- Может, гранату? Швырнул в люк, и заходи спокойно.

Мы с акустиком на лодке приблизились к модулю, выключили мотор. Тишина. Уравняли давление в отсеке специальным клапаном (плавали, знаем), повернули задвижку люка. Изнутри пахнуло таким зловонием, что отшатнуло.

- Есть кто живой?

- Показалось или нет?

- Не показалось. Свети.

Меня стошнило. Внутри было месиво растерзанных тел, внутренностей, рваной одежды, лужи крови. Такое можно увидеть только на войне, понял я. Хотя и сам только что прибыл на эту войну. Что-то шевелилось там, слабо стонало.

- Может, пристрелить, чтоб не мучить, а, Ильич?

- Ты сможешь?

- Язык мой дурной. Идём.

Это были самые страшные минуты моей жизни, не могу ни вспоминать, ни рассказывать. Мы привезли на судно три изувеченных тела, только так можно назвать этих несчастных. Ева с белыми глазами помогла занести их в лазарет, потом надолго исчезла. Мари была всё-таки врачом, но держалась не лучше нас всех. До поздней ночи, забыв обо всём, мы промывали, обрабатывали, зашивали и перевязывали наших "гостей". Под утро, выпив водки, все разошлись по каютам. Даже вахту не оставили на дрейфующем судне. Доплавались.

Глава 9.

Морские судьбы.

2013, январь, 31. Атлантический океан.

На ужин сегодня подавали бифштекс, жареную картошку и консервированный салат. Вино. Просто, сытно и вечно, как голод. Обслуживала штатный кок Ева. Мари сейчас было не до этого. Накрыто было на семь персон. Одного, Дюка Вильямса, мы не смогли отстоять. По меньшей мере, перед смертью парнишка увидел Солнце. Со слезами на глазах он смотрел на него до последнего вздоха. Справа от Петра сидит мисс Джейн Николь, оператор ядерного реактора потопленной нами подлодки. Но, ни она, ни старший штурман атомохода Ник Шепард не имеют к нам претензий. Мы к ним тоже. Потому, что их война заканчивалась раньше, чем началась наша. Страшно заканчивалась.

В день минувшего Конца света их ракетоносец следовал из Южной Атлантики в родной Бристоль. В двухстах милях от острова Мадейра они пережили ситуацию, почти аналогичную нашей, на "Дельфине". Сработала автоматика, корабль выбросило на поверхность после прохождения огромной волны. У них была система связи, рассчитанная именно на такой случай. Подводный крейсер оставался в прекрасном состоянии. Как говорил бравый солдат Швейк, всё шло хорошо, пока не вмешался Генеральный штаб. Крысы в штабе потеряли нить событий, уже рвущуюся на куски, тянули драгоценное время, решения не принимались. Затем волна слизала Британские острова, и командир остался один на один с ситуацией, к которой его готовили много лет. Пуски ракет прошли в штатном режиме. Где-то вдали заживо сгорели миллионы людей. Служба, джентльмены.

Атомоход завершил путешествие к родным берегам и убедился, что делать там нечего. За пять суток до встречи с "Европой" он двигался в Бискайском заливе. Чёрный охотник противника (мы с Петром переглянулись) был замечен своевременно. Начался подводный бой. Это сложная и секретная наука. Охотник был подбит торпедой крейсера, но и сам успел дать залп, в котором оказалась торпеда с ЯБ. В переводе – ядерный боеприпас. Ахнуло – мама не горюй. Такие корабли рассчитаны на подобные ситуации, но удар произошёл очень близко. Корпус дал течи, вышли со строя важные механизмы и системы, погибли и были ранены люди. Лишь благодаря героизму и выучке военных моряков, удалось всплыть на поверхность и привести корабль в относительно пригодное состояние. Если бы не это поражение, мы с Петрухой не могли бы и мечтать потопить его нашими мизерными средствами. Командир атомохода был деморализован. Огромный корабль представлял собой ещё грозное опасное оружие, и офицеры приняли решение: громить врага до конца, где бы он ни встретился. Младшие офицеры располагали минимумом информации о происшедшем. У мистера Шепарда хватило ответственности заявить, что пиратство – недостойный моряка Её Величества метод ведения войны на море. Надо искать убежище на суше и спасать экипаж. Противостояние быстро перешло в конфликт, были арестованы и расстреляны несколько офицеров и нижних чинов. Старший помощник Шепард и последовавшие за ним люди решили тайно покинуть корабль, используя спасательный модуль. Их предали. Модуль заблокировали изнутри, но и покинуть корабль он не смог. В день встречи с "Европой" через технологическое отверстие были брошены гранаты. Результат мы с Петей видели. Когда грохотали выстрелы и взрывы, в спасательном отсеке в мучениях умирали беспомощные люди. Затем лодка стала тонуть, модуль каким-то образом освободился и всплыл. Такая вот история про камикадзе Страшного Суда.

Ник Шепард закончил рассказ. Его перевязанная рука без кисти попыталась отсалютовать погибшим товарищам, но лишь дёрнулась на подвеске. У этих двоих было множество ран, Мари извлекла пока не все осколки, но мы уже не боялись за их жизни.

Мы двигались к Гибралтарскому проливу. Шли очень медленно, в спокойную погоду дрейфовали. Все силы уходили на пациентов лазарета. Но кто-то должен нести ходовую вахту, обслуживать механизмы, обед тоже надо готовить. Нас учили старые моряки: есть такое слово - надо. Никто не стонал. Только сегодня все собрались за одним столом и смогли перевести дух.

Хотелось оттянуть момент приближения к опасному проходу из Атлантики в Средиземное море. Там всегда толпились желающие помериться силами, но пополнять кладбище на дне пролива нашими трупами мы не торопились. Требовалось время, необходимое для взаимного истощения сил всех этих чёрных мстителей. Другая опасность – последствия ядерной войны. Наши приборы фиксировали фоновые уровни радиации в открытом океане. Они были далеки от смертельных, но и безопасными их можно было назвать не всегда. Сомнительно, что перенаселённая индустриальная Южная Европа избежала ядерных атак. Там сейчас был ад или то, что приходит после него. Остров Сардиния не представлял собой стратегической цели. Пусть мизерный, но шанс отыскать маленькую Люси, дочку нашей Мари Мейер – существовал. Мы не могли лишить мать права на надежду. Планов высказывалось много, но ни один из них пока не был утверждён. До тех пор, пока товарищи не выздоровеют до состояния если не боевого, то, хотя бы, не беспомощного, о Гибралтаре – молчок.

Запасы топлива и продовольствия убывали. Пресную воду я производил из морской, но её качество было далеко от родниковой. Следовало решать вопрос снабжения. В открытом океане редко встречались суда, оставшиеся на плаву, как благословенная старушка "Мари Роуз". Здесь их губили шторма, оставшиеся фанатики-торпедисты или спасшиеся экипажи других судов. То, что осталось от береговых складов и нефтехранилищ, плавало во всепланетной помойке, бывшей раньше прибрежной полосой. Надо выдвигаться в активные ранее районы судоходства. А там - или принимать соучастие в мародёрстве, или подбирать то, до чего ещё никто не добрался. Спасшихся экипажей должно быть немало. Перед ними встают те же проблемы, что и перед нами. Люди не любят делиться во времена катаклизмов. Пришло время всё назвать своими именами и выработать идеологию. Так учили нас комсомольские вожаки, ставшие затем вождями наших государств и дорулившие миром до сегодняшнего состояния. Поэтому мы плюнули на условности и решили: будь, как будет. Не мы создали эту ситуацию, но за себя будем стоять до конца. Эгоизм, инфантильность? Как пожелаете, но в условиях выживания следовать каким-то правилам непрактично. Беспредел? Мы не намерены этим заниматься, но на таковой ответим ещё большим. Спасибо судьбе, пославшей нам для этого едва ли не лучшее из оставшихся на планете техническое средство. Мы сумеем применить его самым лучшим образом.

Сэр Дарвин был прав. Ибо только естественным отбором можно объяснить тот факт, что на борту "Европы" собрались профессионалы, или люди, очень близкие к морскому ремеслу.

Бездельником на морском судне быть невозможно. Мне пару раз довелось добираться до порта стоянки моего судна в качестве пассажира на чужом борту. Первый день, чего греха таить, отдыхаешь после обильных вчерашних возлияний "по поводу отхода". Второй день наслаждаешься состоянием самого безответственного и незанятого человека на судне: мне за это ничего не будет. На третий день я шёл к "деду" и просил дать работу. Это вам не это - дурака валять, когда все на своих местах и заняты Делом! За неделю такой жизни любой лодырь сошёл бы с ума.