– О чём ты думаешь? – спросила рыжеволосая.

Пожимаю плечами.

– Не знаю. Здесь роится слишком много мыслей, – я указал на свою голову, после объяснив: – У меня куча проблем.

Скрестив ноги, Эви улыбнулась мне.

– Объясни. Я буду наблюдать за тем, как ты говоришь.

– Ладно.

Я вздохнул. Она хочет, чтобы я говорил. Кроме доктора Беннет и, иногда, Ала, я не делился ни с кем своими чувствами. Для меня очевидно, о чём просит Эви. Чувствую тяжесть в груди, от того, что она узнает мои тайны, но, по правде, сейчас мысль потерять её пугает меня больше. Я знаю, чего она ждёт.

Вдохнув, медленно выдыхаю.

Вау. Ладно. Ты можешь сделать это, Колт…

– Ну, начнём с моего отца. Ещё с тех времён, когда я был Генеральным прокурором, он руководит кампанией, – объяснил я, не уверенный, что это именно то, что Эви хотела услышать. Но мне нужно начать с чего-то.

Рыжеволосая внимательно наблюдает, словно действительно заинтересована. Она не похожа на других женщин, с которыми я ходил на свидания. Мы с Кэсси были достаточно долго вместе, для того, чтобы я мог заявить – они с ней полные противоположности.

– Ну, на самом деле, он управляет моей жизнью ещё с тех пор, как я был маленьким мальчиком, – хохотнул я, подумав о том, что Эви не слышит меня. – Мне повезло, что он был у меня, после того, как мама ушла, – продолжил я, удивлённый своей готовностью упомянуть женщину, что родила меня.

Это было из-за того, что Эви была хорошей матерью? Не уверен. Я чувствовал всё то дерьмо, но позволил словам литься из меня. Ради неё.

– Он тот, кто воспитывал меня. Отец был партнёром в юридической фирме и хотел пойти в политику. У него были планы на счёт того, чтобы однажды баллотироваться на пост президента, но, после того, как ему пришлось единолично выполнять обязанности родителя – всё изменилось... Папа посвятил мне свою жизнь. Отправлял в лучшие школы. Всё что у меня было и есть – благодаря ему, – объяснил я, словно вновь вернувшись в те времена.

Я чувствовал, словно восхвалял свою жизнь перед этой женщиной, и это было не очень-то и хорошо.

– Тебе повезло, что он был рядом, – произнесла Эви, глядя мне в глаза.

Я вздохнул:

– Ага, старик так же научил меня, как снимать цыпочек. Он настоящий дамский угодник. После того, как мама нас бросила, он никогда не заводил серьёзных отношений с другой женщиной. – Подумав о прошлом, я усмехнулся. – Мы хорошо провели время. Всё начало меняться, как только я окончил Гарвардскую школу права.

– Как?

Эви смотрела на меня с такой искренностью, что что-то внутри меня дрогнуло, и дело не только в том, что я Губернатор. Для большинства других женщин, с которыми я встречался, мой статус и взгляды были лишь дополнительным бонусом. Что касается Эви, я чувствую, что она хочет узнать настоящего меня. Не многие знают меня с этой стороны. Даже мой отец не в курсе, чем я живу. Или, возможно, в курсе, но ему просто плевать.

– Должно быть, сейчас я очень утомил тебя.

Взяв ладонь Эви в свою, я потёр большим пальцем нежную кожу её руки, нуждаясь даже в самом маленьком прикосновении к ней.

– Нет, мне интересно. Пожалуйста, продолжай, – настояла девушка.

– Когда я закончил Гарвард, папа стал одержим идеей, чтобы однажды я баллотировался на пост Президента. Каждый мой шаг был рассчитан на это. Я работал окружным прокурором, и он видел в этом возможность для должности Генерального прокурора. Сначала я колебался, но это так много значило для него, что я просто не мог отказаться. Не после того, как он воспитал меня, дав всё возможное. Поста Генерального прокурора было недостаточно, потому мы направились в правительство – и вот он я.

Улыбнувшись, я почувствовал, что это больше похоже на гримасу.

– Типичный американский аристократ, – сказала Эви, подчёркивая явную разницу между ней и мной. Она возводила стену. С моей же помощью отдаляла нас друг от друга.

– Несомненно, – подмигнул я. – Теперь он хочет видеть меня на посту Президента, но я подумываю о том, чтобы выйти из игры. По правде говоря, я хочу нормальной жизни. Возможно, вернусь в окружные прокуроры. Мне нравится право. Я просто хотел быть по правильную сторону закона.

– И всё же ты прокладываешь свой путь к президентству, – усмехнулась оппонентка.

Я привык к её голосу. К тому, как она говорит. Но, поскольку Эви упомянула, что это не так-то и легко – я начал волноваться. Мне нравится разговаривать с ней, но это… То, что мы сейчас делаем – тяжело для неё.

– Это то, что я делаю? – спросил я, не уверенный, что хочу отвечать на её утверждение.

Держа девичью ладонь в своей, я продолжил поглаживать пальцем её нежную кожу. Девушка лениво, словно засыпая, посмотрела на меня.

– Спасибо, что выслушала.

Наклонившись к Эви, я оставил нежный поцелуй на её щеке. Понимаю, что сказал «слушать», но это не беспокоит её или, по крайней мере, она не подловила меня на этом.

– Мне нравится наблюдать за тем, как ты говоришь. Возможно, даже слишком нравится, – призналась оппонентка, сжав вместе свои указательный и большой пальцы.

– Спасибо, – я сжал её руку. Не думаю, что раньше у меня был такой личный разговор с женщиной, и всё же, с ней это казалось естественным. – Могу я спросить тебя кое о чём?

– Конечно.

– Как ты потеряла слух? – спрашиваю, надеясь, что не слишком любопытствую, даже несмотря на то, что обнажил перед ней душу.

Мне просто кажется необходимым узнать это, потому что она, очевидно, может открыться. Интересно, куда это приведёт? Думаю, я просто пытаюсь понять её.

– Осложнение гриппа. Это должен был быть обыкновенный вирус, но я подхватила бактериальную инфекцию, которая привела к глухоте. Не уверена, с чем это связано, но папа умер от осложнения гриппа, когда мне было два. Он просто заболел однажды, а потом его сердце остановилось. По крайней мере, это то, что я помню по рассказам мамы, – сказала Эви, и я увидел печаль в её глазах.

Это задело что-то внутри меня, вот только не уверен что. Что-то в её истории кажется знакомым, но, опять же, может это просто касается бросившей её матери.

– Значит, твоя мама была рядом, когда ты заболела? – спросил я. Но после сразу почувствовал острое желание извиниться. – Мне жаль. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не настолько пронырлив.

Эви прикусила губу.

– Это не подходящая тема для беседы, но, думаю, тебе любопытно, потому что твоя мама ушла. Я не против поделиться.

– Спасибо, – вздохнул я, услышав её слова.

Каким-то образом, я вижу схожесть в нашем прошлом.

– Мама воспитывала меня в одиночку. У нас было не так много денег. Папа был не богат, и сбережений, как таковых, не оставил после себя. Было тяжело, и когда я оглохла, думаю, это стало для неё последней точкой. Однажды мама просто отвезла меня к дому дедушки Джеку. Сказала, что вернётся через пару часов. Она собиралась на собеседование в магазин одежды. Но так и не вернулась.

Эви попыталась скрыть свою боль за улыбкой, но это было очевидно. Девушку выдало то, как опустились кончики её губ. Забавно, что от некоторых вещей, сколько бы времени не прошло, вам просто никогда не удастся избавиться. Эта боль, что тёмной прорвой зияет в её глазах… Она кажется такой знакомой, такой саднящей.

– Дерьмо, Эви. Мне жаль, что твоё детство было нелёгким.

– Это так, – хихикнула она. – Тебя, мальчишку, растил отец. А меня, маленькую девочку – старик. Рядом со мной не было женщины, чтобы объяснить азы. Потом, в старшей школе, я встретила Джейка – его мама была добра ко мне. До сих пор добра. Она научила меня тому, чему не смог дедушка Джек. В нашем детстве мы не были богаты. Но у нас были мы – и этого достаточно, – сказала она, и чувство удовлетворения омыло её черты.

И я осознал, что не чувствовал того же. Не чувствовал удовлетворения. Не чувствовал, что в моей жизни было достаточно этого. Кажется, словно меня обворовали, и после десятилетия терапии, я всё ещё не понимаю природу этого.