Родившись римским гражданином, Павел мог быть «как у себя дома» во всей Империи и ощущать себя в безопасности повсюду. Римское гражданство, которое определяло права и обязанности своих подданных очень точно, действовало в качестве замечательного охранного свидетельства, принудительно обязывающего власть повсеместно проводить политику уважения достоинства римских граждан.

Однако Павел, по его собственному признанию, много раз подвергался позорным наказаниям[39]. Это противоречит и ставит под сомнение то, что написано в «Деяниях»[40]. Может быть, Павел не имел римского гражданства, как было известно из древности? Сам он никогда не произносил свои tria nomina гражданина, а подписывался всегда прозвищем Павел, тогда как римлянин подписался бы настоящим именем. Автор «Деяний» мог «варьировать» таким персонажем, как иудей диаспоры, более или менее приобщившийся к римской культуре, который латинизировал свое древнееврейское имя Савл (Saoulos)[41], изменив его на Павел (Paulus).

Но можно посмотреть и с другой стороны: ведь Павел не был единственным, кто не мог заставить признать свой статус и привилегии. Доказать свою принадлежность к определенной социальной группе — одна из самых трудноразрешимых проблем, стоящих перед древним путешественником, так как у него не было ни документов, удостоверяющих личность, ни паспорта; получение гражданства регистрировалось в специальных конторах только начиная с правления Марка Аврелия, и местные порядки сильно искажали муниципальную структуру и методы правительственного анкетирования[42]. Поэтому было так важно иметь ручательство местных родственников, которые могли подтвердить статус прибывшего и сопровождающих его лиц: гражданство Павла не вызывало споров в Иерусалиме, где он жил и где его семья была хорошо известна. Таким образом, версия «Деяний» остается абсолютно правдоподобной и последовательной.

При отсутствии поручителей признание римского гражданства зависело от мнения жителей улицы и стражей порядка. Нужно было обладать соответствующим внешним видом, манерой поведения, нравами… Павел, разумеется, был римским гражданином, но у него не было той походки, какую обычно ожидали от привилегированных особ, был темный цвет лица — почему его внешне могли принять за египтянина; он не носил тогу; был бородат, а известно, что в ту эпоху было принято брить лицо[43]; не чтил римских богов. Все это вызывало презрение. Но сам он чувствовал себя вполне римским гражданином: лучшее доказательство его статуса, хотя и косвенное, откроется нам в самом замысле первых путешествий и дальновидности. Павел хотел отправиться с миссией сначала в римские общины Востока, значит, он сознавал преимущества, предоставляемые той средой, так как уверовавшие в Христа иудеи были не слишком уважаемы как греческим населением, так и местными властями[44].

Этот римский гражданин родился в чистокровной и ортодоксальной еврейской семье.

Он был еврей от евреев и по линии отца и по линии матери, и упорно утверждал это, так как смешанные браки были не редкость в кругу диаспоры[45]. Его отец принадлежал к роду Бениаминову и, разумеется, мать тоже, так как по закону было положено жениться по принадлежности к своему роду. Семья Павла должна была иметь корни по всему северу Галилеи, в Гискале[46].

Его родители были верны традициям. Они дали своему сыну имя Саула — великого человека Бениаминова рода, основателя царства и победоносного воина, жившего в девятом веке[47]: его история сохранялась в памяти потомков. Выбор имени всегда имел большое значение в семитской среде. Он заключал в себе важную реальность укрепления последующих поколений: новорожденному присваивали имя умершего, прожившего исключительную жизнь, чтобы он стал равным ему и заместил его. Выбор этого царского имени был настолько исключительным, что почти никого не нарекали таким именем в диаспоре, без сомнения, потому, что правление Саула закончилось неблагополучно, и воспоминание о нем меркло перед подвигами Давида, его преемника. Кроме того, это имя плохо звучит на греческом, по крайней мере, в греческой форме Saoulos, которая именно и использовалась автором «Деяний»[48]. Это имя ассоциируется с беспечностью и поведением баловня, если не сказать больше.

Но у отца, назвавшего своего сына Савл, были определенные соображения. Царь Саул прославился в сражении с идумеями — народом, из которого произошла династия Ирода, и который, на момент рождения Павла правил в Иудее и в одной из частей Палестины[49] Речь идет о династии узурпаторов, чьи происхождение и методы правления вызывали сильное негодование в среде древней аристократии и среди фарисеев [50]. Трудно не увидеть здесь причинно-следственную связь. Так постепенно выявляется из потаенных уголков истории силуэт отца Павла, убежденного националиста и ревностного фарисея.

Павел настаивал на своем фарисейском происхождении. Всю жизнь он подчеркивал неизменную привязанность к этой иудейской секте и абсолютную связь со всей ее школой[51], в то время как другие его современники пускались, как греки, на поиски знаний и опыта, прежде чем пристать к какой-либо идейной школе[52]. Как говорит автор «Деяний», Павел был вполне сыном своего отца.

Итак, Павел родился в образованной семье. Фарисейская школа стала классом писарей и знатоков толкования Библии, которые во втором столетии до нашей эры отделились от группы священников-традиционалистов, когда те стали обращаться к древнегреческой культуре[53]. Писари с тех пор утверждали, что обладать правом преподавать закон может не только сословие священников, но и всякий мужчина, способный подлинно толковать Библию и священные Предания. В своих отношениях с общинами верующих Павел хотел утвердиться, как один из таких «толкователей», чья роль, как он всегда утверждал, имеет первостепенную важность[54].

В иудейском обществе того времени[55] фарисейская школа объединяла новых людей, свободных от тяжеловесности и предрассудков древней аристократии, людей, которые отличались от «местного народа» своими знаниями, желанием всякий день жить по божественным заветам, своей потребностью воплощать Закон в его чистоте и ортодоксальности. Это были «праведники», они были «сведущие», «обособленные», объединившиеся в небольшие группы «безупречных». Если «фарисей» — то же самое, что «толкователь», не произошел ли этот термин от корня, имеющего сразу два значения: «разделять» и «пояснять»?

Образ жизни фарисеев сильно отличался от образа жизни совершенно эллинизированного двора Геродов и от образа жизни знаменитостей и священников высокого ранга, подчеркнуто торжественных, сформировавших партию саддукеев[56]. Члены фарисейской секты происходили в основном из римского среднего класса, из ремесленников и торговцев. Называвшиеся «чистыми», они были деятельными людьми, считавшими профессиональные занятия необходимым элементом равновесия в жизни мыслителя. Они объединялись под руководством «учителя» — раввина или «didascalе» по-гречески — чтобы лучше воплотить свое стремление к нравственному и священнодейственному совершенствованию.