то Егоров рассказывал про него, из этого рассказа Гордей запомнил, что Ленин чрезвычайно подвижен и у него очень внимательные глаза. Вот по этой подвижности и по глазам ц узнал его Гордей. И все в нем замерло от какого‑то еще не испытанного внутреннего волнения.

«Да это же сам Ленин!» — ликующе подумал Гордей. Впервые он услышал это имя от дяди Петра, потом слышал его сотни раз, читал его статьи и речи и с каждым разом все больше и больше проникался к нему таким почтением, которого не испытывал ни к кому. Его поражал, иногда даже подавлял, неохватный ум этого человека, его глубина и проницательность. Порой возникала мысль: «Вот бы до кого дотянуться!» Но он понимал, что не дотянуться, и дело тут вовсе не в образовании, а в чем‑то непостижимом для обыкновенного человека, хотя мысли его просты и настолько доступны, что иной раз казалось, будто ты и сам об этом же думал, только не мог так сказать. «Наверное, и другим тоже так кажется, поэтому и понимают его. Нет, скорее наоборот: Ленин потому и понятен, что знает наши думы и мечты, знает, как их достичь. Но как же он сумел так вот все узнать, понять каждого и всех?»

— Товарищ Ленин, группа. моряков, направляющаяся для агитации… — начал докладывать один из матросов, но Ленин жестом остановил его:

— Знаю, товарищ, знаю. Документами вас снабдили?

— Так точно. Вот такие удостоверения выдали, — доложил тот же матрос и протянул Ленину удостоверение.

Ленин внимательно прочитал его.

— Очень лаконично и точно сказано: «Уполномочен выступать от имени партии и защищать ее программу». Это большая честь, товарищи моряки, выступать от имени партии. Я надеюсь вы

Оправдаете оказанное вам доверие. Литературой их снабдили? — спросил Ленин одного из стоявших с ним товарищей. — Дайте каждому все необходимые брошюры и газеты.

— Товарищ Ленин, скажите речь, — попросил все тот же матрос.

— Речь? — Ленин улыбнулся, в прищуренных глазах его запрыгали веселые огоньки. — Почему непременно речь? Я думаю, что вас агитировать не надо. А вот некоторые практические советы, пожалуй, необходимы. Вот вы, товарищ моряк, куда направляетесь? — спросил он Гордея.

Гордей от неожиданности вздрогнул и вместо от. ветй громко, как учили докладывать начальству, отрапортовал:

— Комендор эскадренного миноносца «Забияка» матрос первой статьи Шумов!

Ленин улыбнулся и протянул руку:

— Здравствуйте, товарищ Шумов. Так куда вас направляют?

Гордей осторожно пожал протянутую руку и сказал:

— В Рязанскую губернию.

— Вы сами в деревне жили?

— Я родился в деревне. Пастухом был, в кузне работал, ну и по хозяйству: пахал, сеял, молотил. — Гордей стоял навытяжку, хотя ему почему- то захотелось присесть, чтобы не возвышаться над Лениным.

— Очень хорошо! Значит, деревенскую жизнь знаете? Откуда вы родом?

— С Урала. Деревня наша Шумовкой называется. — Гордей осмелился и стал рассказывать подробнее: — Поэтому и фамилия у меня такая. У нас там почти все Шумовы.

— Вот как? А почему же вас в Рязанскую губернию посылают? Разве на Урале, нам не надо агитировать? — Ленин повернулся к стоявшим рядом с ним товарищам: — Надо его на Урал послать. Там очень своеобразная обстановка, помещика там нет, но кулак порой не лучше помещика. Верно, товарищ Шумов?

— Верно, у нас вся деревня в долгу у мельни- ка Васьки Клюева. Да и не одна наша деревня, а вся округа у него в руках.

— Вот видите! Чем не помещик! Нет, вы, товарищ Шумов, непременно на Урал поезжайте.

— Так ведь мандат мне уже выписан, товарищ Ленин.

— А мы вам другой мандат выдадим. Елена Дмитриевна, выпишите ему другое удостоверение, — И, уже обращаясь к матросам, Ленин сказал: — Вы будете работать в деревне. Вопросы о земле, о мире деревню волнуют особенно остро. Мужик; устал воевать, в деревне некому работать, хозяйство приходит в упадок…

Слушая Ленина, Гордей поражался тому, как хорошо знает он обстановку в деревне. Как будто. Ленин знает и нужду Клямина, и беду Демина, как будто сам он только что вернулся из деревни. «Вот в чем. его сила: он жизнь нашу хорошс знает. А вот откуда? Сам‑то из интеллигентов — не пахал, не сеял, поди, и не голодал, разве чтс в тюрьме. Ну, видеть нужду видел, но одно — видеть, а другое — испытать на себе, как тот же Клямин…»

— …Временное правительство только на словах обещает мир, а на деле оно продолжает царскую политику войны и аннексий…

Незнакомое слово «аннексии» отвлекло внима ние Гордея. «Надо будет узнать, что это такое, И вообще подучиться. Всю дорогу читать буду».

— …Единственная форма революционной власти — это Советы, которые надо вырвать из‑под влияния мелкобуржуазных партий…

«Наверное, и там в Советах эсеры засели. В Ревеле и то они главенствуют, а в деревне и подавно», — думал Гордей.

— Ну что же, товарищи, в добрый путь! — закончил Ленин. В это время ему подали бумажку, он подписал ее и протянул Гордею: — Вот вам и мандат, товарищ Шумов.

Гордей взял бумажку, пожал протянутую Лениным руку, и пожал, кажется, слишком сильно: Владимир Ильич внимательно посмотрел на его огромную ручищу.

Выйдя на улицу, Гордей вынул бумажку и прочитал:

Михайло, прочитав удостоверение, сказал:

— Вот видишь, как тебе повезло: и Ленина повидал, и дома побываешь. Соскучился по до- му‑то?

— Еще бы! Три года не был.

—, Да, а кажется, давно ли ты сюда с Петром приходил? Город тебе тогда не понравился. Как ты тогда сказал? Толкаются? И на меня за что- то сильно обиделся. За что?

— За то, что дядю Петра в действующий флот послал, а он послушался. И еще за то, что тогда вмешался в мою беседу с Виреном.

— Ах да, было дело. Как тебе тогда, сошло?

— Гауптвахтой отделался.

— А меня, брат, в Петропавловку посадили, а потом в Ревель, в «Толстую Маргариту», Как там Егоров?

— Работает. Тяжело ему. В Совете меньшевики и эсеры засели.

— Слышал. Вот Чернов туда собирается. Знаешь такого?

— Эсеровский вождь?

— Да. Нам бы тоже послать кого‑нибудь надо. Жаль, Петра там нет, — А где он, не знаете?

— В Гельсингфорсе. Там у нас дела лучше. В судовых комитетах в основном большевики. Ну ладно, мне на Путиловский ехать надо. А ты тут пока потолкайся, послушай — полезно. Потом приходи ко мне ночевать. Не забыл куда? Вот тебе адрес. Я приду поздно, но Варвара дома будет. Не бойся, она у меня приветливая.