И, наконец, он жег бальзам из Иудеи и Аравии вместо воска и масла.

В своих безумствах он шел еще дальше.

Иногда он приглашал на свои пиршества 8 горбунов, 8 хромых, 8 лысых, 8 больных подагрой, 8 глухих, 8 негров и 8 белых, а также 8 тощих и 8 толстых людей. А затем, с высоты галереи, в окружении своих подчиненных он созерцал это странное собрание.

Следует отметить, что все эти знаменитые расточители умерли молодыми, причем смерть их была трагична.

Ксеркса убил человек по имени Артабан, бывший капитаном его гвардии.

Дарий был убит Бессусом, сатрапом Бактриана. Александра отравил Антипатер.

Марк-Антоний сам вонзил себе в грудь кинжал. Клеопатра по собственному желанию умерла от укуса змеи.

Наконец, Гелиогабал подготовил все для собственной смерти, поскольку был уверен, что ему придется умереть во время какого-нибудь бунта: он велел замостить двор порфиром, чтобы броситься туда с верхних этажей свое

го дворца. Он приказал просверлить изумруд, чтобы вложить в него яд. Он заказал стальной кинжал с золотой рукояткой, украшенной драгоценными камнями, чтобы заколоться этим кинжалом, и повелел свить веревку из золотых и шелковых нитей, чтобы повеситься на ней. Но убийцы застигли его в отхожем месте, и Гелиогабал был задушен с помощью губки — одной из тех, которыми, по словам Монтеня, «римляне вытирали зады».

Иногда у этих столь богатых властителей попадались такие же богатые подданные. История сохранила для нас имя некоего Питиуса, который, не будучи ни королем, ни принцем, не имея никаких титулов и отличий, накормил целую армию Ксеркса, сына Дария — в этой армии насчитывалось 780 тысяч человек. Согласно Плинию и Будею, узнав об этом, великий царь Дарий удивился богатству такого хозяина; тогда Питиус подарил Дарию еды и питья для его армии на целых пять месяцев.

Мы сказали уже, что первые великолепные обеды устраивали греки. Такие обеды давались по случаю религиозных праздников.

Действительно, где еще могла возникнуть такая традиция, как не у этого веселого народа, с очаровательным складом ума, пребывающего в полной праздности или занятого лишь искусством, в то время как предвидеть материальные потребности и заботиться об их удовлетворении приходилось рабам.

Обеды подавались на резных столах, в украшении которых проявлялся возвышенный вкус греческих людей искусства.

Каждое ложе, предназначенное для трапез, также было украшено слоновой костью, панцирями черепах и бронзой, а некоторые из них даже инкрустировались жемчугом и драгоценными камнями.

Перины были покрыты пурпуром и расшиты золотом.

Кубки, чаши, бокалы различного вида, вазы разнообразных форм создавались самыми знаменитыми художниками.

Прекраснейшие из них были творениями Терикла.

Виночерпиями, выполнявшими у смертных греков обязанности Ганимеда и Гебы перед богами, служили прекрасные юноши или девушки, которые следовали приказу «ни в чем не отказывать гостям». Лица их были покрыты гримом, волосы острижены кружком. Они носили туники из прозрачной ткани, перехваченные на талии лентой. Эти туники были сделаны так, чтобы ниспадать до пят, но, подтянув их кверху, виночерпии приподнимали свои туники до колен.

Именно на таких изысканных обедах возникло греческое искусство застольной беседы, которому с той поры стали подражать все народы. Утверждают, что в нашей стране, до появления сигар, искусство такой беседы было одной из самых живых и быстрых копий этого греческого искусства.

Отсюда и пошло выражение «аттическая соль», подразумевающее изысканно тонкое остроумие.

При рождении искусства застольной беседы лилось коринфское вино, вина Самоса, Хиоса и Тенедоса.

Эти сладкие вина приятно опьяняли древних греков и во время десерта увлекали их в блаженные страны, столицами которых были Книд, Пафос и Цитера.

Именно по этой причине, и в связи с тем, что прекрасным рабам и рабыням было приказано «ни в чем не отказывать гостям», ложе для трапезы в конце концов уступило место стульям и скамьям. Во всяком случае, такое объяснение вполне возможно.

На пирах присутствовали не только упомянутые рабы. В противоположность англичанам, у которых женщины покидают помещение, когда подается десерт, в Афинах и в Коринфе именно во время десерта появлялись царственные куртизанки: красавицы Аспазия, Лаис, Фрина.

В Коринфе куртизанки были так богаты, что после разрушения города они предложили восстановить его на собственные средства, при соблюдении некоторых условий.

Полиб рассказывает об одном гражданине Афин, по имени Архетраст, которого маркиз де Кюсси сравнивает с Каремом — великим творцом современной кухни.

Архетраст не только много занимался теорией кулинарного искусства, но и использовал свой гений на практике.

Он обошел пешком самые плодородные в мире области, чтобы увидеть вблизи продукты различных широт.

Из своих путешествий он привез в Афины все кулинарные изыски и возможности своего времени.

Природа снабдила его волчьим аппетитом, стальным желудком и неистощимым остроумием. Он поедал огромные количества пищи и быстро переваривал ее.

Однако он всегда оставался таким худым, что, по словам того же Полиба, казался прозрачным.

История называет имена некоторых избранных мужчин и даже женщин, обладавших подобным свойством по причине своего заболевания — булимии.

Около двух тысяч трехсот лет назад актриса по имени Аглая за ужином съедала 10 ливров[2] мяса, 12 хлебов по ливру каждый и выпивала при этом 6 бутылок вина.

Другая греческая женщина по имени Алис вызывала мужчин на соревнование за столом — «Кто больше съест?» — и ни разу самые известные обжоры не смогли победить ее.

Теодорет рассказывает, что в Сирии, где питаются только курами, некая женщина ежедневно съедала 30 кур и 20 хлебов и никогда не могла насытиться.

В присутствии императора Аврелиана актер Тангон съел кабана, барана, подсвинка и молочного поросенка. Он съел также больше сотни хлебов и выпил бочонок вина, который в наше время вместил бы 100 бутылок.

Однажды за завтраком император Клавдий Альбинус съел 500 ягод инжира, 100 персиков, 10 дынь, 100 мухоловок, 4 дюжины устриц и 10 ливров винограда.

Каждый день император Максимилиан съедал 40 ливров мяса и выпивал 80 пинт вина. Правда, его рост составлял 8 футов, а толщина соответствовала росту: браслеты жены служили ему кольцами, а ее пояс — браслетом.

Афины, где были сладкие вина, фрукты, цветы, кондитерские изделия, десерты, душившие обеды, никогда не отличались тем, что римляне называли хорошей кухней.

В Риме ели лучше и больше, чем в Афинах. Как ни странно, это не помешало Риму сравняться с Афинами по духу, разуму, остроумию.

Первые кулинары были греками. Но к концу эпохи Римской республики, во времена Силлы, Помпея, Лукулла и Цезаря, начала развиваться римская кухня, достигшая к тому же вершин своей изысканности.

Все эти опустошители мира, которые в своих походах несли на север, юг, восток и запад имя и оружие Рима, брали с собой и своих поваров. А те привозили в Рим из походов блюда, которые, находясь в иных странах, они сочли достойными стола римлян.

Подобно тому, как в Риме был Пантеон всех богов, там был и храм в честь кухонь всех стран.

Однажды Антоний был больше обычного доволен своим поваром. Он велел позвать повара к десерту и подарил ему город с тридцатью пятью тысячами жителей.

Римляне придумали официантов, обслуживающих торжественные обеды. У Лукулла эти люди получали до 20 тысяч франков в год.

У каждого сидящего за столом были свои благовония и свои рабы.

При каждой смене блюд меняли цветы.

Время от времени заменяли благовония и духи.