— Есть!

— Идите сюда.

Старательно печатая яловыми ботинками по плацу, мы двинулись к старшине и замерли, не дойдя до него на предусмотренные уставом три шага.

— Вольно. Подойдите поближе. Завтра для вас подъем в пять утра. Поедете со мной.

— Куда?

— Слушайте, Пахомов, вас здесь чему учат?

— Есть подъем в пять утра! — испуганно выпалил Игорь.

— То-то. Поедем завтра в Калининград, отправим семью одного офицера, его в Лиепаю перевели. Ясна задача?

— Так точно. Разрешите идти?

— Идите отдыхайте.

Мы отошли к курилке.

— Видал? — зло спросил Игорь. — Бесплатная рабсила — вот ты кто. Лакей. Барыня изволят-с прокатиться в Питер. Пожалуйте-с ваш саквояжик. Покорнейше благодарим за чаевые-с. Тьфу!

«Барыня» оказалась совсем не такой, какой она нам представлялась накануне. Это была женщина средних лет с усталым лицом и грустными глазами.

— Право, мне неловко, — говорила она старшине. — Но пересадка в Калининграде пугает.

На руках она держала младенца, за подол ее платья уцепились еще три пацана. Должно быть, погодки, самому старшему лет шесть, не больше.

— Зачем вы говорите все это, Анна Васильевна? — с упреком сказал старшина первой статьи Смирнов. — Укажите лучше, что грузить.

— Вот эти четыре чемодана, корзину и ванну с посудой.

— Не густо.

— Шестой раз переезжаем, — вздохнула Анна Васильевна и сунула младенцу соску.

— Бери, ребята, чемоданы. С ванной осторожнее, не побейте посуду, вдвоем тащите. А я займусь этой лапшой. — Старшина подхватил на руки старшего из пацанов. — Поедешь к папе?

— На корабле ходят, а не ездят, — серьезно сказал мальчик.

— Э, да ты, брат, ученый морячина, — засмеялся старшина.

Поезд еще не подали, мы выгрузились на перроне.

Сыпал мелкий дождь. Анна Васильевна ушла со своим выводком в вокзал. Мы закурили.

— Вот так, профессора, — сказал старшина, — усвоили?

— М-м-да, ситуация.

— А я вам, Пахомов, вчера взыскание хотел всыпать за «барыню» и за «лакея».

— Однако у вас слух, товарищ старшина.

— Не обижаюсь. А вы запомните.

— Запомним. Без «фитиля».

— Прогрессируете, Пахомов. Отрадно.

— Товарищ старшина, скажите, за что вы меня так не любите?

— С чего это вы взяли? Я вас просто обожаю. Вас и Строевой устав.

— Вот опять смеетесь.

— Самое главное, Пахомов, обладать чувством юмора и здоровым аппетитом. Плюс иметь парочку извилин под черепом.

— А вы не ставите себе задачей распрямлять эти извилины? — спросил я.

— Вы это серьезно, Соколов? — насторожился старшина.

— Вполне.

— Я был о вас лучшего мнения. — Старшина вздохнул.

— Благодарю вас.

— Не обижайтесь. Я действительно думал, что вы серьезнее. У вас за плечами нелегкая жизнь.

— Откуда вы знаете?

— Мне по уставу положено знать о вас все. А устав, как вы уже изволили заметить, я выполняю… Вот и поезд. Грузимся.

Вагон был старенький, довоенного образца. «Не очень-то уютно тут с детьми», — подумал я.

Но Анна Васильевна не жаловалась. Она принимала и этот переезд, и все предыдущие как должное, говорила обо всем спокойно и рассудительно.

— Пока ребятишки в школу не ходят, можно ездить. Квартиру нам дают, работу найду, учителей в Лиепае тоже не хватает.

Разве у нее жизнь легче, чем у геолога? Интересно, что ее заставляет вот так ездить с места на место?

— Как что? Я же морячка. Такая уж у нас служба.

Она сказала «у нас». Просто и естественно. Покорность судьбе? Вряд ли. По-моему, она не мыслит иначе. Даже удивилась моему вопросу. Старшина прав, мы еще сопляки, до нас многое не доходит.

— Вы знаете, я туда второй раз еду. В оккупации там была. Отец у меня тоже служил на флоте. Когда началась война, корабли снялись с якорей и ушли. Ну, а семьи остались. Кто мог, выбрался, а мы не успели. Мама тогда тяжело болела. Хлебнули лиха. Нет, это не может, не должно повториться. Они, — Анна Васильевна указала на прилипших к окну ребятишек, — они не должны этого знать.

Странно, что эти же слова я слышал много раз по радио, читал в газетах, но только сейчас смысл их стал доходить до меня. Я, кажется, понимаю, почему Анна Васильевна не жалуется.

Поезд на Лиепаю ушел в одиннадцать, а на Балтийск отправлялся в пятнадцать. У нас оставалось целых четыре часа.

— Мне надо заехать в одно место, а потом побродим по городу, — предложил старшина.

— А вы не знаете, где тут Королевский замок? — спросил я.

— Есть такой. Недалеко. А почему именно он вас интересует?

— У него там отец был ранен, — сказал Игорь.

Тоже запомнил. А ведь мы и не знали, что попадем сюда.

— Тогда вот что, — сказал старшина. — Я поеду по делам, а вы садитесь на «двойку», доедете до площади Суворова. Там и есть Королевский замок. По-моему, третья остановка. В два часа встретимся здесь, вместе пообедаем. И чтобы без фокусов, патрули тут на каждом шагу. Ясно?..

— Так точно.

— Валяйте.

Впервые за полтора месяца мы обрели свободу. На целых три часа! Девятнадцать лет мы вольны были делать все что вздумается и не придавали этой возможности ровно никакого значения. Видимо, потому, что чувствовать себя свободными людьми — естественное состояние человека. И вот после полутора месяцев казарменной жизни в учебном батальоне мы снова стали свободными.

— У нас впереди почти вечность, — сказал Игорь, засекая время. — На кой черт нам этот трамвай? Подумаешь, чудо века. Пошли пешком.

— А куда?

— Уан моумент. Девушка, извините, имею один кардинальный вопросик. Не скажете, где тут обитали прусские короли?

— Вы спрашиваете о Королевском замке?

— Вы ужасно догадливы.

— Это туда. Третья остановка.

— Благодарю вас. И если позволите, еще один вопросик. Поскольку курс ваш лежит в том же направлении, не составите ли нам компанию? Так сказать, в качестве гида.

Девушка окинула нас внимательным взглядом, что-то не то удивленное, не то насмешливое мелькнуло в ее больших серых глазах.

— Нам все равно по пути. Пойдемте. Но я никогда не выступала в такой роли.

— А какая роль для вас более привычна?

— Я разделочница. На рыбзаводе. А город пока плохо знаю.

— Разве вы не здешняя?

— Здесь все не здешние.

— Ах да, Пруссия… Я как-то упустил из виду. — Игорь пришел в то состояние, которое он сам называл словом «зажигаться». Это с ним случалось чаще всего в присутствии интересных девушек и означало кульминацию всех его способностей. В такие моменты он становился интересным и остроумным, я даже завидовал ему. Но сейчас он решил играть в простачка.

— Пруссия. Я что-то в детстве слышал о ней. Тевтонские рыцари не отседова? — Он даже подмигнул мне: мол, сейчас мы эту разделочницу рыбзавода разделаем. — Сам я из деревни, а у нас даже электричества не было. Читал при лучине.

— Был еще прусский метод не то окулачивания, не то раскулачивания, — поддержал я.

— Гли-кось ты, я и не знал. А ведь я шибко дошлый. Даже доильный аппарат освоил.

— Вы же сказали, что у вас в деревне нет электричества.

— А мы от трактора ток получали. Ставили на заднее колесо динамку и наяривали за милую душу. А как у вас с механизацией?

— Плоховато.

— Ножичком хвостики обрезаете?

— Нет, ножичком только язычки.

— Кому?

— Рыбкам.

— Вы мне нравитесь, — признался наконец Игорь.

— Так быстро? — насмешливо спросила девушка.

— А вы занятная. Как вас зовут?

— Наташей.

— А меня Дормидонтом. — Игорь подмигнул мне. Девушка заметила это, но не подала виду.

— Звучное имя. Если в пустой комнате его произнести, как в колокол зазвонят: Дор-ми-донт.

— Вы верующая?

— Нет, я не о церковных колоколах. О ваших, корабельных.

— А вы их где слышали?

— В море. Когда туман. Очень нудно, если несколько суток подряд звонит.

— Вы были в море? — недоверчиво спросил Игорь.