— А она?

— В той части, где мы находимся сейчас, ей трудно сдерживаться.

— Ты должен был доложить мне об этом, — нетерпеливо сказал Хоук.

— Я бы так и сделал, что трудно сдерживаться.

— Трудно сдерживаться, ты не сказал, потому что знал, что я отстраню тебя от ее охраны, что, бл*дь, и сделал бы.

Мо решил не отвечать.

— Итак, зная все, я спрошу еще раз. Твое чутье. Насколько уверен? — Спросил Хоук.

— Это наш парень.

— Обычно я не спрашиваю, ты же знаешь, но…

— Она танцевала, он смотрел на меня, а не на нее. Второй ряд. Выцветшее поло. Но новые джинсы.

— Новые джинсы?

Хоук задал этот вопрос не потому, что не понял, что Мо имел в виду.

Он задал этот вопрос, потому что как раз все понял.

— И я готов поклясться жизнью, что видел его в воскресенье в «Кинг Соуперс», — добавил Мо.

— Мы выдвигаемся, — объявил Хоук. — Сейчас. И ты в деле.

Спасибо, бл*ть.

Хоук отключился.

Мо втянул воздух носом.

Затем он повернулся и постучал в дверь Лотти, крикнув:

— Мо.

Каждый дюйм его кожи покрылся мурашками. Его мышцы подергивались от напряжения.

Он хотел быть там с ними.

А ему нужно было находиться в раздевалке.

Она открыла дверь.

Он втиснулся внутрь.

Затем он произнес благодарственную молитву за то, что она не облажалась, переодевшись в свою обычную одежду.

— Что происходит? — спросила она, когда за ним захлопнулась дверь.

Он запер ее, даже не взглянув. Если девушке нужно было войти, она просто должна была постучать.

Лицо Лотти побледнело.

— Он здесь.

— О боже, — выдохнула она. — Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Неужели они…

— Просто делай то, что всегда делаешь, Лотти. Давай я отвезу тебя домой.

— Но разве они...

Он поднял обе руки и обхватил ее лицо.

Ее веки опустились, а тело качнулось к нему.

Черт побери.

Бл*дь.

Она была, мать твою, вся его.

Мо боролся с самим собой, с желанием заявить на нее права прямо сейчас, но он повторил свой приказ не только ей, но и себе:

— Просто делай свое дело, детка.

Это заняло у нее некоторое время.

Но потом она прошептала:

— Хорошо, Мо.

Это была его девушка.

Он слегка обнял ее и отпустил.

Медленно, он мог сказать, она сосредоточилась на своих движениях, возвращаясь к своему зеркалу.

Мо встал у двери, прислонился спиной к стене и уставился в пол.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Не думай обо мне.

— Это невозможно.

Конечно, так оно и было.

Боже, ему нужно было трахнуть ее.

— Просто сосредоточься, — приказал он.

— Правильно.

— Не на мне, — добавил он.

— Угу, — громко пробормотала она.

Она полностью сосредоточилась на нем, просто молча.

Он продолжал смотреть в пол.

Ее голос нарушил тишину.

— Ты не сможешь разорвать его на части, когда доберешься до него, Мо, я не хочу навещать своего мужчину в тюрьме, и я слышала, что супружеские визиты очень трудно организовать.

Все еще согнув шею, он повернул голову в ее сторону.

— Лотти, заткнись.

— Ты понял мою точку зрения, — прошептала она.

Он снова уставился в пол.

Лотти снова стала Лотти.

Она смывала макияж тампоном. Расчесала волосы.

Занялась делом.

В том числе и дала ему возможность сделать то, что он должен.

Скоро.

Бл*дь.

Скоро.

Слава Богу.

Теперь все, что ему нужно было сделать — это остановить себя от совершения убийства до того момента, как он уложит ее в постель.

Чтобы побаловать себя после тем, что ему пришлось пережить, познакомившись с Шарлоттой МакАлистер…

Кусочком торта.

* * *

Он ошибся.

Это был не кусочек торта.

В чем он не ошибся, так в том, что это был их парень.

Угроза была нейтрализована, Лотти находилась дома, спала, понятия не имея, что его нет с ней в спальне, Аксель сидел в ее гостиной на случай, если она проснется и обнаружит, что его нет рядом, тогда Аксель ей все объяснит, она будет чувствовать себя в безопасности, не оставшись вдруг без телохранителя.

Мо в этот момент находился в доме этого парня вместе с Хоуком и Смити.

Смити и его вышибалы опознали в нем нечастого завсегдатая. Он приходил не так уж часто, но все они видели его ни раз. Слишком безобидный, чтобы его можно было в чем-то заподозрить.

Пока Мо его не раскрыл.

В доме этого парня не было святилища, посвященного Лотти.

Но то, что они обнаружили после, как Джейлен остановил и завел с ним беседу, парень попытался сбежать, Аксель его вырубил, они отвели его в кабинет Смити, забрали бумажник, а затем послали команду к нему домой, команду, в которую входил Хоук, и сейчас они обнаружили несколько очень тревожных его дневников, наводящих на мысли.

И подвал, который был оборудован, чтобы проделать «очищение» Лотти, как он писал в своих письмах.

Да. Он укреплял свою ненависть и готовился довести дело до конца.

Это было частью его визита в клуб в тот вечер. Следить за своей жертвой, теперь за его двумя жертвами, подпитывая ненависть и оценивая положение.

Мужчина все еще находился в кабинете Смити.

И сейчас они должны были решить свой следующий шаг.

— Любое участие полиции на данном этапе, которое будет иметь хоть малейший шанс на спасение этого мудака, будет включать в себя с нашей стороны многократное лжесвидетельство, — отметил Хоук.

— Меня это устраивает, — ответил Смити.

Мо ничего не ответил.

Он все еще пытался выкинуть из головы количество полиэтиленовой пленки, покрывающей пол, которую они обнаружили в подвале, и еще несколько рулонов.

И аккуратно выложенные инструменты на столе.

Но Хоук знал, что Мо никогда не будет лжесвидетельствовать копам.

Если только не будет приказано это сделать во благо миссии.

Или для защиты кого-то, кто что-то значил для Мо.

Так что ему не пришлось отвечать.

— Второй вариант, я могу связаться с человеком, мастеру по исчезновению людей, — продолжал Хоук.

Мо сосредоточился на своем боссе.

— Я тоже с этим согласен, — горячо заявил Смити.

Он все еще видел рулоны полиэтиленовой пленки.

Не говоря уже о столе с инструментами.

— Я говорю не об убийстве, Смити. Я говорю о вынужденном переселении, когда шансы на возвращение равны нулю. Это включает в себя регистрацию заезда, чтобы убедиться, что ноль остается нулем. За дополнительную плату включает в себя постоянную недееспособность, — объяснил Хоук.

— Я тоже готов на это, даже если не знаю, что такое постоянная недееспособность, но согласен, чтобы она включала в себя, чтобы этот больной гребаный ублюдок был чертовски мертв.

Точно.

Смити держался на волоске.

Мо знал это чувство.

— Пальцев нет. Языка нет. Глаз нет. Различные комбинации. Или в экстремальных обстоятельствах — нет ног или паралич, — сказал ему Хоук.

— И снова у меня такое чувство, будто я выиграл сегодня в лотерею, потому что ни один из этих вариантов не кажется мне плохим, — ответил Смити.

— Смити, тебе придется с этим жить, — заметил Хоук.

— И ты думаешь, что для меня это будет проблема? — Потребовал ответа Смити.

— Я думаю, что прямо сейчас ты чертовски зол и чертовски напуган, и все это верх того, что ты волновался, потому что напряжение увеличивалось с каждым днем, когда мы не могли вычислить этого парня, и с каждым письмом, которое ты получал. Так что я не уверен, что ты рационально мыслишь, — возразил Хоук.

— Скажи мне, Хоук, если ты сотворишь какую-нибудь магию с Митчем или Слимом, и они найдут причину законно обыскать его дом и найти то, что нашли мы, что тогда будет с этим парнем? — Спросил Смити, упоминая приятелей Хоука, Митча Лоусона и Брока «Слима» Лукаса, двух полицейских из криминального отдела, двух хороших людей и первых, к кому Ястреб обращался, если хотел, чтобы делом занялся закон.

— Я не обладаю силой ясновидения, Смити, — сказал ему Хоук.

— Я тоже. Но скажу тебе вот что: такой больной гребаный ублюдок, как этот парень, должен сделать что-то чертовски плохое, чтобы его посадили навсегда, где он и должен быть, — парировал Смити. — И видя, что этого, бл*дь, не случилось в этот раз, хотя его взяли, он, может быть, когда-нибудь и отсидит, и это большое «может быть», так как до сих пор он действительно не совершил преступления.

— Эти письма-угрозы, он использовал почтовую службу, чтобы отправлять их, это определенно преступление, — отметил Хоук.

— Это вообще ничто, и мы все это знаем, — выплюнул Смити.

Именно так и было, поэтому ни Ястреб, ни Мо ничего не сказали.

Смити продолжал:

— Но он когда-нибудь осуществит свою месть. И выйдет, снова зациклиться на Мак или какой-нибудь другой девушке, потом возьмет себя в руки, прежде чем кто-нибудь узнает. А потом какая-нибудь девушка, если ее найдут до того, как она умрет, всю жизнь будет иметь дело с этим дерьмом, в котором она не имела права голоса, как я имею право голоса, чтобы потом всю жизнь жить с тем, что мы решим сейчас по поводу этого парня. — Смити покачал головой. — Я как-нибудь переживу своих демонов. Не хочу, чтобы какая-нибудь женщина столкнулась с ним лицом к лицу.

— Смити… — попытался Ястреб.

Смити оборвал его:

— Или он отделается тем, что его признают невменяемым, потому что никто не спорит, что парень облажался, и его отправят в сумасшедший дом. Будут пичкать лекарствами. Будут лечить. Он получит «исцеление». И тот же самый сценарий конца происходит сразу после того, как он перестает принимать лекарства, финансируемые правительством, и вспоминает о своих гребанных идеях, потому что он чокнутый.

— Мой голос — единственный голос, который имеет значение, ублюдок, потому что я плачу за это дерьмо, — парировал Смити.

— И мы с Мо тоже будем знать, и нам придется держать рот на замке и жить с этими демонами тоже по твоему выбору, Смити, — ответил Хоук.

В этот момент Смити взглянул на Мо, а потом снова на Хоука.

— Не мог бы ты мне объяснить, почему твой человек участвует в этом обсуждении?

— У него есть право голоса, — ответил Хоук.

— Я понимаю, беря во внимание, что он здесь, — сказал Смити. — Я спрашиваю, почему.

— Потому что я его вызвал, — ответил Хоук.

Смити снова посмотрел на Мо.

Мо молча уставился на него.

— Черт, ты влюбился в нее, — пробормотал Смити.