— Приступим?

Опять окинул нас веселым взглядом и спросил:

— Можете ли вы сказать, кто такой Николай Романов? Ну, вот хотя бы вы.

— Курсант Маслов.

— Слушаем вас, товарищ Маслов.

— Не знаю, товарищ капитан второго ранга.

— Садитесь. А кто знает?

Игорь поднял руку.

— Прошу.

— Курсант Пахомов. Николай Романов был последний русский царь. Только вот не помню, который по счету Николай — не то второй, не то третий.

— Благодарю вас. Садитесь. С историей вы приблизительно знакомы. А вот газет никто из вас не читает. Во всяком случае, нашу флотскую газету «Страж Балтики». — Офицер взял подшивку и показал ее нам. — А она по этому поводу гласит вот что. Вот, на первой странице, крупным шрифтом выделен заголовок: «Николай Романов — лучший гидроакустик базы».

— Нам некогда читать газеты, — пожаловался кто-то из заднего ряда.

— Матросу бывает некогда только выспаться. Поэтому он спит всегда впрок, или, как говорят акустики, при каждом удобном случае «прослушивает шумы». Чтобы просмотреть газету, нужно ровно десять минут. Пять — на международную информацию, две — на изучение таблицы чемпионата страны по футболу, минуту — на все заголовки, и две минуты — на деловую статью, если она в этом номере присутствует. Короче говоря, времени требуется ровно столько, чтобы успеть выкурить одну сигарету. Кстати, около вашей курилки — витрина с «Стражем Балтики».

— Стоя читать неудобно.

— Неудобно спать на потолке. Одеяло падает.

Приведя таким образом взвод в веселое расположение духа, офицер уже вполне серьезно спросил:

— Ну, а кто такой Валентин Смирнов, надеюсь, вы знаете?

— Никак нет.

— Вот это плохо. Валентин Смирнов — лучший рулевой всего Краснознаменного Балтийского флота.

— Откуда нам знать?

— А ведь это ваш командир взвода старшина первой статьи Смирнов.

Мы так и ахнули. Вот так фокус!

Капитан 2 ранга Николаев умел не только хорошо шутить, по и здорово объяснять. За сорок пять минут мы вполне усвоили, как соленость моря влияет на прохождение звука, и научились по времени прохождения звука рассчитывать дальность, поняли, что такое эффект Доплера и реверберация.

— А теперь посмотрим все это в действии, — сказал офицер и велел старшине Смирнову отвести нас на стоявший поблизости эсминец.

На корабле мы были впервые и ко всему приглядывались с испуганным любопытством. Вокруг что-то гудело, шипело, скрежетало железо, всхлипывала вода. Помещения были тесными, до отказа забитыми механизмами и приборами. В рубке гидроакустика едва могли поместиться два человека. Мы влезали туда по очереди и смотрели, как работает станция. Откровенно говоря, я мало что понял. Болела голень, я ушиб ее о высокий порог. Заметив, что я прихрамываю, старшина сказал:

— А ну, покажите.

Я задрал штанину.

— Ничего, до свадьбы заживет. Комингсы, то есть пороги, на всех боевых кораблях высокие, учитесь поднимать ноги выше.

Комингсы, пиллерсы, траверзы — одни каверзы. Только Игорешка в восторге от всех этих названий.

— А это как называется? — пристает он к старшине.

— Клюз.

— Товарищ старшина, вы его на клотик за чаем сгоняйте, — посоветовал проходивший мимо матрос.

— А что, я схожу, — охотно согласился Игорь.

Старшина и матрос рассмеялись.

— Клотик вон где, — Смирнов показал на верхушку мачты. — А чай вы можете найти на камбузе. Придете на корабли, вас еще не раз будут «покупать» таким образом. Вообще-то это запрещается, но матросы любят подшутить над новичками. Не обижайтесь на это, но и воли шутникам много не давайте.

— Полундра!

Мы прижались к стенке, уступая дорогу трем матросам, везущим по рельсам тележку, на которой лежало что-то длинное и круглое.

— Торпеда, — осведомленно объявил Игорь.

— Нет, это мина. Донная, тысячекилограммовая.

— А похожа на торпеду.

— Она короче торпеды. Но одного с ней калибра, чтобы можно было ставить через торпедные аппараты с подводной лодки.

Вдруг по всему кораблю пронзительно зазвенели звонки, затопали десятки ног. Мимо нас стремглав бежали матросы и старшины, ныряли в люки и двери, с грохотом захлопывались крышки.

— Боевая тревога!

Загудели механизмы, завращались башни ощетинившись стволами пушек, вскинули высоко в небо свои ресницы антенны радиолокационных станций. И вдруг все замерло, насторожилось.

— БИП! Дать целеуказание в центральный пост! — раздалось в динамике.

— Товарищ старшина, а кто такой этот Бип?

— Это боевой информационный пост. Там ведутся карты надводной, подводной и воздушной обстановки. Сейчас мы будем только мешать тут, поэтому сойдем ка берег. Тревог вы еще увидите много за свою службу. По пять-шесть в сутки, а в море — почти все время готовность.

Смирнов вовремя решил увести нас с корабля, потому что вахтенный офицер уже кричал с мостика:

— Старшина! Не слышали тревоги? Уберите всех с палубы!

— «Уберите!» — ворчал Игорь. — Как будто мы не люди, а вещи.

— Пахомов! Вы опять разговариваете в строю? Вечером пойдете чистить картошку.

Вот опять Игорешка схлопотал «фитиль». Это у него уже четвертый. Механизм взысканий и поощрений действует тут безотказно. По-моему, у старшины первой статьи Смирнова разработана твердая шкала. За самовольный уход из казармы — два наряда вне очереди, за опоздание в строй — драйка гальюна, за разговоры — на картошку. Поощрения раздаются реже и, как правило, в виде благодарности. Вчера старшина отвалил мне благодарность за то, что мое отделение первым закончило уборку территории. А сегодня утром старшина же объявил мне выговор за то, что курсант Бойко не вышел на физзарядку, а я никому не доложил об этом.

Угораздило же Смирнова именно меня назначить командиром отделения. По-моему, я менее всего способен на это. Ребята посмеиваются: «Начальство!» Меня они нисколько не боятся, даже жалеют. Старшина требует, а они меня не всегда слушаются. Особенно этот Бойко. Упрямый, черт, набычится и, хоть убей его, не сдвинется с места.

Игорешка насмешничает:

— Слушай, Костя, когда станешь адмиралом, не забывай о своих ближних. Должностишку подкинь поприличнее, чтобы денежно и не пыльно.

— Пошел ты знаешь куда!..

— А что? Твое стремительное продвижение по служебной лестнице весьма обнадеживает.

В другое время я дал бы Игорешке по затылку. А сейчас — вот глупое положение — не могу даже красноречиво выругаться. Не положено. Командир отделения должен быть на высоте. И кто придумал эту иерархию?

Когда утром старшина влепил мне выговор, я попросил:

— Уберите меня с «комодов». Не умею я, не могу и не хочу.

— Вот уж не ожидал от вас, Соколов, — сказал старшина. — Хлюпик вы!

— Так ведь свои же ребята.

— Вот что, Соколов. Этого разговора у нас не было. Я от вас ничего не слышал.

— Не по мне это.

— А вы что думаете, мне нравится раздавать вам «фитили»? — рассердился старшина. — Или, думаете, я обожаю проверять, сняли ли вы на ночь подштанники? Идите подумайте и больше ко мне с такими просьбами не обращайтесь.

Конечно, кому-то надо всем этим заниматься. Вчера тот же Бойко грязные носки под подушку сунул. Говорю: «Ведь ты же дышать всем этим будешь». Улыбается нахально: «А может, мне нравится?» Ну что ты с ним сделаешь?

А старшина то и дело напоминает:

— Требовательности мало проявляете, Соколов. Боитесь вы, что ли, своих подчиненных?

Я твержу:

— Так ведь свои же ребята.

— Вы что, решили поиграть со мной? Заладили одно и то же, как испорченная пластинка. А мне они чужие, что ли? Ведь все, что мы делаем, — не просто ради службы. Ради них же самих. Вы это понимаете?

— Я-то понимаю. А вот они…

— Так внушите им! Ведь вы же обязаны их воспитывать…

Это я-то воспитатель! Чистый смех. Тоже мне, нашли Макаренко.

— Соколов, Пахомов! — окликнул нас старшина первой статьи Смирнов.