Это была проблема.

Выйдя из метро, она поняла, что ее звук на телефоне выключен. У нее было восемь сообщений: пять от Корки, их продавца, двое от Руби и одно от Йони, которая отправилась в неотложный медицинский отпуск, когда ее тайная беременность пошла плохо, и ее перевели на постельный режим.

Лора решила позвонить Йони, пока шла.

— Ты звонила?

— Мне нужны мои прогнозы.

— Йони, не нуди. Ты получишь их после покупки.

— Позвольте мне кое−что прояснить, девочка. — Её голос звучал резко, это означало, что она искренне заботиться, но иногда нравоучения навевали тоску. Лора смирилась с таким отношением. Хотя бы потому, что почасовая ставка Йони была лучшей из всех предложенных. — Ты говоришь так, как будто раньше никогда не видела календарь. Шерстяной креп, на которой ты настаивала для линии «Upstate» должен быть спряден в Китае, оправлен на ткацкую фабрику в Италию и окрашен в Северной Каролине. Ты, конечно, все это и сама можешь сделать, но это займет месяцы, особенно если мы не поторопимся. Если мы не закажем полотно раньше, ткацкие станки не будут запускать ради одной твоей ткани. Это означает, что даже если мы закажем сто или сто тысяч ярдов, станки будут заняты другими клиентами, и они не смогут переоборудовать их. Поэтому мне нужно зарезервировать время в трех разных местах. А для этого мне важно знать, будем мы заказывать тысячу ярдов и работу на неделю или сто на один день. Понимаешь?

— Как мы можем заказать ткань, если покупатели еще не сформировали заказ на покупку на следующий месяц?

— Прогнозы, Лора. Проснись. Мне нужны прогнозы к пятнице. И, кстати, китайцы не будут прясть менее пятисот ярдов, или возьмут еще дополнительно двадцать процентов. Все! Больше я не хочу разговаривать на эту тему! — Йони повесила трубку.

Лора мысленно поставила галочку «никогда не беременеть», но потом вспомнила, что Йони всегда была такой.

Она начала слушать первые сообщения Корки, а затем остановилась. Лора не хотела нанимать менеджера по продажам, поскольку Андре, глава отдела продаж Джереми, изготавливал подделки и был убийцей, и даже без этого он был настоящим мудаком даже в самый хороший день. И Корки не мог быть другим. Она и Руби знали его со времен Парсонса, где он учился на мерчандайзинге, и, как известно, развлекал студенческую толпу у «Валерии» рассказами о его кошке. Руби поддерживала с ним контакт и вытащила его из глубокой финансовой ямы, в которую он угодил после последнего кризиса, поэтому он согласился на не самую престижную работу в «Портняжном Сэндвиче». Несмотря на то, что у них смехотворно маленький демонстрационный зал и персонал, который мог поместиться вокруг обеденного стола, Корки появлялся каждый день на работе с видом, как будто он был главой продаж в «Donna Karan».

Лора вошла в крошечный задний коридор, который вел в их демонстрационный зал, и увидела Корки, прислонившегося к узкому минималистичному столу, на котором стояли цветы и конфеты. И ароматическая свеча, как напоминание о богемной жизни.

Глядя на Корки, Лора непроизвольно вспомнила об Андре — после показов Андре, хотя и неохотно, просто выкидывал в мусор пустые коробки из-под пончиков и сумки−переноски из Старбакса, а Корки оставил все как есть.

Он разговаривал с кем−то по телефону, в этом в принципе и состояла его работа. Но разговаривал так громко, что было слышно даже в начале коридора.

— О, милая, он был просто огонь. Тот парень. Полностью неприступный.

Она знала, что он говорит о Джереми. Корки не скрывал своей страсти. Она могла понять его симпатии, но такое неприкрытое обожание. Когда Корки замолкал, были слышны щелкающие удары о воздух, как будто кто−то обмахивался веером. Лора и Руби могли позволить себе делать только по одному образцу модели, поэтому одежда, которую модели одевали на показ, на которую наступали, растягивали, также была их демонстрационными образцами, и когда она вошла в салон, Корки размахивал куском шерстяным креп, который и довел Йони до сердечного приступа.

Остальная часть комнаты, которая была не больше, чем однокомнатная квартира в Манхэттене, была оборудована большим столиком посредине, сеткой из проволоки, на которую вешалась одежда на одной стене, и шкафом у стены напротив. Две другие стенки были построены настолько быстро, что они боялись на них что−либо вешать, — вдруг стены упадут в выставочный зал Сент−Джеймса. Корки повесил готовые образцы на сетку. Все выглядело не так. Он выбрал большую рубашку с драпировкой и скомбинировал её с широкими гофрированными штанами. Красный соединил с красным. Умопомрачительная безвкусица. И взял аксессуары с шоу и включил их в свою презентацию, обещавшую гораздо больше, чем могли себе позволить сестры «Портняжного сэндвича».

Корки заметил Лору и прижал свои руки к щекам девушки.

— Боже, ты как печка. — А затем в телефон. — Увидимся позже, дорогая. Сообщите мне, что ты будешь на обед. — Он повесил трубку и повернулся к Лоре. — «Barneys Co» придут сюда через пятнадцать минут. И я клянусь, если я положу кусочек сырой курицы на стол, она будет приготовлена к их приходу. Он снял свою вельветовую куртку и повесил ее на стул, взмахнув руками. — Как себя чувствует немецкая сука?

— Думаю, у неё передозировка. — Лора поменяла красную куртку на коричневую, а красную кожаную куртку положила на свое место.

Корки фыркнул. Он повесил платье «Westchester» с черной перелиной в виде плавника.

— Она не употребляла, когда работала. Я видел, как она вышла из кабины туалета перед шоу. Она шла прямо в семисантиметровых каблуках.

— Может её слишком сильно рвало, и тело решило, что достаточно.

Корки пожал плечами.

— Где Руби? — Руби и он вновь стали лучшими друзьями, как это было в колледже.

— Она приедет, когда закончит.

— Она в порядке? Сегодня утром она казалась больной. Она беременна?

— Она не беременна.

— Может, стоит отменить наши встречи?

Сперва Лора подумала, что Корки вновь захотелось посплетничать, но на самом деле ему было важно присутствие Руби именно на деловой встрече. Она умела очаровывать покупателей. Руби могла сказать такие слова, как «сказочный» и «великолепный», и «О, это слишком мило!» без иронии, в то время как Лора все время сочилась тошнотворным ехидством и самокритикой.

— Ей просто нужно закончить с полицейскими.

Позади девушки раздался противный вопль. Это было похоже на визг, или писк, или звук сломанной автомобильной сигнализации. И это был звук Дебби Хейворт.

— Лора Карнеги! Я не могу в это поверить!

Лора улыбнулась и с трудом сглотнула. Дебби училась в Парсонсе с ней и Руби, и, конечно же, Руби увела у Дебби парня.

— Я знал, что вы, ребята, сделаете это! — за Дебби следовали две девушки с прекрасными волосами и большими черными маслянистыми глазами и блокнотами на спиралях. В комнате внезапно на тысячу градусов жарче. Дебби поцеловала Корки. — О, Боже мой, и ты тоже здесь! Как в старые времена.

— Ты отлично выглядишь. — Лора почувствовала, что все радужные мечты летят к чертям. — Ты здесь, от «Barneys», наверное?

— Представляю корпорацию. Я делаю любого молодого дизайнера продаваемым, и я так счастлива, что могу поддержать тебя и Руби. Это моя мечта помочь людям, с которыми я училась, тем, кто мне нравился. Но расскажите, откуда вы взяли такое название? Я имею в виду, что обычно названия появляются из словарей. — Она скользнула в кресло, и помощники последовали её примеру, открыв свои блокноты, как студенты−юристы, в первый день занятий.

— Мой друг придумал «Портняжные». Мы решили, что соединим его с «сэндвичем». Звучит и изыскано, и непритязательно.

— Да. — Дебби посмотрела на девочку с блокнотом слева и сморщила нос. — Это так узнаваемо. Ты так не думаешь, Тэмми?

— В смысле? — спросила девушка −блокнот слева.

Лора улыбнулась.

— Ну, я думаю, вы пришли посмотреть на коллекцию?

Корки планировал продать партию, затем мерчандайзинг, и на закуску сплетни с шоу. Однажды он сделал презентацию для Лоры и так заинтересовал её рассказом о тканях и как их сочетать, что она забыла, что здесь она дизайнер, а не он. Он был хорош, но только с покупателями, который хотели слушать его рассказы.

— Боже мой, что случилось в конце шоу? — проскрипела Дебби.

Лора и Корки взглянули друг на друга. Они не придумали, что отвечать. Идиоты. Солгать они не могли; какова бы ни была истина, завтра все всплывет в утренних газетах. И тему сменить уже не могли. Все уже было шито белыми нитками. Свести рассказ о последнем вечернем событии к минимуму деталей тоже не могли, потому что нагнали драматизма.

Лора понятия не имела, что собирался делать её агент по продажам, но она решила, что лучше всего самой руководить этим процессом.

— Томасина Вэнт растянулась на полу в ванной.

— Ой, мой Бог. Передозировка?

— Здесь так жарко, — сказал Корки. — Уже запарился. — Он оттянул ворот рубашки.

— Мы не знаем, что случилось, — сказала Лора. Это была правда, и Лора надеялась, что она подтвердится. — Хуже всего было торчать в ванной с Ровеной, односложной девчонкой.

Корки положил платье «Westchester» на стол.

— Попробуй на ощупь.

Дебби потрогала платье, проверив швы и отделку.

— Где Руби?

Когда Лора увидела Дебби, она несказанно обрадовалась, что Руби вышла из офиса. Шесть лет назад, во время финального дефиле на выпускном экзамене, Дебби совершила роковую ошибку. Она оставила своего бойфренда наедине с Руби на нескольких минут.

История была, конечно, не более запутанной, но ненамного сложней нынешней ситуации. Выпускным экзаменом в Парсоне был показ на подиуме, который, как они ожидали, будет готовиться в течение всего года. У каждого из них был куратор или фирма, возглавляемая крупным дизайнером, плюс некоторые преподаватели и работники факультета. У Руби был Марк Джейкобс, а у Лоры был Барри Тилден. Оказалось, что педагогический комитет изменил учебный план, чтобы на подиум мог выставиться каждый студент. А их наставники сообщили все, как всегда, в последнюю минуту. Таким образом, в их группе из тридцати человек в ночь перед показом никто не спал. Пожалуй, кроме Руби. Кроились наряды, пришивались пуговицы и молнии. Большинство из них научились в школе красиво рисовать, а вот шили как мясники на скотобойне. Но в четвертый год от них потребовали, чтобы они прострочили каждый шов лично, и если швейная машина оставила зацепки на вашей атласной тафте, то, лучше было бы выяснить, как это исправить, потому что судьи не просто смотрели на моделей, демонстрирующих одежду, но и проверяли красоту стежков.