Похоже, он надеялся, что я испугалась и буду молчать.

— У него есть шанс, — произнесла я, радуясь, что он передумал меня бить, поскольку голова у меня уже и так раскалывалась от предыдущего удара. — Небольшой, но вполне реальный. Руку он потеряет, тут я ничего поделать не смогу. Но я попытаюсь спасти его жизнь. Я не верю, что он хочет смерти. Он просил меня ему помочь. Позволь мне хотя бы попытаться.

— Почему?

— А почему нет?

— Потому что… проклятие, женщина, у меня нет ни времени, ни желания спорить с тобой! Я не знаю ни откуда ты пришла, ни куда шла, и мне совершенно не интересно ни то ни другое. Ты только мешаешь и создаешь неудобства. Здесь не место для женщин.

— Поверь мне, я здесь не по своей воле. Но теперь, раз уж твои люди притащили меня сюда, дай мне хотя бы попробовать. Я покажу тебе, на что способна. Семь-восемь дней… достаточно, чтобы как следует заняться этим человеком и дать ему достойный шанс. Вот все о чем я прошу.

Я увидела на лице Альбатроса явное удивление. И правда, теперь я полностью противоречила своим прежним словам. Возможно, я делала глупость. На лице у Пса расцветала надежда, остальные смотрели в стену, на руки, в пол, куда угодно, только не на своего вождя. Кто-то позади меня тоненько присвистнул, будто говоря: "Ну и ну!".

Человек-ворон несколько мгновений стоял неподвижно и, прищурившись, разглядывал, а после убрал нож обратно в ножны.

— Семь дней, — повторил он. — Думаешь, этого достаточно?

Я слышала тяжелое дыхание кузнеца и циничные нотки в тоне вопроса.

— Надо отрезать руку, — сказала я. — Прямо сейчас, сегодня. С этим мне понадобится помощь. Я могу рассказать, как это сделать, но у меня не хватит силы пилить кость.

После этого я им сама займусь. Десять дней, конечно, было бы лучше.

— Шесть дней, — произнес он спокойно. — Через шесть дней нам надо двигаться. Задерживаться мы не можем, нас ждут в другом месте, туда еще надо добраться. Если Эван не сможет к этому времени нас сопровождать, мы оставим его в лесу.

— Ты требуешь невозможного, — прошептала я. — И знаешь это.

— Ты хотела испытания. Вот твое испытание. Теперь, прости великодушно, но нам надо работать. Ты, Альбатрос, и ты, — он кивнул Псу. — Раз уж ваше безумие приволокло ее сюда, можете ей помогать. Достаньте, что она попросит, делайте, что она скажет. А все остальные… — Он обвел глазами мужчин, и они тут же смолкли. — Женщина — неприкосновенна. Думаю, вам не надо об этом напоминать. Кто ее тронет, вряд ли сможет назавтра поднять оружие. Она будет жить здесь, а снаружи постоянно будет стоять часовой. Если замечу хоть тень нарушения, вы об этом жестоко пожалеете.

Я старалась казаться спокойной, но внутри вся закаменела от страха. Я, девушка, мечтавшая тихо жить дома и собирать свои травы… Более всего на свете любившая вечером после ужина рассказывать и слушать истории в кругу семьи… Сейчас стану объяснять безжалостным незнакомцам, как правильно отрезать руку у умирающего и прижечь культю раскаленным железом? Я, дочь хозяев Семиводья, стою одна в логове Крашеного и его банды беспощадных убийц (ясно же, что это как раз те самые бандиты, о которых рассказывал Эамон!) и торгуюсь с мужчиной, который… как там говорили? Выполняет свою работу без гордости и верности? Теперь я была не вполне уверена, что это правильное описание. Мне казалось, что, наоборот, присутствует и то, и другое, правда, возможно, в ключе, непонятном Эамону. Этот человек был, вне всякого сомнения, исключительно неприятен. Но почему он согласился с моим предложением, раз был так уверен, что я заблуждаюсь?

Я обдумывала это и одновременно приказывала Псу разжечь костер прямо у выхода из пещеры, дать ему прогореть, поддерживать жар и накалить на нем кинжал. Докрасна, если выйдет. Альбатрос собирал прочие нужные материалы. Особенно меня интересовали небольшая чашка теплой воды и очень острый нож с зубчатым лезвием. Змей принес еще светильников и расставил их вокруг пещеры. Я в это время сидела рядом с кузнецом… с Эваном, и пыталась поговорить с ним. Он то приходил в сознание, то снова уплывал, то бредил, то вдруг, очнувшись, смотрел на меня со смесью надежды и ужаса. В эти краткие моменты ясности, я пыталась объяснить ему, что с ним произойдет.

—…твою руку сохранить не удастся… чтобы спасти тебе жизнь, руку необходимо отрезать… я усыплю тебя так глубоко, как смогу, но ты, скорее всего, все же почувствуешь боль. Некоторое время тебе будет очень плохо. Попытайся не двигаться. Верь мне. Я знаю, что делаю…

Неясно, понял ли он меня, поверил ли. Я сама не очень-то себе верила. Снаружи раздавался размеренный шум хорошо организованной работы: кто-то ухаживал за лошадьми, лязгали ведра, кто-то точил оружие. Разговаривали мало.

— Мы готовы, — доложил Альбатрос.

С самого дна сумки я достала маленькую губку и опустила ее в чашку — ненадолго. Альбатрос потянул носом.

— Этот запах возвращает меня в детство. Напоминает зелья моей матери. Сильная штука. Тутовник, белена, сок хмеля и мандрагора? Ну, и где же такая славная девушка могла узнать рецепт подобного варева? Оно скорее убьет парня, чем вылечит, уж это точно.

— Вот поэтому-то нам и нужен уксус, — ответила я, как-то по-новому взглянув на Альбатроса. У мужчины без прошлого, оказывается, есть мать? — Губку смочили в отваре и высушили. В дороге это очень удобно. Так ты кое-что в этом понимаешь, да?

— Я почти все забыл. Это женская работа.

— Возможно, тебе стоит все вспомнить. Для мужчин, подвергающих себя такому риску, у вас, похоже, слишком мало средств для лечения.

— Нас трудно ранить, — вмешался Пес. — Мы — лучшие. В основном, нам удается уйти невредимыми. Это был чистой воды несчастный случай.

— Он сам виноват, — согласился Альбатрос. — И, кстати, ты ведь слышала командира. Мы разбираемся с такими вещами очень быстро. Обуза нам не нужна.

Я поежилась.

— И вы это уже делали? Резали чью-нибудь глотку вместо того, чтобы попытаться спасти человека?

Пес прищурил на меня свои желтые глаза.

— Ты из другого мира. Ты не поймешь. Раз ты ранен так, что не можешь делать свою работу, среди нас тебе нет места. А уйти некуда. Командир прав. Спроси любого. Кого угодно. На месте Эвана каждый из нас умолял бы о ноже.

Я обдумывала это, пока заставляла кузнеца проглотить несколько капель из губки.

— В этом нет никакого смысла, — сказала я. — Возможно, это часть ваших законов. Но тогда почему же вы пытаетесь спасти этому парню жизнь, невзирая на все приказы командира? Почему бы просто не прикончить его, как он хотел?

Похоже, отвечать им не хотелось. Я сжала губку в ладони, и в рот Эвана вылилось еще немного наркотического зелья. Глаза его закрылись. И тут Альбатрос вполголоса заговорил: