Вот черт.
Я успешно сделала поворот и провела его через недлинное фойе моего Денверского тюдоровского дома в гостиную и тут же пожалела, что моя гостиная была отделана в белых тонах.
Камин белым с серыми прожилками мрамором. Квадратный белый современный диван (хотя на нем были большие цветные подушки, но светлые деревянные ножки). Белые стены. Белые занавески (хотя они висели по бокам, а шторы в римском стиле были бамбуковыми). Даже ковер был в основном белым с серым геометрическим рисунком. Но полы были дубовые (впрочем, из белого дуба, черт!).
Нравились ли Мо свежие, чистые и яркие цвета?
Может, у него были проблемы с лососевым цветом?
Я имела в виду, мое кресло было лососевого цвета. Не слишком ли оно было женским?
А если он присядет на диван, не ударится ли головой о мою лампу от торшера, который выгибается дугой? (Слава Богу, торшер был черным.)
— Э-э, — я махнула рукой, мысленно отметив, что нужно поправить дугу торшера, и повернулась к нему, — это гостиная.
Он ничего не сказал.
Подошел к ближайшему окну, и мои жалюзи, опущенные только частично, потому что они хорошо смотрелись именно так на моих окнах, придавая комнате ощущение тепла, опустились, потому что он их просто опустил.
Затем он своей покачивающейся неуклюжей походкой подошел к другому окну и проделал то же самое.
— Ладно, значит, чтобы никто ничего не увидел, верно? — Догадалась я, почувствовав, как в комнате внезапно похолодало, и не потому, что больше она не наполнялась солнечным светом.
Он повернулся, и его подбородок качнулся вниз.
Затем он посмотрел на открытую столовую и кухню, которые насыщались энергией из гостиной, и двинулся туда.
Я последовала за ним.
Под (белым) обеденным столом лежал бирюзовый коврик.
Это было хорошо.
Но на кухне по всем стенам была огромная блестящая белая плитка. Совершенно белые столешницы. Хотя с одной стороны были белые шкафы, с другой — черные, и еще под стойкой находился темно-зеленый шкафчик с желтым отливом, чтобы добавить некоторый контраст. Перила лестницы, ведущей к задней двери, были белыми, но сама дверь — черной.
И бамбуковые шторы, никаких занавесок.
Пол был выложен изразцовой черно-белой керамической плиткой, а светильники — золотые.
И темно-зеленый шкафчик с желтым отливом под стойкой, сейчас казался мне смотрелся по-мужски.
Как мужчины относятся к белому?
Вообще-то?
Когда Мо закрыл жалюзи в столовой и на кухне, я поняла, что ему наплевать на искусственные полы или на мою широкую, но неглубокую деревянную вазу с фруктами и на то, была ли эта ваза женской или больше похожей на мужскую.
Благодаря его заботе, все пространство теперь погрузилось в темноту, поэтому я щелкнула выключателем.
И ему было наплевать на мои золотые светильники.
Он снова посмотрел на меня.
— Пока все это происходит, ты можешь спокойно есть и пить, все что хочешь, — предложила я и открыла дверцу холодильника (белый СМЕГ, черт возьми, СМЕГ определенно девчачий, не так ли?). — Ты прикрываешь мою задницу, mi casa — это определенно su casa, — его взгляд скользнул внутрь холодильника, и на его лице отразилось открытое одобрение, которое я не могла не увидеть, прежде чем он посмотрел на меня. (Итальянский бренд SMEG производит кухонную технику премиум-класса. – прим. пер.)
Значит, он тоже был сторонником здоровой пищи.
И, возможно, он одобрил мою навязчивую идею, выстраивания в линию и аккуратное размещение (возможно, у меня было обсессивно-компульсивное расстройство) использование подходящих контейнеров для хранения продуктов.
Если он одобрил то, это было бы хорошо.
Я имею в виду, что внутри мой холодильник выглядел как реклама в магазине, продающим контейнеры для хранения продуктов.
И тут до меня дошло, что он почти ничего не говорит.
Но он определенно каким-то образом общался.
И это стало еще более заметно, когда он перевел свой взгляд на фойе.
Он закончил на кухне, пора было двигаться дальше.
Но я не двинулась дальше.
— Я люблю свет, люблю светлое пространство.
— Жалюзи закрыты, — объявил он.
Его голос был очень глубоким. Не грубым и не гладким.
В самый раз.
Черт!
— Я хочу сказать, что мне нравятся яркие пространства, так что это объясняет все белое, — пояснила я ему.
Ему было совершенно наплевать на мое все белое.
Его внимание снова переключилось на фойе.
— И я аккуратная, — поделилась я еще одной мыслью.
Он посмотрел на меня.
Затем сразу же перевел взгляд опять на фойе.
Ладно.
Пора двигаться дальше.
И я двинулась.
И повела его по недлинному фойе к лестнице, ведущей в кабинет и телевизионную комнату с другой стороны дома (еще больше жалюзи закрылось).
После этого я повела его вверх по лестнице в комнату для гостей, ванную и мою комнату с шестом, где я занималась хореографией своих танцев (ему было наплевать на шторы в комнате для гостей, но в комнате с шестом все шторы были закрыты).
Затем мы вошли в кабинет.
Я очень гордилась своим домом. Я купила его сама, переделала (ну, наняла кое-кого, кто сделал дизайн). Я украсила свой дом. И все в одиночку. Без помощи. Без мужчины.
Маленькая стриптизерша, которая смогла.
А дизайнер был шедевром.
Двухскатные наклонные потолки верхнего этажа в стиле Тюдоров. Окна с ромбовидными стеклами, у которых стояло кресло у окна. Стеллажи вокруг всего этого заполнены моими любимыми книгами (да, стриптизерши читают) и стереосистемой. Освещение. Мебель из прохладного ротанга и коврики. Кремовые тона диванов и постельного белья, все это смешалось с теплыми оранжевыми нотками на подушках, потому что я любила оранжевый.
У Мо не было никакого мнения об оранжевом или о том, что я много читаю.
Мо оценил тот факт, что на моих высоких, но узких окнах (всех четырех с двумя квадратными сверху) не было жалюзи, и его губы сжались.
— В ванной матовые окна, — услужливо поделилась я. — В гардеробной нет окон.
Кровать стояла у задней стены.
Он повернулся и посмотрел на меня сверху вниз.
— Не подходить к окнам и к диванам.
Моя спальня была огромной. У меня была огромная гостиная по причинам, которые были в основном эстетическими, если только мои племянники не были здесь, возясь, что обычно происходило именно в гостиной, то они начинали бегать, как только входили в мой дом, потому что это сводило с ума Джет, а мои мальчики и я любили сводить с ума мою старшую сестру.
Два дивана стояли друг против друга с журнальным столиком, сделанным целиком из стекла.
Если я была в настроении, это давало мне возможность отдохнуть и почитать.
Это навело Мо на дурные мысли.
— Я много читаю, Мо, и…
— Не у окна. Никаких диванов. Или мы повесим простыню, пока все это не закончится.
Я сжала губы и пососала их между зубами.
Простыня полностью испортила бы мой интерьер.
— И ты никогда не будешь ходить по этой комнате без одежды, — продолжал он.
Я разжала губы и кивнула.
— Даже в нижнем белье, — добавил он.
Что, мне показалось, немного странным, учитывая мою профессию.
— Я зарабатываю на жизнь стриптизом, Мо, и…
— Даже в нижнем белье.
Тогда ладно.
Я кивнула.
— Я сплю на диване. — И он наклонил голову в сторону дивана.
Хм…
Что?
— У меня есть комната для гостей, — заметила я.
— Я сплю здесь на диване.
— А кто-нибудь из других парней Хоука…
— Только я.
Хорошо.
Постойте.
Что?
— Ты не хочешь... пойти на компромисс или что-то в этом роде? — Спросила я.
Он отрицательно качнул головой.
Один раз.
Но у меня были сомнения.
— Ну, э-э... не хочу говорить тебе по поводу твоей работы, но... это что, так обычно делается?
— Абсолютно.
Да?
Я, не скрывая, показала свое удивление, потому что после моего вопроса, Молчаливый Мужчина выдал мне больше слов.
— Военные. Ты проходишь с кем-то подготовку. Ты спишь с кем-то. Дышишь их воздухом весь день, каждый день, они становятся что-то значить для тебя. Можешь ненавидеть их до глубины души, но все равно возникает связь. Они заодно с тобой. Они — семья. Это может быть мужчины... и женщины… кто может броситься вперед, чтобы спасти жизнь. Но есть большая разница между инстинктом и кем-то в опасности. Зная, что твое время может закончиться в любой момент. И видеть, как граната падает к твоим ногам. А потом броситься на нее, зная, что у каждого мужчины, стоящего рядом с тобой, такая же мысль — сделать то же самое, потому что одному, возможно, придется умереть, но эта связь настолько сильна, что ты умрешь, чтобы другим сохранить жизнь.
— Если будет такая необходимость, ты бросишься на гранату ради меня? — Прошептала я.
— Мне нужно, чтобы ты поверила, что я брошусь на гранату ради тебя.
Я поверила. Я имею в виду, на нем были солдатские штаны-карго. И пистолет.
И я могла ему поверить, даже если он будет спать в комнате для гостей или возьмет отгул на полдня.
— Я доверяю тебе, Мо, — пообещала я.
— Вы понятия не имеете, что означает слово «доверие», Мисс МакАлистер.
— Лотти.
На этот раз он вздернул подбородок.
— Значит, тебе придется спать со мной в одной комнате? — Спросила я.
— Да, — ответил он.
— Но ты будешь спать.
— Мне нужно, чтобы выспаться четыре часа, мэм. И от сна до боевой готовности мне требуется две целых пять десятых секунды. Я не знаю в данный момент, сколько времени мне потребуется, чтобы спуститься в холл и спасть в гостевой спальне, если вы столкнетесь с угрозой. Я просто знаю, что это займет больше, чем две целых пять десятых секунды.
Две целых и пять десятых секунды.
Точно.
— Ты засекал время? — Поинтересовалась я, веря и не веря.
— Ага.
Ого!
— А когда ты будешь принимать душ?
— Я не буду терять времени, принимая душ. Это займет меньше пяти минут. Так что я приму душ с тобой в ванной комнате и запру дверь или приму душ, пока ты будешь танцевать, и Смити приставит к тебе своих людей. Если я пойму, что клуб чист. Если нет, я приму душ с тобой в ванной комнате. Если ты отметешь мое предложение, то предложишь сама на свой выбор.