— Не знал — зачем устроил этот спектакль? Надрались бы, как обычно, погорланили песни…

— После прошлогоднего волания песен у троих жительниц Потерянных Подков случился нервных срыв и одна поседела. За ночь.

— Самогон не очень был, — поморщилась девица. — А за моральный и физический ущерб я требую семьдесят процентов от заработка.

— Вообще охамела? — удивился наглости соучастницы магистр. — Пятьдесят пять максимум!

— Да счас же, у меня боевое ранение, — продемонстрировала она подсыхающую и затягивающуюся на глазах рану. — Шестьдесят пять, ни медяком меньше. Иначе завтра же лишу тебя ежегодной премии.

— Змея ты, а не волк, — продолжал торговаться не хуже базарной торговки Дорк. — От твоего ранения до утра и шрама не останется… Шестьдесят и не наглей.

Девица фыркнула, задумалась и всё же кивнула:

— Ладно. Но пьём за твой счет. И только попробуй опять купить ту бормотуху у старой клячи Тэй, — и уже после этого повернулась в нашу сторону, полыхнув жёлтым светом волчьих глаз. — О! Какие нынче хорошенькие птенчики в Академии Магии и Ведовства перышки взращивают. Самогон пьём?!

— Ну… — замялся Ревель, видимо переживая из-за схватки с женщиной.

— Пьют все, кроме этой малолетней пигалицы, — мотнул головой в мою сторону куратор. — Хотя… Бирм, ты в пьянке буйная?

— Да вроде не очень… — растерянно сказала я.

— Тогда она пьёт тоже. Всё, идём уже. А то мне эти болота в печёнках сидят. Каждый год одно и то же. Лучше бы на тасаверийские острова сбежала…

— Кто сбежала? — спросил шёпотом Алек.

— Совесть его, — поджала я губы, следуя за куратором и волкодлаком в простыне.

Как оказалось, за теми кустами, из которых выскочила Салин, змеилась узкая, но хорошо натоптанная тропинка, врезаясь в стену сгустившегося тумана, качавшегося в свете бледной луны. Эта тропа петляла, как пьяный заяц, но не обрывалась, ее не заливало, что просто несказанно нас радовало. После прогулок по Проклятым болотам, я даже настолько хорошей дороге была удивлена и все время готовилась к какой-то гадости.

Но нет. Все так нормальненько было…

В какой-то момент Салин скрылась в густых зарослях камыша и через минуту вышла оттуда уже одета и готова к предстоящей гулянке.

Но жаловаться на жизнь не перестала.

Оказывается, я и не знала, какая у наемников жизнь тяжелая. И торговец нынче пошел не тот. Все норовит если не задаром попользовать бедных искателей удачи, так хоть сделать это с наименьшими для себя потерями. И долги нынче выбивают с помощью недипломированных менталистов. И куда эти полуслепые древние мумии в магистрате смотрят? Таким, как Салин скоро и на кусок плесневелого хлеба не заработать.

Я припомнила этих самых мумий магистрата и поняла, что мне совершенно плевать, куда они там смотрят, лишь бы не на меня.

Ее монолог никто не прерывал, но никто толком и не поддерживал, кроме Дорка.

Где-то через минут двадцать ее причитаний, тропа постепенно начала превращаться в дорогу, а после врезалась в широкий тракт. Ночью, к счастью, абсолютно пустой. Иначе наша компанийка, как пить дать, обеспечила бы неосторожному путнику сердечный приступ. Здесь мы уже могли идти не друг за дружкой, а как нам было удобно.

И совсем скоро послышался разноголосый вой под жалобное треньканье какого-то струнного инструмента, взрывы хохота и прочие признаки хорошей гулянки. А совсем скоро и заведение, на вывеске которого развалилась грудастая женщина с кружкой пива в руке и одним прищуренным глазом. Под теткой была подпись «Поющая сирена» и вход, а шаге от которого шатался, вцепившись рукой в стену, мужичок. С какого боку прижалась сирена к болотам — было совершенно не понятно. Хотя…

В общем, картина привычная и ничем не удивляющая.

Салин взбежала по деревянным ступенькам, толкнула мужика, от чего тот тут же кувыркнулся через перила, шмякнулся о землю и смачно, но не очень разборчиво, выругался. Оборотница на это не отреагировала ровным счетом никак и рывком открыла дверь.

Треньканья, завывания, перегар и запах прокисшей капусты прямо-таки обрушился на нашу компанию. Я даже присела от неожиданности.

— Что, Шустрая, отвыкла уже? — тут же прокомментировал мои маневры Ревель, еще не простивший мне попойку «У Рохаса», по случаю окончания первого учебного года.

— Да что ты, драгоценный мой? Это я просто настраиваюсь, чтобы всех вас обставить и занять лучшее место, — хмыкнула я, обогнув Кислого и рвонув к двери.

— И кто последний — первую не закусывает.

— Что-то мне подсказывает, что здесь особо-то и нечем, — проворчал, потянув носом и поморщившись, Алек.

— Поверь, Хворс, — успокоил его куратор. — после того, как ты отведаешь местного самогона — будешь готов дровами загрызать.

***

Внутреннее убранство «Поющей сирены» не слишком то отличалось от ее близкого родственника из Квартала Семи Висельников «У Рохаса».

Такие же давно немытые столы и лавки, деревянная стойка за которой стоял мужик с распухшим красным носом и огромной серьгой-кольцом в левом ухе. За его спиной просто к стене был приколочен видавший виды штурвал, на котором не хватало пары-тройки ручек. Между столов сновали две худенькие девушки, возраст которых так сразу определить не получилось бы и у хорошего целителя. Ну и контингент здесь был тот еще… Небритые пропитые рожи постоянных клиентов и откровенно бандитские физиономии проезжих. Изучающие взгляды катал и призывно-оценивающие — старательно изображающих вожделение дешевых шлюх.

В общем, не впечатлило меня это место совершенно. Как впрочем, и не напугало. И похуже видела.

А вот Мастер Меча не стал скрывать своего возмущения, но кто ж его слушать будет?

Салин прошла по, битком набитому залу, выбрала самый более-менее чистый стол, за которым кто-то спал, тюкнувшись в столешницу лбом. И, подцепив его пальцем за шиворот, сбросила просто на застеленный сухой, но уже сильно потоптанной осокой, пол. Мужик на это только всхрапнул и устроился поудобней, подложив кулак по щеку.

— Что-то мне идея с попойкой уже не очень нравится, — засомневался Алек.

— Правда, а я думал, что все в восторге и только мне противно даже дышать в этом заведении, — тут же вставил свой медяк Ревель.

— Я вас не держу, — пожал плечами до противного невозмутимый куратор, занимая место рядом с наемницей. — В добрый обратный путь. И скажете там ведьмам, чтобы приготовили мне на утро зелье от похмелья. Только, пожалуйста, так чтобы такая Рыжая и жутко злющая дамочка не слышала.

— Что до сих пор не оставляешь надежды затащить Талвию в Храм? — оскалилась в улыбке Салин, цапнув за руку бегущую мимо и запыхавшуюся девушку.

— Я всегда отличался постоянством в своих привычках, — тут же ответил Дорк.

— Ну, да. Так, милая, — обратилась она уже к официантке. — Нам бутыль той настойки на волчьей ягоде, что Хурум прячет в подвале. Печеные куриные крылья, картошку, тушеную капусту с грибами, огурцы, помидоры, булки… — и повернувшись к нам, спросила. — Квас или пиво? Хотя что это я — давай по кувшину и того и другого.

— Смотрю на тебя, Салин, и понимаю, что в некоторых случаях все же лучше с оборотнями дела не иметь. Твоих аппетитов хватит, чтобы небольшой остров в Тассаверии год прожил безбедно. А если сэкономить, то и того дольше, — восторгался наглостью наемницы Дорк. — Что же в прошлый раз, когда угощала ты, таких желаний не проявляла?

— Зато ты, помниться, не стеснялся…

О, Единый! Кажется, мы попали между молотом и наковальней.

***

Спустя полбутылки настойки, три песни и два десятка куриных крылышек, я уже едва могла говорить.

И даже не потому, что самогон дядьки Хурума бил в голову не хуже контрабандного виски Рохаса, а потому что так орала о приключениях «Веселой вдовушки Мараши», известных во всех Объединенных Королевствах, что сорвала горло и теперь могла разве что подкаркивать и хлопать в ладоши, задавая ритм. Хотя моей немощности почти никто и не заметил. Салин, чуть подвывая, выводила разухабистую песню о Девице, что слишком долго ждала моряка из-за Белых морей. И, похоже, именно этот шедевр был самым популярным в «Поющей сирене» потому, что только спящий и вдрызг пьяный не подхватил задорный мотив. Даже хозяин трактира пританцовывал и постукивал широкой ладонью о стойку.