Невозможно полить из шланга все газоны, а солнце иссушало траву. Славное лето. Погода способствовала быстрому созреванию фруктов и овощей: теплицы ломились от помидоров; ветви яблонь и груш свисали до земли, отягощенные плодами; собрали огромный урожай клубники, крыжовника, малины, черной смородины; в погребе полки были заполнены вареньями и джемами, и в доме они уже неделями ежедневно ели собственные фрукты, не считая, как само собой разумеющееся, ежедневный завтрак из трех блюд и обед из четырех.
Иногда, когда они сидели и наедались досыта, ему трудно было не думать о Фелберне и жителях поселка; и вот она только что сказал, что им не придется там голодать. Сможет ли она понять их? Уживется ли она здесь?
Но там, наверху, она довольно хорошо уживалась с отцом и, кроме того, с Маркусом и Леной Леви. Маркус находил ее очень забавной, а Лена говорила, что она красивая, а их дочь Дорис прямо-таки влюбилась в нее любовью школьницы. Странно, но лишь в кухонных делах дома она не преуспела; и, разумеется, в коттедже, так как она питала антипатию к Дэвиду и Хейзл, особенно к Дэвиду. Было бы лучше, полагал Джо, если бы она ненавидела всех их, включая его отца, но любила Дэвида.
По-прежнему стоя спиной к Элен, он заговорил теперь о Дэвиде, жестко произнеся:
– Дэвид получил от меня разрешение передавать излишки овощей и фруктов шахтерам. Я тебе говорил об этом раньше; и ты не имеешь право нарушать этот порядок.
Джо почувствовал, что Элен теперь встала, и мог представить выражение ее лица по тембру голоса.
– А я тебе говорила, что не согласна с этим, по крайней мере не в таких количествах и не этому Игану, который, скорее всего, пойдет продаст их и пропьет выручку.
Теперь, повернувшись к ней лицом, он почти выкрикнул ей громким голосом:
– К твоему сведению, Дэн Иган не пьет. Тебе это может показаться странным, но он – высокоморальный человек. Он получил большие полномочия и использует их в интересах дела. Все, что Дэн Иган получает из моего сада, доставляется в клуб и там распределяется.
– Тебе нужно было быть шахтером.
– Возможно, и нужно.
– Тот джентльмен из железнодорожного вагона был прав: ты одного класса, а принадлежишь другому.
– Осторожней, Элли; я не хочу с тобой ругаться.
– Мне кажется, мы больше ничем и не занимаемся все эти недели. Ты осаживаешь меня на каждом повороте. Ты должен позволить мне занять подобающее место в этом доме. Твой отец уважает мои желания больше, чем ты: ты никогда бы не разрешил мне изменить девочке имя, а он разрешил; он вник в ситуацию. Он не раболепствует перед кухней; с сожалением констатирую, что у тебя отсутствует умение правильно оценивать конкретные вещи и свою роль в обществе, и ты не разбираешься в людях. Ты никогда не отдавал должное моему уму. Ты встретил меня на танцах у Поли Роулстон и видел во мне веселую, коротко подстриженную танцовщицу чарльстона, которой достает ума, чтобы рассказывать занимательные истории, бренчать на фортепьяно, лопотать в ресторанах по-французски и…
– Замолчи сейчас же, Элли; ты заходишь слишком далеко!
– Видишь, когда я касаюсь какой-нибудь важной темы, например, своей способности мыслить, ты говоришь, чтобы я замолчала, что захожу слишком далеко. Я понимаю, что мужчины в поселке и в городе по-прежнему обращаются с женами как с рабынями; они, кажется, не замечают, что женщины имеют голос. Существует одна жизнь для хозяина дома, которая включает в себя свободу поступать по своему усмотрению и идти куда заблагорассудится, и другая жизнь – для его жены, долг которой состоит в воспитании дюжины детей, как в доме Игана, приготовлении еды и рабском труде на благо своего господина и хозяина.
Элен неожиданно остановилась, и ее лицо вытянулось от удивления, когда Джо отвернулся от нее, закинул назад голову и захохотал. Он положил руки на изголовье кушетки и оперся на нее.
Элен выкрикнула ему:
– Рада, что развлекаю тебя, хотя сама не вижу ничего смешного в том, что сказала.
– Не видишь? – Он протер пальцем глаза, затем подошел к ней и, нежно взяв ее за плечи, встряхнул ее со словами: – Замечательно, отлично: ты – за них, по крайней мере за женщин; ты – на их стороне.
Она холодно смотрела на него несколько секунд, прежде чем ответить:
– Ты неверно истолковал мои слова; ты видишь вещи такими, какими тебе хочется. Я лишь констатировала социальный фактор. Для твоего сведения, я их презираю за то, что у них не хватает ума изменить свой образ жизни. Женщины должны знать, что их ожидает, прежде чем выходить замуж за таких мужчин.
Его руки медленно соскользнули с ее плеч, все признаки смеха и веселья сошли с лица, хотя голос оставался ровным и обычным, когда он спросил ее:
– Ты, должно быть, никогда не вышла бы замуж за бедного человека, Элли?
Вопрос вызвал прилив румянца к ее бледной коже. На какое-то мгновение она вроде бы растерялась, не зная, как отреагировать, и у нее перехватило дыхание, прежде чем она сказала:
– Я… я вышла за тебя замуж не ради денег. И кстати, ты не богат в обычном понимании этого слова.
– Не богат в обычном понимании этого слова… Я не богат, но, выражаясь твоими словами, довольно зажиточный, чтобы раздавать фрукты и овощи из сада. На будущее, Элли, я буду просить тебя не вмешиваться в работу Дэвида; то, что извне, – не твоя епархия.
На ее лице и раньше отражалось крайнее разочарование, но теперь на нем отобразился неприкрытый гнев, когда она закричала ему:
– Дэвид! Дэвид! Меня тошнит от имени этого человека; он лишь стравливает нас между собой. Почему ты не отделаешься от него? Любой другой бы отделался. Если слуга, да к тому же цветной, действует на нервы жене, муж отделывается от него. А как поступаешь ты? Ты принимаешь его сторону при каждом повороте. Кто он такой, раз ты так с ним считаешься? Я знаю, что делать! – Она развернулась и схватилась за ручку двери, еще не договорив. – Пойду наверх и повидаюсь с твоим отцом. Как ты говорил, он остается хозяином этого дома и примет мою сторону, как он сделал это в отношении девочки. Посмотрим, можно ли предпочитать мне мистера Дэвида Брукса!
Она была слишком потрясена, чтобы хотя бы протестовать, когда почувствовала, что ее несут, наполовину волокут по комнате и швыряют на кушетку. Затем он стоял над ней, свирепо глядя ей в лицо, и его губы дорожали, когда он говорил:
– Никогда не смей подниматься наверх и просить об увольнении Дэвида; и не смей больше упоминать его имя. Слышишь? – Когда Джо схватил ее за платье, ее рука сжала его запястье, и мгновение она со страхом взирала на него, широко раскрыв глаза и нервно облизывая губы. Ее лицо вытянулось еще больше от шока и удивления, когда он продолжил: – Мой отец много лет страдал от одной женщины – моей матери. И на этом этапе его жизни, принимая во внимание состояние его здоровья, я не позволю, чтобы ты или кто-то еще беспокоил его. Он… он любит Дэвида, как… как и все мы. Если ты пойдешь к нему и будешь говорить о его увольнении, то это… – Он сделал движение кадыком, сглотнув слюну, затем на мгновение закрыл глаза, после чего отпустил ее, распрямился и после долгой паузы, в течение которой они смотрели друг на друга, тихо сказал «извини». Затем отвернулся от нее и поспешно вышел из комнаты, а Элен продолжала лежать и смотреть на дверь…
В ванной он обдал лицо холодной водой, а теперь, стоя на лестничной клетке третьего этажа, приглаживал обеими руками мокрые волосы, прежде чем открыть дверь и войти в комнату отца.
Майк как раз выходил из своей мастерской. Его спина слегка согнулась, и он двигался медленно, шаркающей походкой. Он достиг стоящего у окна кресла, прежде чем заговорить; затем, повернув в сторону голову, тихо спросил:
– Из-за чего все это?
– Что ты имеешь в виду?
– Ох, мальчик, – его тон был резким, – я же не глухой. Не забывай, что твои комнаты прямо подо мной. – Он указал своим деформированным пальцем в направлении пола.
– Мы не сошлись во мнениях.
– Чертовская недомолвка? Что произошло между вами? – Вопросы был заданы спокойно и озабоченно.