Вечером того же воскресенья лидеры «партии святош» поздравляют себя с новой раздачей политических карт, отмечая будущее повышение по службе и ссылку врагов.

На следующий день, в понедельник 11 ноября, в 11 часов в Люксембургском дворце Мария Медичи проводит у себя совещание со старшим сыном. Король предупредил ее о визите кардинала; но, ненавидя министра и надеясь навязать Людовику XIII свои политические взгляды, королева-мать приказала закрыть Ришелье доступ к ней в апартаменты. К несчастью для нее и к счастью для ее врага, она забыла запереть прямой проход из часовни в свои покои.

Король и его мать погружены в спор, когда дверь внезапно отворяется. Слышится знакомый голос:

— Ваши Величества говорили обо мне?

Задвижку на двери часовни можно было бы сравнить с носом Клеопатры, так как ее существование, несомненно, изменило ход истории. Об этом свидетельствуют два антагониста. Ришелье позднее заявит, что Господь помог ему «с незапертой дверью»; а вдова Генриха IV скажет: «Если бы я не забыла запереть задвижку, кардинал бы погиб». Эта фраза поражает своим редким и запоздалым юмором, но верна ли она? Последующее позволяет в этом усомниться.

Продолжение истории очень просто. Королеву-мать охватывает такая ярость и разочарование, что она теряет хладнокровие и контроль над своими словами. Кардинал не может ответить на адресованные ему оскорбления. Кроме того, он умен и догадывается, что, устраивая подобный спектакль, мать Людовика XIII сама роет себе могилу. Король ошеломлен, но сохраняет здравомыслие, «раздраженный придворной сценой, в которой мать заставляет его выбирать между ней и слугой»: он приказывает кардиналу удалиться (потом он передаст ему просьбу присоединиться к нему в Версале тем же вечером) и прерывает встречу. Возможно, Ришелье, не зная о решении своего господина, серьезно подумывает удалиться в одно из своих аббатств; считается также, что его друг кардинал де Лавалетт советовал ему сохранять полное доверие к монарху.

Однако на протяжении всего дня 11 ноября, учитывая громкие вопли королевы-матери, бегство министра-кардинала с перекошенным лицом и прочие мелкие детали, по городу быстро распространяется слух об опале Ришелье, подогреваемый теми, кто ненавидит Его Высокопреосвященство: хозяйка Люксембургского дворца победила своего сына, кардинал, очевидно, вот-вот получит отставку и будет сослан. «Святоши» торжествуют, упиваясь этими косвенными доказательствами. Что касается кардинала, пока что несосланного и неотставленного, он собирается присоединиться к своему правителю в Версале, не будучи ни в чем уверенным. Он уверится в своем политическом будущем только следующей ночью. Король, осознавая важность предшествующих событий и их последствий, собирает ночной Совет. Речь никоим образом не идет об измене политике «добрых французов», а тем более об отставке Его Высокопреосвященства и возвеличивании вождей «партии святош». Напротив, Людовик XIII, наконец увидевший, на что способна в гневе и ярости его мать, выбирает лагерь своего верного министра.

За сим 12 ноября следует арест хранителя печати и приказ об аресте маршала Марильяка, направленный в Италию на адрес Шомбера; Мария Медичи впадает в немилость (она получит приказ о ссылке 23 февраля 1631 года). Понедельник 11 ноября почти тут же станут называть «Днем одураченных». Это название — плод острословия Гильома Ботрю, графа де Серрана, будущего академика, известного своими меткими фразами.

На следующий день после «Дня одураченных» партия королевы-матери, поначалу пребывавшая в растерянности — в связи с арестами братьев Марильяк, — была полностью разоружена. Мария Медичи, сосланная собственным сыном в Компьен (февраль 1631 г.), бежит в ночь с 18 на 19 июля и пытается укрыться в Испанских Нидерландах, где к ней в августе присоединился ее сын Гастон. Вскоре они на собственном горьком опыте узнают, что ссылка не всегда является наилучшим местом для руководства заговорами. Младший брат Людовика XIII, ненавидящий Ришелье, совершенно позабыл об осторожности и ведет себя вызывающе, убежденный, что его старший брат никоим образом не сможет ему помешать. Тем хуже для тех, кого он собирается утянуть за собой или подтолкнуть к действию!

Первым делом он тайно или почти тайно вступает 3 января 1632 года в Нанси в брак с Маргаритой де Водемон, лотарингской принцессой[96]. Король, кардинал, парламент, епископы будут оспаривать этот союз, который Австрийский дом, Святой престол, Янсений и другие сочтут религиозно законным. Однако настоящая проблема этого брака не духовная или каноническая, а политическая. Согласно французскому праву, ни один член королевской фамилии (особенно наследник) не может вступить в брак без разрешения короля. Дело о признании или отказе от брака Месье будет тянуться, затягиваться… вплоть до королевской грамоты на имя парламента от 5 мая 1643 года, то есть через пять месяцев после смерти Ришелье.

Ожидая исхода дела, Гастон Французский устраивает заговор. 5 апреля 1632 года королевский акт провозглашает королеву-мать и Месье виновными в оскорблении Его Величества. Можно говорить и о предательстве, поскольку все происходит с одобрения и при денежной помощи Оливареса. В промежуток между июнем и сентябрем произойдет восстание в Лангедоке, которое не принесет никакой выгоды герцогу Орлеанскому, но от которого пострадает Монморанси — не безвинный, но внушающий сочувствие.

На самом деле интриги Марии Медичи и злополучные предприятия ее младшего сына помогают министру-кардиналу проводить свою политику подчинения грандов и убеждают его господина соглашаться на нее безо всяких угрызений совести. Особенно если в ней соединяются или пересекаются различные причины, предлоги, суровые обстоятельства. Однако не так легко выбрать между административной чисткой, наказанием заговорщиков, контрударами королевского правосудия и простыми подозрениями.

Король и его первый министр страдают от независимости, а вернее непослушания губернаторов провинций. С 1624 года кардинал только и мечтает привести их к повиновению. Такой случай предоставляется после «Дня одураченных». В 1631 году король, разумеется, руководствуясь советом Ришелье, решительно подчиняет своей власти некоторых из этих злоупотребляющих своим положением вице-королей. В Бургундии герцога де Бельгарда сменяет принц Конде. В Пикардии заменены два лотарингских принца. Людовик XIII благодарит герцога д’Эльбёфа, тут же заменяя его герцогом де Шеврезом. В Экс-ан-Провансе Карл Лотарингский, герцог де Гиз, заменен маршалом де Витри, убийцей Кончини. И, наконец, 16 сентября бывшее вакантным губернаторство Бретани отдается лично сюринтенданту торговли и навигации, министру-кардиналу, что великолепно дополняет многочисленные должности и звания, уже сделавшие его хозяином морей (по крайней мере в пределах королевства).

Но наряду, или лучше будет сказать, помимо провинциальных губернаторов, Франция располагает несколькими вице-королями — вполне уместное слово, — как признанными, так и нет, под предлогом служения народу ограничивающими законную власть главы государства. Таков старый Ледигьер (умер 28 сентября 1626 г.), коннетабль, то есть первый офицер короны, признанный воин — в отличие от де Люиня, — и обращенный протестант. Январским эдиктом 1627 года Людовик XIII благоразумно аннулирует эту старинную должность.

С 1584 года должность генерала-полковника инфантерии, по влиятельности стоящая рядом с самыми крупными должностями короны, занята герцогом д’Эперноном (1554–1642), бывшим миньоном, некогда называвшимся «полукоролем». Теперь он больше не фрондирует, находясь под покровительством своего сына, кардинала де Лавалетта, друга Ришелье.